ArticlePDF Available

Указательные местоимения в древнеиранских языках: основные типы употребления и реконструкция праиранской системы

October 2024
Journal of Language Relationship 22(1-2):75 – 105

Authors:

Institute of Linguistics, Russian Academy of Sciences

В статье рассматривается употребление указательных местоимений в древнеиранских языках. В соответствии с дейктической семантикой указательных местоимений определяются границы супплетивных парадигм и серий. Впервые на древнеиранском материале устанавливается соответствие каждой парадигмы местоимений с определенным типом дейксиса. На основе изученных типов употребления в древнеиранских языках, данных других иранских языков, а также в сопоставлении с древнеиндийским реконструируется праиранская система демонстративов.

Content uploaded by Artyom Badeev

Content may be subject to copyright.

Journal of Language Relationship • Вопросы языкового родства • 22/1–2 (2024) • Pp. 75–105 • © А. О. Бадеев, 2024

А. О. Бадеев

НИУ ВШЭ / Институт языкознания РАН, Москва; badeev@iling-ran.ru

Указательные местоимения в древнеиранских языках:

основные типы употребления

и реконструкция праиранской системы 1

В статье рассматривается употребление указательных местоимений в древнеиранских

языках. В соответствии с дейктической семантикой указательных местоимений опре-

деляются границы супплетивных парадигм и серий. Впервые на древнеиранском ма-

териале устанавливается соответствие каждой парадигмы местоимений с определенным

типом дейксиса. На основе изученных типов употребления в древнеиранских языках,

данных других иранских языков, а также в сопоставлении с древнеиндийским реконст-

руируется праиранская система демонстративов.

Ключевые слова: иранские языки; древнеиранские языки; авестийский язык; древнепер-

сидский язык; дейксис; демонстративы; указательные местоимения; праиранский язык.

Настоящая статья представляет собой исследование дейксиса и указательных ме-

стоимений (демонстративов) в древнеиранских языках. В основе своей оно имеет анализ

различных контекстов употребления указательных местоимений в авестийском и древ-

неперсидском языках, а также сопоставление двух текстов авестийской традиции с опо-

рой на представления о дейксисе и демонстративах в лингвистической типологии. Для

достижения этого необходимо: 1) определение супплетивных парадигм местоимений

(также доказательство того, что элементы внутри них кореферентны и принимают зна-

чения, характерные для местоимений данной парадигмы); 2) определение значений,

свойственных для каждой парадигмы; 3) распределение местоимений каждой из пара-

дигм по трем базовым дейктическим значениям — то есть ближнему, среднему и даль-

нему дейксису.

Раздел 1 обозревает две письменные традиции на древнеиранских языках: авестий-

скую и древнеперсидскую, фокусируясь на генетико-диалектологическом статусе аве-

стийского. В разделе 2 приводятся сведения о древнеиранских указательных местоиме-

ниях, почерпнутые из существующих описаний, а также об используемых в работе под-

ходах к дейксису и демонстративах. В разделе 3 приводится реконструкция основ указа-

тельных местоимений в древнеиранских языках, обсуждаются особенности супплети-

визма, приводится пример парадигмы. В подразделах 3.1–3.4 даны примеры употребле-

ния рефлексов этих основ в авестийском и древнеперсидском языках, приводится соот-

ветствие каждой группы местоимений с определенным типом дейксиса, уточняются

сведения об актуальных парадигмах указательных местоимений. Раздел 4 представляет

собой анализ употребления указательных местоимений в двух текстах авестийской тра-

диции, Ардвисур-Яште и Хадохт-Наске. В разделе 5 представлена реконструкция праи-

ранской системы указательных местоимений на основе изученных типов употребления

в древнеиранских языках, данных других иранских языков, а также в сопоставлении с

древнеиндийским. Выводы обозначены в разделе 6. В приложении даны парадигмы для

всех серий указательных местоимений в древнеиранских языках.

1 Исследование осуществлено в рамках Программы фундаментальных исследований НИУ ВШЭ.

А. О. Бадеев

1. Древнеиранские языки. Хронология. Генетико-диалектологический статус

Начало древнеиранской языковой эпохи принято отсчитывать от разделения ин-

доиранской общности на индоарийскую и собственно иранскую ветви (не позднее 2000 г.

до н.э.), конец же соотносится с IV — III вв. до н. э., временем составления последних тек-

стов на древнеперсидском языке (Оранский 1979: 63; Skjaervo 2009: 43). К древнеиран-

ским языкам хронологически можно отнести авестийский, древнеперсидский, мидий-

ский и скифский. До нас дошли древнеперсидские и авестийские тексты, в то время как

сведения о мидийском и скифском языках крайне ограничены и сводятся в первую оче-

редь к ономастике, а также ряду мидийских заимствований в древнеперсидском. В даль-

нейшем речь пойдет об особенностях древнеперсидского и авестийского, так как мидий-

ский и скифский языковой материал не позволяет сделать выводы о системе демонстра-

тивов (указательных местоимений) в этих языках.

Древнеперсидский язык относится к юго-западной группе иранских языков, в то

время как принадлежность авестийского языка к той или иной иранской подгруппе ус-

тановить затруднительно. Это связано с наличием в нем признаков, характерных как для

западноиранских, так и для восточноиранских языков. Сложность заключается также

в том, что авестийский язык делится на два ключевых языковых слоя: староавестийский

и младоавестийский, генетико-диалектологическое соответствие между которыми также

является предметом споров.

В частности, А. Панаино в своей работе высказывает сомнения насчёт того, что ста-

роавестийский и младоавестийский — это две стадии одного того же языка, как некогда

считалось (Panaino 2007). Несомненно, староавестийский диалект в целом более архаи-

чен, а младоавестийский демонстрирует больше инноваций. Однако отдельные элемен-

ты морфологии (парадигм склонений имен, глагольной флексии) в младоавестийском

более архаичны и сходны с теми, что можно наблюдать в древнеиндийском; в староаве-

стийском же, наоборот, в этих местах наблюдаются инновации. Эти изоглоссы позволя-

ют говорить о том, что младоавестийский язык может иметь своим предком некую язы-

ковую форму, близкородственную староавестийскому, но имевшую ряд различий (Pana-

ino 2007: 24). Вместе с тем по данным в первую очередь фонетики, а также морфологии и

синтаксиса подтверждается типологическая близость младоавестийского и древнепер-

сидского языков (в отличие от староавестийского) (Skjaervo 2009: 44).

1.1. Авестийская традиция. Тексты. Диалектология

На староавестийском или диалекте Гат записаны собственно Гаты (Y.28-34, Y.43-51,

Y.53), Ясна Хаптанхаити или «Ясна Семиглавая» (Y.35-41), а также разнообразные цити-

рования, вступительные и завершающие пассажи в Младшей Авесте. Гаты — «Песнопе-

ния» имеют четко выраженную метрику и по мнению многих исследователей являются

проповедями в поэтической форме, созданными самим Заратуштрой. Между текстами

Гат «вложена» Ясна Хаптанхаити, составленная в древнейшей поэтической форме, от-

личной от поэтической формы Гат и имеющей ритмические и риторические параллели

в италийских языках, см. Watkins 1995: 232–240. Тексты Младшей Авесты содержатся в

следующих книгах: Ясна, Висперед, Видевдад, Яшты, Хорде Авеста, и в отдельных фраг-

ментах (Хадохт-наск, Нирангистан и др.). Между младоавестийскими текстами Ясны

также «вложены» Гаты.

Считается, что на староавестийском говорили на востоке Иранского нагорья в сере-

дине — начале II тысячелетия до н.э. (Malandra 1983: 16; Skjaervo 2009: 46; Martínez & de

Указательные местоимения в древнеиранских языках: основные типы употребления и реконструкция праиранской системы

Vaan 2014: 1). Это время приблизительно соответствует времени создания Ригведы, язык

которой сближают по уровню архаичности с диалектом Гат. Тогда же были составлены

в первоначальном виде Гаты и Ясна Хаптанхаити. При этом младоавестийский был раз-

говорным языком в начале — середине I тысячелетия до н.э. В то же время фиксируются

древнеперсидский, мидийский и скифский языки. Предположительно, тогда и создает-

ся канон Авесты в устной форме, а Гаты Заратуштры становятся частью большой Аве-

сты, составленной на младоавестийском языке (Skjaervo 2009: 46).

Таким образом, Авеста передавалась исключительно устно, пока в VI веке н.э. не

был составлен письменный корпус авестийских текстов. Несомненно, существовало не-

сколько школ, передававших Авесту, в том числе и на письме, ср. согдийскую запись

молитвы Ашем Воху в работе Cantera 2022: 222. С записью Авесты в VI веке традиция

устной передачи не была прервана, и разные школы продолжили существовать. И хотя

после исламизации Ирана значительная часть манускриптов была утрачена, синтез уст-

ной и письменной практик сохранил корпус авестийских текстов в том виде, в котором

мы имеем их сегодня, см. Cantera 2022: 223–227. При этом древнейшие сохранившиеся

рукописи Авесты датируются XIII в. Влияния передатчиков и переписчиков, говоривших

на других языках, а также обычные ошибки, накопившиеся за это время, несомненно

присутствуют в священном тексте.

А. Панаино подвергает сомнению единое происхождение авестийской традиции,

приводя определенные историко-культурные аргументы. Во-первых, религиозные идеи,

содержащиеся в текстах Гат — более инновационные, чем отдельные тексты, написан-

ные на младоавестийском языке. Гимны Хаоме и Тиштрии, сказание о Йиме и т. п. яв-

ляются частью более древней устной традиции, восходящей к праиндоиранскому уров-

ню (Panaino 2007: 25). Стоит привести в пример хотя бы Йиму, который, обладая ролью

культурного героя и царя в Младшей Авесте, присутствует также и в индуистском пан-

теоне (Яма), и в религиозных представлениях нуристанцев-кафиров в виде верховного

бога и культурного героя (Имра — Мара — Ямараджа). Несомненно, образ Йимы сло-

жился ещё до распада индоиранской общности, а по мнению отдельных исследователей

пантеон во главе с Йимой — общеарийское наследие в религиозной системе кафиров

(Йеттмар 1986: 121).

Наконец, если между жизнью Заратуштры и возникновением устных текстов на

младоавестийском разница в четыре века, неясно, как зороастрийские жрецы могли так

долго довольствоваться скудными и трудно сопоставимыми между собой староавестий-

скими текстами Гат и Ясны Хаптанхаити (Panaino 2007: 26). Сохранившиеся староаве-

стийские фрагменты представляют, вероятно, лишь самую малую часть той древнейшей

традиции. Действительно, книги Авесты состоят из разнообразных фрагментов, при

этом значительный вклад в это разнообразие вносит та устная традиция, которая легла в

основу Младшей Авесты.

1.2. Древнеперсидская письменная тр адиция

Древнеперсидский представлен одним диалектом — это язык клинописных надписей

ахеменидских царей, создание которых можно датировать относительно четко: 522 —

около 350 гг. до н. э. Преимущественно это надписи Дария I (522 — 486 гг. до н. э.)

и Ксеркса I (486 — 465 гг. до н. э.) (Kent 1950: 6; Skjaervo 2009: 43). Доподлинно неизвестно,

насколько язык клинописных надписей соответствовал разговорному языку как ахеме-

нидской элиты, так и их персоязычных подданных. Та же форма языка, которая впервые

была зафиксирована при Дарии, уже могла быть непонятной для его ближайших пре-

А. О. Бадеев

емников. В поздних надписях фиксируются многочисленные ошибки, расхождения

с нормой текстов VI в. до н. э. (Skjaervo 2009: 47). Язык персов поздней империи Ахеме-

нидов, зафиксированный в надписях, оставленных потомками Ксеркса I, принято назы-

вать поздним древнеперсидским. В них можно усмотреть также перестройку системы

именного склонения, выход из употребления форм имперфекта, отпадение конечных

безударных гласных основы и прочие изменения, характеризующие его переходное со-

стояние по отношению к среднеперсидскому (de Vaan & Lubotsky 2012: 207).

2. Указательные местоимения (демонстративы) в древнеиранских языках.

История изучения. Представления о дейксисе и демонстративах

Изучение древнеиранских указательных местоимений и их дейктических значений

началось с изысканий сравнительно-исторических лингвистов, которые выделяли древ-

неиранские лексемы вместе с их когнатами в других индоевропейских языках, сравнива-

ли их значение и употребление. Реконструируемые праиндоевропейские корни, отра-

женные в указательных местоимениях языков индоевропейской семьи, К. Бругманн

предложил соотносить с четырьмя способами выражения дейктических значений: i c h-

d e ix i s, d u- de i xi s, de r -d e ix i s и je n er - d ei xi s 2 (Brugmann 1904). Эти способы от-

ражают различные виды указания на референта. Так, к ic h - de ix i s относится указание

на область в пространстве, ассоциируемую с говорящим, к d u- de i xi s — на область,

которая понимается говорящим как домен адресата. Тип d e r- d ei x i s понимался как

слабо-дейктическое или анафорическое указание на референта, индифферентное по от-

ношению к положению референта в пространстве. Впоследствии в лингвистической

науке значения типа der-deixis были отнесены к широкому классу эндофорических

значений, не являющихся собственно дейктическими, см. Diessel 1999: 113. Последний

тип, jener-deixis включал указание на удаленный объект, находящийся «по ту сторо-

ну», то есть исключаемый из области как говорящего, так и адресата.

Здесь нельзя не отметить, что изначально дейктические типы применялись для опи-

сания индоевропейских местоименных морфем и прочно ассоциировались с ними, од-

нако уже в более поздних работах им стало придаваться значение языковых универса-

лий: «дейктические слова были бы неспособны передавать данные логические функции,

если бы у них не было с самого начала соответствующих внутренних предпосылок»

(Bühler 1934).

Представлениями о дейксисе как об универсальной категории руководствуется и на-

стоящая работа. В частности, здесь приняты обозначения дейктических значений, осно-

ванные на выводах, сделанных Э. Ландером и Л. Хагеман (Lander & Haegeman 2018). Вы-

деляется три серии указательных местоимений со значениями: 1) б ли зк ий к го в о-

р я ще м у, 2) бл и зк и й к а др ес а ту, 3) у д ал е нн ы й от го во р ящ е го и а др е-

с а та. Для упрощения эти значения именуются также близким, средним и дальним, как

принято в большинстве типологических описаний. Вместе с тем постулируется синкре-

тизм значений (Lander & Haegeman 2018: 123). Это означает, что в одном местоимении

может совмещаться два и более из них. Например, синкретическое местоимение X, ко-

2 Ср. h i c - и i s t ic - d e ix i s вместо i c h - и d u - de i x i s в работе Я. Ваккернагеля (Wackernagel 2010).

Это уточнение требовалось для того, чтобы подчеркнуть: указание производится в отношении некой облас-

ти, соотносимой с одним из локуторов, а не напрямую на говорящего/адресата, как можно было бы пред-

положить, исходя из обозначения, предложенного Бругманом.

торое сочетает значения 1 и 2, указывает на область говорящего и/или адресата в зави-

симости от контекста; а местоимение, которое сочетает все три значения, является ней-

тральным, его употребление не зависит от степени удаленности референта от дейктиче-

ского центра. Иначе говоря, как бы ни было много (или мало) морфологических средств

для выражения удаленности в языке, в строго дейктическом смысле они будут сводиться

к трем базовым значениям или их комбинациям.

В настоящей работе также рассматривается употребление указательных местоиме-

ний в слабо-дейктических или эндофорических контекстах. Под этим объединяющим

названием понимается а н аф о ри че с ко е, д ис ку р с- д ей к т ич ес ко е и р е ко г -

н и ти в но е употребление. Все три употребления рассматриваются как производные от

собственно дейктического или экзофорического употребления и являются связующим

звеном в процессе грамматикализации указательных местоимений (Diessel 1999: 110).

Референт анафорического дейктического местоимения — именная группа, упомянутая в

предыдущем фрагменте текста. Так анафорические указательные местоимения связы-

вают адресата с предыдущим дискурсом. Дискурс-дейксис также отсылает адресата к

предыдущему дискурсу, но с той разницей, что референт дискурс-дейктического указа-

тельного местоимения не упоминается в тексте напрямую. При этом референтом может

быть фрагмент текста, или некая ситуация, которая описывалась ранее, но не называ-

лась. Наконец, рекогнитивное указательное местоимение, наоборот, не отсылает к пре-

дыдущему дискурсу, его референт — новый для дискурса, однако предполагается, что

знание о нем уже есть у адресата. Рекогнитивное употребление маркирует ситуацию, в

которой нарочито активируется это знание адресата (Diessel 1999: 109). К последнему

близко примыкает также о т сл еж и ва ю щи й тип, используемый для того, чтобы

сконцентрировать внимание собеседника на референте (Visser 2020: 105).

Большое внимание уделено древнеиранским, в первую очередь авестийским указа-

тельным местоимениям в «Древнеиранском словаре» Х. Бартоломе и «Учебнике аве-

стийского» Г. Райхельта, ученика Х. Бартоломе (Bartholomae 1904; Reichelt 1909). Для ка-

ждого местоимения приводятся примеры его употребления в различных контекстах,

выделяются его дейктические функции соответственно представлениям о дейксисе в ту

эпоху. Г. Райхельт пользуется терминологией К. Бругмана и соотносит указательные ме-

стоимения авестийского языка с каждым из четырех типов дейксиса (Reichelt 1909:

279-280). В более поздних описаниях не предпринимались попытки уточнить значения

множественных указательных местоимений древнеиранских языков. Сложилась тради-

ция разделять их в грамматиках на три серии: две «ближних» (без строгого разграниче-

ния между ними основ и функций) и одну «дальнюю» (Соколов 1961; Соколов 1979; Ви-

ноградова 2000) или не разделять на серии вовсе (Johnson 1917; Kent 1950; Beekes 1988;

Kellens 1991; Martínez & de Vaan 2014). Таким образом, авестийский и древнеперсидский

дейксис и указательные местоимения не получили должного внимания и нуждаются в

подробном изучении.

Методология настоящей работы включает в себя анализ широкого спектра контек-

стов, в которых употребляются демонстративы древнеиранских языков. Однако в первую

очередь мы считаем необходимым остановиться на их дейктическом употреблении. Как

уже упоминалось ранее, экзофорические значения являются первичными по отноше-

нию эндофорическим — дискурсивным. Орфография авестийских примеров в работе

приведена в соответствии с таковой в базе текстов индоевропейских языков TITUS (The-

saurus Indogermanischer Text- und Sprachmaterialien, https://titus.uni-frankfurt.de/texte/

etcs/iran/airan/avesta/avest.htm). Древнеперсидский языковой материал в статье соответ-

ствует представленному в монографии Schmitt 2009, в которой древнеперсидские клино-

А. О. Бадеев

писные надписи даны на языке оригинала в транскрипции с переводом на немецкий

язык. Перевод примеров основывается преимущественно на значениях, приведенных

в той же монографии, а также в словаре Schmitt 2014.

3. Реконструкция основ указательных местоимений. Типы супплетивизма.

Словоизменение

Указательные местоимения в древнеиранских языках возводятся к следующим

праиранским основам 3 (Эдельман 1990; Dunkel 2014):

1. *a- < и.-е. *e- или *h₁e-.

2. *a- : *i- (< и.-е. *e- : *i-) связаны чередованием, восходящим к праиндоевропейско-

му, ср. реконструированную парадигму и.-е. *h₁e- : *i- в работе Beekes 2011: 229; от этого

корня образованы инновационные основы *ima- (< и.-е. *i-mó- с добавлением форманта

*-m-), также основа женского рода *i- < и.-е. *i-h₂-.

3. *anā < и.-е. *e nó-h₁, образовано при помощи сложения основы указательного ме-

стоимения *e- и дейктической частицы *-no-. Таким же образом образовано др.-инд. ука-

зательное местоимение ближней серии в инстр.п. en / anéna (Kupfer 2002: 49). Связано со

ст.-слав. onъ ‘тот’, лит. añs, anás ‘тот’, тем не менее, степень родства неясна. Реконструк-

ция ст.-слав. и лит. местоимений из и.-е. указательного местоимения *áno- (родственно

упомянутой выше частице), приводимая Г. Дункелем, оспаривается за неимением точ-

ных когнатов в других индоевропейских языках (Dunkel 2014: 55; Peyrot 2017). В древне-

иранских языках встречается только в инстр.п. ед.ч. мужского рода. Это ограничение на

употребление не имеет до сих пор обстоятельного объяснения. Ср., возможно, оконча-

ние тематических основ, а также указательных местоимений др.-инд. ед.ч. инстр.п. -ena,

которое вытесняет старый инструментальный падеж на -ā (Debrunner & Wackernagel

1930: 34, 498). Аналогично в хотаносакском ед.ч. инстр.п. -äna, -ina. Р. Э. Эммерик полага-

ет, что такое развитие в индоиранских языках связано с распространением окончаний n-

склонения на тематическое, ср. х.-с. им.п. tcei’mä : инстр.п. tcei’mäna (ав. čašman-); им.п.

balysä : инстр.п. balysäna (х.-с. balysa-) (Emmerick 1968: 258). Основы *a-, *a-, *i-, *ima-, *anā

образуют супплетивную парадигму в авестийском и древнеперсидском.

4. *ha- : *ta- (< и.-е. *so- : *to-) также связаны чередованием, в результате которого об-

разуют супплетивную парадигму в древнеиранских языках. Традиционно супплетивизм

этих основ сводится к праиндоевропейскому разграничению одушевленности / неоду-

шевленности, активности / неактивности, утраченному в древнеиранских языках (Семе-

реньи 1980: 219; Эдельман 1990: 57). Сходные паттерны супплетивизма свойственны для

основ всех серий указательных местоимений в древнеиранских языках. Они будут рас-

смотрены подробнее в этом же разделе.

5. *aiša- : *aita- происходят из сложения двух и.-е. местоименных основ *e- + *só- (с вну-

тренним сандхи), *e- + *tó-. Аналогично основам *ha-, *ta- они образуют супплетивную

парадигму.

6. *hāu-, *ha- 4 происходят из сложения и.-е. местоименной основы *só- и дейктиче-

ской частицы *u. Рефлексы и.-е. *u встречаются в ряде указательных местоимений сла-

вянских и арийских языков (ср. др.-инд. asaú), где они реализуются как некий дейктиче-

3 Для упрощения парадигмы ниже перечислены основы мужского и среднего родов, основы женского ро-

да синхронно образуются преимущественно тривиально при помощи удлинения конечного гласного основы.

4 Только в староавестийском, иначе предлагается читать как *ha, см. (Martínez & de Vaan 2014: 20).

ский элемент (Мейе 1938: 333). В древнеиранских языках рефлексы *hāu-, *ha- встреча-

ются только в форме именительного падежа единственного числа.

7. *aa- также является результатом сложения и.-е. местоименной основы *e- и дейк-

тической частицы *é (полная ступень от *u), то есть содержит тот же дейктический эле-

мент *u и объединяется в супплетивную парадигму с *hāu-, *ha- в древнеиранских язы-

ках (ср. также ст.-слав. ovъ).

Древнеиранские указательные местоимения демонстрируют сразу несколько типов

супплетивизма. Первый тип является наиболее распространенным и наследуется непо-

средственно из праиндоевропейского. В древнеиранских языках он служит морфологи-

ческим средством для обозначения родовых различий. Для древнеиранских указатель-

ных местоимений, как и для имен, выделяются три рода: мужской, средний и женский.

Категория рода здесь традиционно выражена в основе. Так, основы женского рода отли-

чаются от основ мужского и среднего родов преимущественно удлинением конечного

гласного основы 5: ср. ав. м., ср.р. aēta-, ж.р. aētā-. В то же время основы среднего рода от-

личаются от основ мужского и женского родов отсутствием супплетивной основы в но-

минативе, см. таблицы 1, 2.

Таблица 1. Супплетивизм основ указательных местоимений в младоавестийском языке, ср. Ефимов 1975: 107.

Падеж Мужской род Средний род Женский род

Им. п. aēm ima īm

Вин. п. iməm ima imąm

Им. п. hō, hā

ta hā

Вин. п. təm ta tąm

Им. п. aēša, aēšō

aēta aēšā

Вин. п. aētəm aēta aētąm

Им. п. hāu, aom

auua hāu

Вин. п. aom auua auuąm

Для древнеперсидского сходным образом:

Таблица 2. Супплетивизм основ указательных местоимений в древнеперсидском языке, ср. Brandenstein &

Mayrhoffer 1964: 67–68.

Падеж Мужской род Средний род Женский род

Им. п. iyam ima iyam

Вин. п. imam ima imām

Им. п. hau



ava, avaš-ci hau



Вин. п. avam ava, avaš-ci avām

Основы, выделенные выше полужирным, встречаются только в им.п. ед.ч. мужского

и женского родов, в то время как все остальные позиции в парадигме занимают другие

основы. Поскольку супплетивизм такого типа своими корнями уходит в праиндоевро-

5 В системе гласных авестийского языка ə < *a, ą < *ā перед носовыми согласными, окончание им.п. -ō <

*-ah < *-as.

А. О. Бадеев

пейский, объяснение его следует искать в грамматике этого языка. Вероятно, что праин-

доевропейский был языком типа subject pro-drop, то есть языком, в котором местоимен-

ный субъект в простом предложении опускался (Lehmann 1974: 40). Чтобы заполнить

пустующую позицию местоименного субъекта, привлекалась супплетивная основа. Су-

ществуют анатолийские параллели, которые позволяют предположить, что имена сред-

него рода в праиндоевропейском не могли занимать позицию субъекта переходного гла-

гола, и потому заменялись лексическими синонимами: ср. *wodor ‘вода’ (ср.р.) и *xap-

(h2ep-) ‘(текущая) вода’ (ж.р.); *nebhos ‘(облачное) ‘небо’ (ср.р.) и *dyēu- ‘небо’ (м.р.)

(Yakubovich 2021: 139). Исходя из данных древнеиранских, а также и других индоевро-

пейских языков, можно заключить, что праиндоевропейские местоимения среднего ро-

да образовывали одну падежную форму на месте форм именительного и винительного

падежей в мужском-женском родах, ср. Plank 2016. По-видимому, в среднем роде суще-

ствовала альтернативная стратегия кодирования актантов, в которой субъект непереход-

ного глагола и объект переходного маркировались одним падежом. Ср. местоименные

энклитики хеттского языка, которые могут занимать позиции непереходного субъекта

и переходного объекта, но не допускаются в позиции переходного субъекта (Yakubovich

2021: 137).

В им.п. мн.ч. супплетивные основы, по-видимому, отсутствовали, см. Beekes 2011:

229; Kapović 2017: 86. В древнеиранских языках формы указательных местоимений всех

трех родов во мн.ч. им.-вин.п. образуются от одной основы. Кроме того, во всех падежах

кроме им.-вин. формы среднего рода совпадают с мужским. Таким образом, собственно

формы среднего рода представлены только в им.-вин.п.

В основе второго типа супплетивизма лежит разделение на прямые (им.-вин.) и кос-

венные падежи. В прямых падежах (кроме мужского и женского рода в им.п. ед.ч.)

употребляются ima- основы, в то время как в косвенных — a- основы. Второй тип полно-

стью доминирует во мн.ч. Наконец, третий тип заключается в том, что отдельная форма

встраивается в парадигму в инстр.п. ед.ч. мужского рода. Это ana в парадигме местоиме-

ния aē- / ima- / ī- / a- / ana; также tā в парадигме ha- / ta- / a- (см. таблицы 6, 7 в приложении).

Отсутствие формы ana в парадигме местоимения ha- / ta- / a- при наличии в ней форм от

основы a- служит аргументом в пользу того, что ana является независимой основой и не

может быть воспринята как a- + na окончание инстр.п. Два последних паттерна суппле-

тивизма являются, по-видимому, общей индоиранской инновацией, ср. парадигму

др.-инд. указательного местоимения a- / i- / ena- (Kupfer 2002: 49).

В древнеиранских языках противопоставляются формы единственного, двойствен-

ного и множественного числа. Число выражено флективным способом, при этом для

местоимений характерна флексия, отличная от именной. Ср., например, форманты

*-hm-, *-h- < и.-е. *-sm-, *-s- в склонении основ дательного, отложительного, местного па-

дежей (Эдельман 1990: 59–60; Beekes 2011: 227). Двойственное число имеет наиболее бед-

ную падежную парадигму, что является одной из предпосылок исчезновения данной ка-

тегории в среднеиранский период (Молчанова 1975: 205). Так, в авестийском двойствен-

ное число засвидетельствовано для основ указательных местоимений a-, ima-, ta- в трех

падежных формах (в ед.ч. у указательных местоимений выделяют семь падежей). Указа-

тельные местоимения в древнеперсидском не имеют форм двойственного числа.

3.1. Рефлексы *a-, *a-, *i-, *ima-, *anā

Рефлексы основ *a-, *a-, *i-, *ima-, *anā засвидетельствованы в качестве основ указа-

тельных местоимений в древнеперсидском и авестийском языках. В древнеперсидском

рефлексы *a-, *anā отражены в формах ahyāyā (местный, также родительный-дательный

падежи) и anā (инструментальный-отложительный падежи), рефлексы *i- — в формах

именительного падежа мужского и женского рода. Формы, образованные от *ima-, за-

свидетельствованы для всех остальных падежей. В свою очередь, в авестийском возводи-

мые к основам *a-, *i-, *ima- местоимения закреплены за именительным и винительным

падежами. Рефлексы основы *a- встречаются во всех падежах, кроме именительного и

винительного. Рефлексы *anā встречаются только в инструментальном падеже. Иначе в

диалекте Гат, где рефлексы *ima- не представлены, в отличие от местоимений, образо-

ванных от основ *a-, *a-, *i-, *anā (Beekes 1988: 139).

Многочисленные примеры, где указательные местоимения *a-, *a-, *i-, *ima-, *anā ко-

референтны, то есть разные местоимения отсылают к одному объекту, подтверждают

необходимость объединения этих форм в единую супплетивную парадигму в древне-

персидском и авестийском языках (ср. также объединение рефлексов *ha-, *ta-, *a- в пара-

дигму в подразделе 3.2). Ср. пример (1) из авестийского, где употребление рефлексов *a-,

*ima-, *anā свидетельствует о таковой кореферентности. В качестве референтов видим

zaoϑra- ‘возлияние’ и barəsma- ‘Барсман’. Интересующие нас рефлексы указательных ме-

стоимений и их перевод здесь и в дальнейшем выделены в тексте полужирным.

(1)

ahmiia

zaoϑre imat



barəsma āiiese yešti

D.N.SG.LOC

libation.SG.LOC

D.N.SG.ACC

Baresman.SG.ACC

get.PRS.1SG.MID

worship.INF

(1)

ana barəsmana imam zaoϑrąm āiiese yešti

D.N.SG.INS

Baresman.SG.INS

D.N.SG.ACC

libation.SG.ACC

get.PRS.1SG.MID

worship.INF

‘В этом возлиянии этот Барсман заполучаю поклонением, этим Барсманом это воз-

лияние заполучаю поклонением’ (Y.2.1).

Аналогично в древнеперсидском (2), где в качестве референта указательных место-

мений ahyāyā и

imam видим dipi- ‘надпись’.

(2)

ava ahyāyā dipiyā na nipištam avahya =rādī

na

D.N.SG.NOM

D.F.SG.LOC

inscription.SG.LOC

NEG

write.PPRT.N.SG.NOM

D.N.SG.DAT

=RSN

NEG

(2)

nipištam mā taya haya aparam imām dipim

write.PPRT.N.SG.NOM

NEG

REL.N.SG.NOM

REL.M.SG.NOM

afterward

D.F.SG.ACC

inscription.SG.ACC

(2)

patiprsāti avahyā paru ϑadayāti taya =manā krtam

read.SUBJ.3SG.ACT

D.SG.DAT

much

seem.SUBJ.3SG.ACT

REL.N.SG.NOM

=1SG.GEN

do.PPRT.N.SG.NOM

(2)

na =šim ima vrnavāta duruxtam maniyāta

NEG

=3SG.M.ACC

D.N.SG.ACC

convince.SUBJ.3SG.MID

lie.PPRT.N.SG.NOM

believe.SUBJ.3SG.MID

‘То не было написано в этой надписи; для того (затем) не было написано, чтобы, кто

потом прочтет эту надпись, тому не показалось, что мною сделано слишком много,

чтобы (не получилось так, что) его это не убедит (и он) сочтет, что я солгал’ (DB § 58).

За этой группой указательных местоимений прочно закреплено значение ближнего

дейксиса. В контекстах близости к говорящему, а также в контекстах противопоставле-

ний близкое ≠ далекое употребляются местоимения этой группы. Ср. примеры (3, 4) из

авестийского языка и пример (5) из древнеперсидского. Во всех этих примерах при ука-

зании на удаленные объекты всегда употребляется местоимение ав. auua-, др.-перс. ava-.

Отметим факт противопоставления aē- / ima- / ī- / a- / ana ≠ auua-.

(3)

niuuaēδaiiemi haṇkāraiiemi <…>

aiŋ´hā

˚sca zəmō auuaiŋ´ heca

ašnō

announce.PRS.1SG.ACT

carry out.PRS.1SG.ACT

D.F.SG.GEN

earth.SG.GEN

D.M.SG.GEN heaven.SG.GEN

‘Я возвещаю (и) провожу (эту Ясну) ... для этой земли, для тех небес’ (Y.1.16).

А. О. Бадеев

(4)

upa kuua =ci aiŋ´hā

˚ zəmō <…>

upa auue

upon

where

=EMPH

D.F.SG.GEN

earth.SG.GEN

upon

D.M.PL.NOM

(2)

starō yōi haptōiriṇga

star.PL.NOM

REL.M.PL.NOM

Haptoiringa.PL.NOM

‘Во всяком месте этой земли … где те звезды Хапторинг …’. (Yt.12.22, 28).

(5)

baga vazrka auramazdā haya avam asmānam

god.SG.NOM

great.M.SG.NOM

Ahuramazda.SG.NOM

REL.M.SG.NOM

D.M.SG.ACC

sky.SG.ACC

(2)

adā haya imām būmīm adā

create.IMF.3SG.ACT

REL.M.SG.NOM

D.F.SG.ACC

earth.SG.ACC

create.IMF.3SG.ACT

‘Ахурамазда, великий бог, который создал то небо, который создал эту землю’ (DZc § 1).

Отдельно необходимо отметить употребление указательных местоимений этой се-

рии в перформативных контекстах. Перформативное высказывание предполагает рав-

ноценность высказывания действию. Перформативное высказывание не является строго

дейктическим, его можно отнести к эндофорическому дейксису. Пример такого эндофо-

рического употребления указательного местоимения приводит в своей работе Э. Кёниг:

(6) I hereby promise you never to touch hard drinks again

‘Настоящим я обещаю тебе никогда больше не прикасаться к крепким напиткам’

(König 2020: 38).

В примере (6) указательное местоимение английского языка hereby маркирует пер-

формативный контекст. В таких контекстах в авестийском языке употребляется место-

имение ana; возможно, и другие местоимения ближней серии следует интерпретировать

таким образом (ср. примеры 7, 8). Ср. также перформативные высказывания с указатель-

ными местоимениями в русском языке: Сим я провозглашаю мир!; Это — священные слова.

(7)

ana buii zauuanō.sāsta

D.N.SG.INS

become.OPT.2SG.ACT

invoke.NOM.SG.F

(2)

ana buii huiiaštatara

D.N.SG.INS

become.OPT.2SG.ACT

good praise.PPRT.CMP.NOM.SG.F

‘Да будешь ты сим призванной, да будешь ты сим самой почтенной’ (Yt.5.9).

(8)

imā

˚sə tē haoma gāϑ <…>

D.F.PL.NOM

2SG.GEN

Haoma.SG.VOC

Gatha.PL.NOM

(2)

ime həṇti aršuxδa

vācō

D.M.PL.NOM

COP.PRS.3PL.ACT

straight

spoken.M.PL.NOM

word.PL.NOM

‘Се — твои Гаты, о Хаома ... се — правдивые слова’ (Y.10.18).

Следует упомянуть и об употреблении местоимений, образованных от основы a-

в анафорическом значении, а также производном от него значении личного местоиме-

ния 3-го лица в авестийском. В существующих описаниях упоминается притяжательное

значение форм ед.ч., род.п. м.р. ahe, aiŋhe (Martínez & de Vaan 2014: 72). Помимо этого,

образованное от основы a- местоимение 3-го лица употребляется и в других формах, как

в примере (9). Ср. также примеры (11, 12).

(9)

spəṇta haca

maniiao zaraϑuštra aēšąm

holy.M.SG.ABL

from

spirit.SG.ABL

Zarathustra.SG.VOC

D.M.PL.GEN

(2)

ciϑrəm vahištāa =ca manaŋha

appearance.PL.NOM

best.N.SG.ABL

=CONJ

thought.SG.ABL

О творец! Где пребывают умерших души, Фраваши святые? ‘У святого духа, о Заратуш-

тра, их проявления, у лучшей мысли’ (H.2.40).

3.2. Рефлексы *h a-, *ta-

В древнеперсидском языке непосредственно от основ *ha-, *ta- не образуется указа-

тельных местоимений. Однако от этих же основ образуются путем сложения относи-

тельные местоимения haya- / taya- < и.-е. *só h₂o- / *tó h₂o- (Dunkel 2014: 738). При этом со-

храняется супплетивная парадигма, см. таблицу 3.

Таблица 3. Относительные местоимения древнеперсидского языка им.-вин.п. (Brandenstein & Mayrhoffer

1964: 71).

Падеж Мужской род Средний род Женский род

Им. п. haya taya hayā

Вин. п. tayam taya tayām

В авестийском рефлексы *ha-, *ta- засвидетельствованы в качестве указательных ме-

стоимений. Как в младоавестийском, так и в диалекте Гат они встречаются в формах

именительного, винительного и инструментального падежей (Beekes 1988: 140). Указа-

тельные местоимения ha-, ta- употребляются в авестийском языке в анафорических кон-

текстах, ср. примеры (10, 11). Они также засвидетельствованы в контекстах катафоры, как

в примере (12). Вероятно, следует видеть в примере (12) также дискурсивную (времен-

ную) анафору.

(10)

frōi

=mē tat



nąma framrūiδi

well

=1SG.GEN

D.N.SG.ACC

name.SG.ACC

speak.IMP.2SG.ACT

( )

ašāum ahura mazda

righteous.M.SG.VOC

Ahura.SG.VOC

Mazda.SG.VOC

«Наше имя, о Спитама Заратуштра … оно самое действенное»: ‘Промолви мне это

имя, о праведный Ахура Мазда’ (Yt.1.5).

(11)

tūm tā aēibiiō xšaiiamna

2SG.NOM

D.N.PL.ACC

D.M.PL.DAT

possess.MPRT.NOM.SG.F

( )

nisirinauuāhi

arəduuī sūre anāhite

give over.SUBJ.2SG.ACT

Ardvi.SG.VOC

Sura.SG.VOC

Anahita.SG.VOC

«Девы с чревом бесплодным, жаждущие господина, будут просить у тебя сильного мужа;

женщины, находящиеся на пороге рождения, будут просить у тебя хороших родов»: ‘Ты

все это им, имея, воздашь, о Ардви Сура Анахита!’ (Yt.5.87).

(12)

hā ahmāi ašiš ərənāuui tat



ahmāi

D.F.SG.NOM

D.M.SG.DAT

reward.SG.NOM

get.INJ.3SG.PASS

D.N.SG.NOM

D.M.SG.DAT

( )

jasa āiiaptəm ya =hē puϑrō us.zaiiata

come.INJ.3SG.ACT

boon.SG.NOM

REL.N.SG.NOM

=3SG.GEN

son.SG.NOM

born.INJ.3SG.MID

‘Такая ему награда досталась, такой к нему пришел дар: у него родился сын’ (Y.9.7).

Анафорические указательные местоимения ha-, ta- грамматикализовались также

в значении личного местоимения 3-го лица. Личные местоимения 3-го лица в древне-

иранских языках представлены только в энклитической форме в косвенных падежах,

см. парадигму для авестийского языка (Виноградова 2000: 25). Полная форма личного

местоимения 3-го лица соответствует формам указательных местоимений ha-, ta- как

в примере (13) или форме указательного местоимения a- (в тех падежах, где у ha-, ta- от-

сутствует косвенная форма), как в примерах (11, 12). Таким образом, можно говорить об

А. О. Бадеев

ещё одной супплетивной парадигме анафорического местоимения (= личное местоиме-

ние 3-го лица) ha- / ta- / a-, где формы именительного, винительного и инструментального

падежей местоимений ha-, ta- дополняются формами, образованными от a- в остальных

косвенных падежах, см. таблицу 7 в приложении. Ср. также примеры употребления a- в

подразделе 3.1. О грамматикализации анафорического местоимения в личное место-

имение 3-го лица см. (Diessel 1999: 119–120).

(13)

sraošō ašiiō <…>

hō

Sraosha.SG.NOM

holy.M.SG.NOM

D.M.SG.NOM

( )

vərəϑraja drujəm jaγništō

victorious.M.SG.NOM

Druj.SG.ACC

smashing.SUP.M.SG.NOM

‘Святой Сраоша … он побеждающий, разбивающий Друдж’ (Yt.11.3).

Г. Райхельт указывает на употребление ha-, ta- в контексте ближнего дейксиса, см.

примеры (14, 15) (Reichelt 1909: 283). Действительно, в примере (14) встречается противо-

поставление ha- ≠ hāu. В то же время мы не склонны видеть в этом единичном случае экзо-

форическое употребление hō, так как в тексте присутствует очевидная анафора. В V.22.1

(пример 15) ta nmānəm на первый взгляд употребляется не анафорически, ведь с этого

фрагмента начинается текст. Однако тот же фрагмент V.22.1 повторяется еще в двух мес-

тах в тексте (V.22.8, 22.14), и там уже анафора присутствует — в предыдущих перед эти-

ми двумя стихами видим nmānəm в (V.22.7, 22.13). Значит, V.22.1 (15) — это вырванный из

контекста фрагмент, фактически ставший формулой, которая по недоразумению оказа-

лась на первом месте в тексте.

(14)

hāu =ca aii nar vohu manō

D.SG.NOM

=CONJ

D.M.DU.GEN

man.DU.GEN

good.N.SG.ACC

thought.SG.ACC

( )

jāgərəbuštarō aŋha yō gəuš uruϑβarə

grab.APRT.CMP.SG.NOM

COP.SUBJ.3SG.ACT

REL.M.SG.NOM

cow.SG.GEN

abdomen.SG.ACC

( )

hąm.pāfrāiti yaϑa hāu yō nōi

iϑa hō

fill.SUBJ.3SG.ACT

REL.ADV

D.SG.NOM

REL.M.SG.NOM

NEG

thus

D.M.SG.NOM

( )

aspərənō.mazō upamərətō hāu aspərənō.mazō

worth of Asperena.SG.NOM

almost dead.M.SG.NOM

D.SG.NOM

worth of Asperena.SG.NOM

‘Тот из этих двух человек лучше обретает Воху Мано, кто наполняет живот (мясом)

быка, чем тот, кто не делает этого; он — практически мертв; тот же (выше его на)

величину Асперены’ (V.4.48).

(15)

azəm yō ahurō mazd

1SG.NOM

REL.M.SG.NOM

Ahura.SG.NOM

Mazda.SG.NOM

( )

<…>

yasə tat



nmānəm ākərənəm

REL.M.SG.NOM

D.N.SG.ACC

house.SG.ACC

create.IMF.1SG.ACT

‘Я Ахура Мазда, … сотворил этот дом’ (V.22.1)

Ср. также единичный пример, где ta появляется в контексте указания на объект

близкий к адресату (16). Ср. с примерами (17, 18, 19), где в контексте среднего дейксиса

употребляется указательное местоимение aēša- / aēta-. Нехарактерное употребление тако-

го рода можно объяснить совпадением нескольких контекстов, ведь налицо также при-

мер анафоры. Вероятно, и здесь ta употребляется в анафорическом значении.

(16)

xšaϑrəm ahurāi cinasti

kingdom.SG.ACC

Ahura.SG.DAT

acknowledge.PRS.3SG.ACT

( )

tat



mazda =tauua xšaϑrəm

D.N.SG.NOM

Mazda.SG.VOC

=2SG.GEN

kingdom.N.SG.NOM

‘Он царство Ахуре причисляет: “Это, о Мазда, твое царство!” ’ (Y.19.14).

3.3. Рефлексы * a i š a - , * a i t a -

Рефлексы этих основ засвидетельствованы в полном объеме в авестийском (только

в младоавестийском диалекте), а в древнеперсидском только в форме именительно-

винительного падежа (Schmitt 2014). В диалекте Гат они не встречаются, что, впрочем,

может быть чистой случайностью (Beekes 1988: 139), тогда как в младоавестийском они

встречаются во всех падежах.

В работе (Martínez & de Vaan 2014: 74) высказано предположение о том, что в мла-

доавестийском диалекте формы aēša-, aēta- постепенно вытеснили формы ha-, ta-, от ко-

торых были образованы — ведь последние встречаются только в именительном, вини-

тельном и инструментальном падежах, а формы aēša-, aēta представлены полной пара-

дигмой. Однако в диалекте Гат основы ha-, ta- зафиксированы в тех же трех падежах

(Beekes 1988: 139). Неизвестно, были ли представлены в нем другие формы, однако такое

совпадение наводит на мысль о том, что других падежных форм ha-, ta- могло не быть

вовсе. Когнаты aēša-, aēta- представлены в том числе и в древнеиндийском как esá-, etá-, см.

Mayrhofer 1992: 272. Таким образом, отсутствие их в диалекте Гат говорит скорее об ут-

рате в нем этих основ, а не об инновации в младоавестийском.

В авестийском aēša- / aēta в составе супплетивной парадигмы употребляется в контек-

стах среднего дейксиса, т. е. указания на область, близкую адресату (в том числе психо-

логически). Ср. примеры (17, 18, 19) из трех различных текстов традиции. Указанные

контексты не являются анафорическими, референты aēša- / aēta можно назвать близкими

адресату, значит, указанные контексты являются с большой долей вероятности контек-

стами среднего дейксиса.

(17)

fratarōtaire gātuuō nišāδaiiōiš aēta humata

aēta

eminent.CMP.M.SG.LOC

place.SG.LOC

seat.OPT.2SG.ACT

D.N.SG.INS

good think.PPRT.SG.INS

( )

hūxta aēta huuaršta

D.N.SG.INS

good

say.PPRT.SG.INS

D.N.SG.INS

good do.PPRT.SG.INS

«Сознание праведника говорит душе праведника»: ‘Ты усадил (меня) на более выдаю-

щееся место (твоими) этими добрыми мыслями, этими добрыми словами, этими

добрыми делами’ (H.2.14).

(18)

xvarata narō aētəm miiazdəm yōi =dim

eat.IMP.2PL.ACT

man.PL.VOC

D.M.SG.ACC

Myazda.SG.ACC

REL.M.PL.NOM

=3SG.M.SG.ACC

( )

haŋhāna ašā =ca frərəti =ca

deserve.MPRT.PL.NOM

righteousness.SG.INS

=CONJ

fervor.SG.INS

=CONJ

‘Вкушайте, мужчины, эту Мьязду, кто из вас есть заслужившие её праведностью

и рвением’ (Y.8.2).

(19)

sraošō ašiiō drujim apərəsa <…>

Sraosha.SG.NOM

holy.M.SG.NOM

Druj.SG.ACC

ask.IMF.3SG.ACT

( )

kō =tē aētaēšąm aršnąm paoiriiō

Q.M.SG.NOM

=2SG.GEN

D.M.PL.GEN

man.PL.GEN

first.M.SG.NOM

‘Святой Сраоша у Друдж спросил: «Кто из этих твоих мужчин первый?» ’ (V.18.33).

А. О. Бадеев

В эндофорических контекстах aēša- / aēta- встречается как дейктическое местоимение

предшествующего дискурса — это дискурс-дейктическое употребление (20).

(20)

ka aētahe paiti

varšta šiiaoϑna

Q.N.SG.NOM

D.M.SG.GEN

for perform.PPRT.N.PL.ACC

deed.PL.ACC

( )

ciciϑβ azaēta

know.PF.APRT.M.SG.NOM

counteract.OPT.3SG.MID

Сначала следует описание злодеяния. Затем Заратуштра спрашивает Ахурамазду: ‘Как

совершенные деяния этого (рода) он, знающий (о совершенном), искупит?’ (V.18.68).

Многочисленные повторы aēša- / aēta- в отдельных фрагментах позволяют зафиксиро-

вать также о тс ле ж ив а ющ е е употребление этого местоимения. Если в случае р е-

к о гн и ти в н ог о употребления указательное местоимение встречается в тексте одно-

кратно и вводит референта в дискурс, то отслеживающий тип обозначает употребление

такого местоимения при каждом следующем появлении референта в дискурсе (Visser

2020: 105).

Проиллюстрируем такое употребление примером из текста Зам-Яшта (Yt.19). Со

стиха 19.45 начинается фрагмент текста, посвященный борьбе за Хварно огня и змея.

Здесь первый раз во фрагменте упоминается Хварно (21):

(21)

uγrəm axvarətəm xvarənō

mighty.N.SG.ACC

unseizable.N.SG.ACC

Khvarenah.SG.ACC

( )

mazdaδātəm yazamaide <…>

by Mazda create.PPRT.N.SG.ACC

worship.PRS.1PL.MID

‘Мощное неуловимое Хварно, сотворенное Маздой мы почитаем …’ (Yt.19.45)

Затем следует отступление, после которого нам напоминают, что было такое Хвар-

но. Здесь уже с указательным местоимением aēta- (22):

(22)

aētat



xvarənō haṇgərəfšāne ya axvarətəm

D.N.SG.ACC

Khvarenah.SG.ACC

capture.SUBJ.1SG.MID

REL.N.SG.ACC

unseizable.N.SG.ACC

Так думал огонь Ахура Мазды: ‘Это Хварно неуловимое я захвачу’ (Y.19.47).

Все следующие вхождения xvarənō в этом фрагменте также с указательным место-

имением aēta- (23, 24, 25):

(23)

yezi

aētat



niiāsŋhe ya axvarətəm frā ϑβąm

if D.N.SG.ACC

capture.SUBJ.2SG.MID

REL.N.SG.ACC

unseizable.N.SG.ACC

PVB

2SG.ACC

( )

=paiti apāϑa <…>

=against

put an end.PRS.1SG.ACT

Огонь обращается к змею: ‘Если ты захватишь это (Хварно) неуловимое, я уничтожу

тебя …’ (Yt.19.48)

(24)

aētat



xvarənō haṇgərəfšāne ya axvarətəm

D.N.SG.ACC

Khvarenah.SG.ACC

capture.SUBJ.1SG.MID

REL.N.SG.ACC

unseizable.N.SG.ACC

Тогда уже змей думает: ‘Это Хварно неуловимое я захвачу’ (Yt.19.49)

(25)

aētat



xvarənō frapinuuata auui

zraiiō vouru.kašəm

D.N.SG.NOM

Khvarenah.SG.NOM

fall down.INJ.3SG.MID

into sea.SG.ACC

Vouru Kasha.SG.ACC

И в итоге Хварно не достается ни тому, ни другому: ‘Упало это Хварно в море Вору-

Каша’ (Yt.19.51).

Таким образом, указательное местомение aēta- атрибутивно или субстантивно упот-

ребляется в значении отслеживающего дейксиса в Yt.19.47–51. Различные контексты

употребления указывают на то, что это — не экзофорическое употребление. Отслежи-

вающий дейксис маркирует референта, за которым должно быть закреплено внимание

адресата. В этом фрагменте текста как раз Хварно, переходящее из рук в руки, является

объектом нашего интереса, на что указывает в том числе употребление указательного

местоимения aēta-.

Употребление др.-перс. aita-, когната авестийского aēta-, также связано с отдельным

типом эндофорического дейксиса. В немногочисленных примерах (26, 27) употребление

aita- обусловлено указанием на элемент из предыдущего дискурса, в тексте прямо не на-

званный — это дискурс-дейктическое употребление указательного местоимения. Кон-

текстов, где aita- употреблялось бы в ином значении, нами засвидетельствовано не было.

Так, вероятно, в столь узком употреблении сохранился в древнеперсидском языке реф-

лекс древнеиранского *aita-.

(26)

antar aitā dahyāva taya upari

nipištā ayada

among

D.F.PL.ACC

country.PL.ACC

REL.N.PL.NOM

above

write.PPRT.F.PL.NOM

riot.IMF.3SG.ACT

‘Среди этих стран, описанных выше, (одна) пребывала в волнении’ (XPh § 4).

(27)

mām auramazdā pātu hacā

gastā utā =ma

1SG.ACC

Ahuramazda.SG.NOM

protect.IMP.3SG.ACT

from

evil.SG.ABL

CONJ

=1SG.GEN

( )

viϑam utā imām dahyām aita adam auramazdām

house.SG.ACC

CONJ

D.F.SG.ACC

country.SG.ACC

D.N.SG.ACC

1SG.NOM

Ahuramazda.SG.ACC

( )

jadiyāmi aita =ma auramazdā dadātu

ask.PRS.1SG.ACT

D.N.SG.ACC

=1SG.DAT

Ahuramazda.SG.NOM

give.IMP.3SG.ACT

‘Да защитит Ахурамазда от зла меня и дом мой, и страну эту; это я прошу у Аху-

рамазды; это пусть даст мне Ахурамазда’ (DNa § 5).

3.4. Рефлексы *aa-, *hāu-, *h a-

Местоимения *aa-, *hāu-, *ha- содержат в себе дейктический элемент *u. Как в аве-

стийском, так и в древнеперсидском языке рефлексы *hāu-, *ha встречаются только

в форме именительного падежа мужского — женского родов. Они образуют супплетив-

ную парадигму с рефлексами *aa-. Ср. сходное распределение супплетивных основ

в парадигме aēša- / aēta- в подразделе 3.3.

Типичным экзофорическим употреблением рефлексов этих основ является указание

на объект, удаленный как от говорящего, так и от адресата. В примерах выше (3, 4, 5, 14)

уже освещалось противопоставление рефлексов *aa-, *hāu- местоимениям ближнего

дейксиса. Ср. также пример (28) из авестийского без такого противопоставления, где

референты auua- и hāu — также удаленные объекты.

(28)

anusō zī spitama zaraϑuštra aēša yā

unwillingly

for

Spitama.SG.VOC

Zarathustra.SG.VOC

D.F.SG.NOM

REL.F.SG.NOM

( )

paiti.irista auuat



huuarə ā.tāpaite anusō

pollute.INJ.3SG.MID

D.N.SG.NOM

sun.SG.NOM

shine.PRS.3SG.MID

unwillingly

( )

hāu m anusō auue stārō

D.M.SG.NOM

moon.SG.NOM

unwillingly

D.M.PL.NOM

star.PL.NOM

‘Невольно, ведь, о Спитама Заратуштра, эта [Друдж Насу], которая осквернила, [на

неё] то солнце светит, невольно та луна, невольно те звезды’ (V.9.41).

А. О. Бадеев

Однако дейктическое употребление рефлексов *aa- этим не исчерпывается. В ряде

контекстов как древнеперсидского, так и авестийского языка у *aa- встречается значение

среднего дейксиса, описанное выше на примерах (18, 19, 20) для aēša- / aēta-.

Ср. примеры (30, 31) из авестийского языка. В примере (30) varō ‘Вар’ согласуется с

указательным местоимением auua, когда речь идет об объекте, близком к адресату (то-

му, кто этот Вар приготовил). В том случае, когда говорящим становится готовивший

Вар, употребляется местоимение ima (31).

(30)

aēta =tē jasāni auuaŋhe azəm yō ahurō

D.ADV

=2SG.DAT

come.SUBJ.1SG.ACT

help.SG.DAT

1SG.NOM

REL.M.SG.NOM

Ahura.SG.NOM

( )

mazd auui

auuat



varō uzdātəm

Mazda.SG.NOM

to D.N.SG.ACC

Var.SG.ACC

prepare.PPRT.N.SG.ACC

‘Тогда я, Ахура Мазда, приду на помощь тебе, к этому приготовленному (тобой)

Вару’ (Yt.12.4).

(31)

uruuaϑąm =ci zbaiiemi auui

imat



varō uzdātəm

friend.SG.ACC

=EMPH

invoke.PRS.1SG.ACT

to D.N.SG.ACC

Var.SG.ACC

prepare.PPRT.N.SG.ACC

‘Призываю (его, Рашну) другом к этому приготовленному (мной) Вару’ (Yt.12.5).

В отличие от ряда сходных контекстов для aēša- / aēta-, нам удалось засвидетельство-

вать только один бесспорный контекст среднего дейксиса для auua- в авестийском языке,

в тексте Рашн-Яшта (30). Возможно, тому виной общая скудность контекстов среднего

дейксиса в авестийских текстах. Мы также можем предположить, что за выбором демон-

стратива aēša- / aēta- или auua- в контекстах среднего дейксиса стоят диалектные различия,

причем диалект, выбирающий стратегию auua-, хуже отражен в Авесте. Нельзя исклю-

чать и искажение текста Яшта. Рашн-Яшт почти целиком состоит из повторов ритуаль-

ных формул и плохо сохранился, так что проследить употребление демонстративов в

нем в целом затруднительно.

Сходным образом и в древнеперсидском языке засвидетельствовано употребление

ava- в отношении референта, близкого собеседнику, ср. примеры (32, 33). Более того, не

лишено основания утверждение, что ava- в древнеперсидском — единственное указа-

тельное местоимение для обозначения среднего дейксиса. По крайней мере, так обстоит

дело для тех немногих контекстов обращения к собеседнику, которые отражены в древ-

неперсидском корпусе. Если это так, то руководствуясь теорией синкретизма дейктиче-

ских значений (Lander & Haegeman 2018), возможно постулировать синкретизм значе-

ний среднего и дальнего дейксиса для древнеперсидского языка. Это означает, что, хотя

указательные местоимения в языке и представлены двумя сериями, противопоставлен-

ными по удаленности, употребление местоимения ava- шире, используясь также в кон-

текстах среднего дейксиса.

(32)

utā taya kunavāhi ava =ta

CONJ

REL.N.SG.ACC

make.PRS.2SG.ACT

D.N.SG.ACC

=2SG.DAT

( )

auramazdā ucāram kunatu

Ahuramazda.SG.NOM

successful.N.SG.ACC

make.IMP.3SG.ACT

‘И что ты делаешь, то тебе Ахурамазда пусть сотворит успешным’ (DB § 66).

(33)

avaš =ci āxšnudi taya paratar

ϑanhyāti

D.N.SG.ACC

=EMPH

hear.IMP.2SG.ACT

REL.N.SG.ACC

beyond-that

is-stated.SUBJ.3SG.ACT

‘То услышь, что помимо этого сказано’ (DNb § 11).

Эндофорическое употребление рефлексов *aa-, *hāu- также представлено в текстах

Авесты и надписях ахеменидских царей. Ср. пример (34), где auua- употребляется ката-

форически, при этом катафора выступает здесь также во временном значении. То есть

auua относится к тому референту, который означает некоторое возможное будущее со-

бытие. Ср. примеры из русского языка: *Я прошу об этом, чтобы завтра я мог восславить

Ахурамазду 6 и Я прошу о том, чтобы я завтра мог восславить Ахурамазду.

(34)

auuat



āiiaptəm dazdi =mē ašiš vaŋuhi 7

D.N.SG.NOM

boon.SG.NOM

give.IMP.2SG.ACT

=1SG.GEN

Asha.SG.NOM

good.F.SG.NOM

( )

yā bərəzaiti ya bauuāni aiβi.vanii

REL.F.SG.NOM

grow-high.PRS.3SG.ACT

REL.N.SG.NOM

become.SUBJ.1SG.ACT

victorious.M.SG.NOM

( )

vīspe daēuua māzaniia <…>

pairi.taca pairi.jasa

all.M.PL.ACC Daeva.PL.ACC giant.PL.ACC run-near.INJ.3SG.ACT approach.INJ.3SG.ACT

( )

ašiš vaŋuhi yā bərəzaiti vīṇdā

Asha.SG.NOM

good.F.SG.NOM

REL.F.SG.NOM

grow-high.PRS.3SG.ACT

obtain.INJ.3SG.ACT

( )

təm yānəm Haošiiaŋhō Paraδātō

D.M.SG.ACC

gift.SG.ACC

Haoshyangha.SG.NOM

Paradhata.SG.NOM

‘Такой дар, прошу, дай мне, о Аша высокая, чтобы я стал побеждающим всех дэ-

вов-великанов … Примчалась Аша прекрасная, высокая, и получил тот дар Хаошь-

янха Парадата’ (Yt.17.25–26).

Ср. также анафорическое употребление со значением временной анафоры (35), про-

тивоположное катафоре в примере (34):

(35)

ci auuat



vacō

ās ahura

what.N.SG.NOM

D.N.SG.NOM

word.SG.NOM

COP.INJ.3SG.ACT

Ahura.SG.VOC

( )

mazda ya =mē frāuuaocō

Mazda.SG.VOC

REL.N.ACC.SG

=1SG.DAT

proclaim.INJ.2SG.ACT

‘Что то было за слово, о Ахура Мазда, которое ты мне изрёк? ’ (Y.19.1).

Что касается употребления ha в древнеперсидском языке, оно за исключением не-

скольких примеров субстантивно; ha практически завершило переход из разряда указа-

тельных местоимений в личное местоимение 3-го лица единственного числа, ср. (36).

(36)

utā 1 martiya bābiruviya nadintabara nāma

CONJ

one

man.SG.NOM

Babilonian.SG.NOM

Nadintabaira.SG.NOM

name.SG.ACC

( )

anarahyā puça hau



udapatatā bābira

Aniri.SG.GEN

son.SG.NOM

D.M.SG.NOM

rebel.IMF.3SG.MID

Babilon.SG.LOC

‘И один муж, вавилонянин по имени Надинтабайра, сын Анири; он восстал в Вави-

лоне’ (DB § 16).

При этом во всех атрибутивных примерах данное указательное местоимение демон-

стрирует рекогнитивное употребление. В примере (37) ha употребляется атрибутивно и

не имеет референта в предшествующем дискурсе фрагмента (Фраорт в тексте вообще

упоминается впервые). Оба этих условия — основные для определения рекогнитивного

дейксиса (Diessel 1999: 105–107).

6 * здесь означает, что, если об этом является вершиной относительной клаузы чтобы завтра я мог вос-

славить Ахурамазду, то предложение под * неграмматично.

7 По-видимому, следует читать vaŋᵛhī- (Martínez, de Vaan 2014: 58), о чем говорит также нулевое окон-

чание в номинативе в примере (34).

А. О. Бадеев

(37)

hau



fravartiš haya māda xšāyaϑiya

D.M.SG.NOM

Fraortes.SG.NOM

REL.M.SG.NOM

Media.SG.LOC

king.SG.NOM

‘Тот Фраорт, который царь в Мидии’ (DB § 31).

Итак, нам удалось выявить основные типы употребления демонстративов, которые

встречаются в текстах Авесты (кроме текстов Гат и Ясны Хаптанхаити) и древнеперсид-

ских царских надписей. Несомненно, встречаются исключения и расхождения, и их не

всегда легко объяснить. Тем не менее, к этим типам сводится большинство употребле-

ний указательных местоимений в обсуждаемом корпусе, что будет рассмотрено более

подробно на примере двух избранных текстов авестийской традиции в разделе 4.

4. Употребление указательных местоимений в текстах

Ардвисур-Яшта (Yt.5) и Хадохт-Наска (H)

В тексте Абан-Яшта или Ардвисур-Яшта (Yt.5) насчитывается 132 стиха. В нем также

содержится множество повторов, обеспеченных главным рефреном — жертвоприноше-

нием и просьбой к Ардвисуре Анахите одного из героев (или злодеев), затем её согласи-

ем или отказом. Единственная крупная вставка, прерывающая череду почти непрерыв-

ных обращений — это фрагмент Yt.85-96. Такая структура текста обеспечивает множест-

во идентичных или почти идентичных употреблений указательных местоимений. В ча-

стности, tąm, ta, ana, auua, ahmāi повторяются многократно.

Всего указательных местоимений в тексте Яшта: 32 от основы a-; 6 от основы ima-;

62 от основы ana; 119 от основы ha- / ta-; 6 от основы aēša- / aēta-; 50 от основы auua-. В их

число не вошли при подсчете наречные формы на -a и -ϑa: āa ‘так, тогда, затем’ (обра-

зовано от a-), также auuauuaṇt- ‘такой, столько’ (образовано от auua-).

Местоимения основы a- употребляются в контекстах ближнего дейксиса и ограни-

ченно (Yt.5.4 = 5.102, Yt.5.5) в анафорических; также в значении личного местоимения 3-

го лица (ahmāi, aēibiiō) см. выше примеры (11, 12). Анафорическое употребление aēšąm,

aiŋhsca в примерах (38, 39) продиктовано отсутствием формы родительного падежа

множественного числа у местоимения ha-, ta- (сходным образом для форм личного ме-

стоимения 3-го лица).

(38)

<…>

yeŋhe hazaŋrəm vairiianąm hazaŋrəm apaγžāranąm

REL.F.SG.LOC

thousand.SG.NOM

lake.PL.GEN

thousand.SG.NOM

inflow.PL.GEN

( )

kasci =ca aēšąm vairiianąm

kasci =ca aēšąm apaγžāranąm

INDEF.M.SG.NOM

=CONJ

D.M.PL.GEN

lake.PL.GEN

INDEF.M.SG.NOM

=CONJ

D.M.PL.GEN

inflow.PL.GEN

( )

caϑβarə.satəm

aiiarə.baranąm huuaspāi naire barəmnāi

forty.SG.NOM day ride.PL.GEN

good horse.M.SG.DAT

man.SG.DAT

carry.MPRT.M.SG.DAT

‘…у которого тысяча заливов, тысяча притоков, и каждый из этих заливов, и каж-

дый из этих притоков — в сорока сутках езды всаднику на хорошей лошади несу-

щемуся’ (Yt.5.4).

(39)

aiŋ´hā

˚sca =mē 8 aēuuaŋh āpō

D.F.SG.GEN

=1SG.DAT

one.F.SG.GEN

river.SG.GEN

‘этой одной реки’ (Yt.5.5). 8

8 В. И. Абаев утверждает, что mē здесь употребляется в значении dativus ethicus в речи рассказчика

(Абаев 2016: 92). Альтернативная трактовка заключается в том, что в стихе все же представлена речь самой

Употребление ana обусловлено контекстами перформативных высказываний, пре-

имущественно с одним и тем же контекстом, повторяющимся на протяжении всего тек-

ста (Yt.5.9, 5.11, 5.13, 5.15 и т. д.), см. пример (7). Местоимения от основы ha- / ta- широко

представлены в тексте в разных формах (hō, hā, tąm, ta, tā, tē) в контекстах анафоры (в том

числе дискурсивной), а также в качестве местоимения 3-го лица, не всегда по смыслу от-

личного от анафорического местоимения, см. примеры (11, 40, 41, 42). В примере (42),

как и в (16) анафорическое местоимение ha-, ta- употребляется при передаче прямой речи.

(40)

hō auuaϑa

vazata ϑri.aiiarəm ϑri.xšaparəm

D.M.SG.NOM

D.ADV fly.INJ.3SG.MID

three days.SG.ACC

three nights.SG.ACC

‘Он так носился три дня и три ночи’ (Yt.5.62).

(41)

hā =hē bāzauua gəuruuaiia mošu

D.F.SG.NOM

=3SG.GEN

arm.DU.ACC

take up.INJ.3SG.ACT

quickly

( )

tat



ās nōi

darəγəm

D.N.SG.NOM

COP.INJ.3SG.ACT

NEG

long

‘Она его на руки взяла; быстро то было, не долго’ (Yt.5.65)

(42)

<…>

uiti vacəbiš aojanō: tā bā

thus

word.PL.INS

speak.MPRT.M.SG.NOM

D.N.PL.NOM

indeed

( )

aša tā aršuxδa

truthful.N.PL.NOM

D.N.PL.NOM

straight-spoken.N.PL.NOM

‘…так словами говоря: это правдивые, это правильные (слова)’ (Yt.5.76–77).

Местоимение aēša- / aēta- употребляется в тексте в нескольких контекстах дискурс-

дейксиса, см. пример (43). В этом же примере см. указательное местоимение дальней

степени auuabiiō.

(44)

aēta yasna aēta vahma <…>

paiti.auua.jasa

D.M.SG.INS

prayer.SG.INS

D.M.SG.INS

invocation.SG.INS

come-down-back.IMP.2SG.ACT

( )

arəduuī sūre anāhite haca

auuat



biiō

stərəbiiō

Ardvi.SG.VOC

Sura.SG.VOC

Anahita.SG.VOC

from

D.M.PL.ABL

star.PL.ABL

Пассаж, завершающий гимн: ‘Силой этой молитвы, этого призыва… о Ардви Сура

Анахита, спустись назад с тех звезд! ’ (Yt.5.132).

Местоимения, образованные от основы auua-, употребляются в тексте как в значении

дальнего дейксиса (44), так и в контекстах временной катафоры, см. пример (45). Особо

следует отметить употребление auua в примере (46). Строго говоря, это анафорическое

употребление, скорее нехарактерное для auua-, однако лексикализовавшееся в этой

формуле (она повторяется по всему тексту: в стихах 5.19, 5.23, 5.27, 5.31, 5.35, 5.39, 5.43,

5.47, 5.51, 5.55, 5.59, 5.66, 5.70, 5.74, 5.79, 5.83, 5.99, 5.106, 5.110, 5.114, 5.118. При этом в 5.66

(и в некоторых других отрывках) — формула не предваряется эксплицитным выражени-

ем просьбы (auua āiiaptəm dazdi mē), но формула повторяется все равно. В формуле вме-

сте с тем присутствует анафорическое местоимение ta (не следует ли здесь предполагать

некую ошибку, возникшую при передаче текста?).

Анахиты и mē употреблено в родительном падеже ‘моей’. Фрагмент Yt.5.1–5.9 испещрен различными

вставками, меняются рассказчики и объект описания (антропоморфная богиня или река), так что можем

здесь предположить, что это говорит Анахита, и Yt.5.5 просто вырван из контекста. Тогда и употребление

указательного местоимения aiŋhsca следует отнести к ближнему дейксису.

А. О. Бадеев

(45)

auuat



āiiaptəm dazdi =mē <…>

yaϑa azəm

D.N.SG.ACC

boon.SG.ACC

give.IMP.2SG.ACT

=1SG.GEN

REL.ADV

1SG.NOM

( )

upəməm xšaϑrəm bauuāni vīspanąm viunąm

highest.N.SG.NOM

power.SG.NOM

become.1SG.SUBJ.ACT

all.F.PL.GEN

land.PL.GEN

‘Такую награду/удачу дай мне… чтобы я высшей властью стал над всеми странами’

(Yt.5.22).

(46)

daϑa ahmāi tat



auuat



āiiaptəm

give.INJ.3SG.ACT

D.M.SG.DAT

D.N.SG.ACC

boon.SG.ACC

‘Дала ему это / эту, такую награду’ (Yt.5.22).

Наконец, в тексте местоимение ima- употребляется в контексте ближнего дейксиса:

(47)

<…>

yaϑa vīsp imā

˚ āpō

REL.ADV

all.F.PL.NOM

D.F.PL.NOM

water.PL.NOM

( )

y zəmā paiti frataciṇti

REL.F.PL.NOM

earth.SG.INS

upon

flow forth.PRS.3PL.ACT

‘…словно все эти воды, которые по земле текут’ (Yt.5.15 = 5.96, 5.102, 5.121).

Также ima- встречается в одном пассаже, где достоверно определить контекст не уда-

ется (Yt.5.95). Пассаж определенно испорчен и труден для понимания, im paiti.vīsəṇte

сложно трактовать потому, что непонятно значение собственно глагола paiti.vīsəṇte, а

также референт местоимения im, ср. (Lubotsky 2022: 221–222). По этой причине он не

глоссируется в настоящей работе.

Хадохт-Наск насчитывает 59 стихов, разбитых на две части, 17 и 42 стиха каждая.

Вторая часть также разделяется на два смысловых фрагмента. Первый фрагмент описы-

вает судьбу, постигшую после смерти душу праведника, второй — душу грешника. Ме-

жду двумя фрагментами много сходств, второй многократно цитирует первый. В том

числе повторяются и конструкции с указательными местоимениями.

В тексте Хадохт-Наска нами выявлено 57 употреблений указательных местоимений.

Из этих 48 употреблений 20 приходится на aēša- / aēta-, 12 на ha- / ta-, 6 на hāu, 5 на auua-,

9 на ima-, 5 на a-.

Местоимение hō повторяется 6 раз в третьем стихе текста, см. пример (48). Употреб-

ление hō здесь анафорическое. Для такого употребления характерны повторы, то есть

анафора в литературоведческом смысле.

(48)

yō ašəm staoiti <…>

hō mąm staoiti

REL.M.SG.NOM

Asha.SG.ACC

praise.PRS.3SG.ACT

D.M.SG.NOM

1SG.ACC

praise.PRS.3SG.ACT

( )

yim ahurəm mazdąm hō āpəm staoiti

REL.M.SG.ACC

Ahura.SG.ACC

Mazda.SG.ACC

D.M.SG.NOM

water.SG.ACC

praise.PRS.3SG.ACT

( )

hō ząm staoiti hō gąm staoiti

D.M.SG.NOM

earth.SG.ACC

praise.PRS.3SG.ACT

D.M.SG.NOM

cow.SG.ACC

praise.PRS.3SG.ACT

( )

hō uruuar staoiti hō vīspa vohū

D.M.SG.NOM

plant.PL.ACC

praise.PRS.3SG.ACT

D.M.SG.NOM

all.N.PL.ACC

good.N.PL.ACC

( )

mazdaδāta aša.ciϑra staoiti

by-Mazda-give.PPRT.N.PL.ACC

with-seed

of-Asha.N.PL.ACC

praise.PRS.3SG.ACT

‘Кто Ашу восхваляет, … тот меня, Ахура Мазду восхваляет, тот воду восхваляет,

тот землю восхваляет, тот корову восхваляет, тот растения восхваляет, тот все бла-

гое, сотворенное Маздой, содержащее семя Аши восхваляет’ (H.1.3).

Местоимение ta встречается в тексте во фрагментах H.2.8, H.2.26 (повтор), дважды

в H.2.18 и H.2.36 (повтор). Во всех случаях прослеживается анафора. Ср. употребление ta

в примере (49), где описывается пища, подносимая праведным после смерти. Аналогич-

но употребление təm в контексте анафоры см. в H.2.8, H.2.26.

(49)

xvarəϑanąm

=he bərətanąm <...>

tat



food.PL.GEN =3SG.DAT

carry.PPRT.N.PL.GEN

D.N.SG.NOM

( )

asti yūnō <...>

tat



nāirikaiiāi

COP.PRS.3SG.ACT

young man.SG.GEN

D.N.SG.NOM

woman.SG.DAT

‘Из пищи, ему (праведнику) принесенной... эта — юноши... эта — женщине’ (H.2.18)

В нескольких отрывках (H.1.4, H.2.41) встречаем рекогнитивное употребление aēša-/

aēta- (всего 3), как в примере (50). Указательное местоимение aēšō здесь вводит нового ре-

ферента в дискурс.

(50)

āa ušaŋhąm para frərətōi aēšō mərəγō

then

dawn.SG.ACC

towards

come towards.OPT.3SG.ACT

D.M.SG.NOM

bird.SG.NOM

( )

yō parō.darš aēšō mərəγō

REL.M.SG.NOM

Parodarsh.SG.NOM

D.M.SG.NOM

bird.SG.NOM

( )

yō karətō.dąsuš āϑrō vācəm surunaoiti

REL.M.SG.NOM

Kareto-dasu.SG.NOM

fire.SG.GEN

voice.SG.ACC

listen.PRS.3SG.ACT

‘Тогда ближе к рассвету приходит эта птица Пародарш, эта птица Карето-дасу,

слушает голос огня’ (H.2.41).

Во фрагменте (H.2.1-6) можно обозначить употребление aēša- / aēta- в значении от-

слеживающего дейксиса. Существительное xšapan- ‘ночь’ последовательно (6 раз) упо-

требляется с местоимением aēta-. Заратуштра спрашивает у Ахура Мазды, что должно

случиться на такую-то ночь, и Ахура Мазда отвечает, что на такую-то ночь должно слу-

читься следующее. Аналогичная серия вопросов и ответов представлена и в другом

фрагменте текста (H.2.19–24). Подробнее об употреблении отслеживающего дейксиса

см. примеры (21–25).

Дейктическое употребление aēta- в тексте Хадохт-Наска уже рассматривалось выше

в примере (18), где представлен диалог души и сознания праведника, это H.2.14. В этом

фрагменте aēta- употребляется трижды. В H.2.36 повторяется та же конструкция, что и в

H.2.14, aēta- употребляется в диалоге души и сознания грешника.

Подобный контекст диалога, в котором также можно было бы рассмотреть контекст

среднего дейксиса — это стих H.2.11, где употребляется указательное местоимение auua-.

Однако появление auua- в следующем стихе H.2.12, где мы не ожидаем видеть средний

дейксис, указывает на то, что auua-, вероятно, употребляется в обоих примерах (51, 52)

временной удаленности. Эта временная удаленность в контексте соотносится с поступ-

ками и качествами из прошлой, земной жизни праведника. Аналогичным образом кон-

струкции повторяются в H.2.29, H.2.30.

(51)

cišca ϑβąm cakana auua masana =ca

INDEF.M.SG.NOM

2SG.ACC

love.PF.3SG.ACT

D.N.SG.INS

greatness.SG.INS

=CONJ

( )

vaŋhana =ca sraiiana =ca hubaoiδita =ca

virtue.SG.INS

=CONJ

fairness.SG.INS

=CONJ

sweet-scentedness.SG.INS

=CONJ

( )

vərəϑrająsta =ca paiti.duuaēšaiiaṇta =ca yaϑa

victorious-strength.SG.INS

=CONJ

counteracting-enemies.SG.INS

=CONJ

REL.ADV

А. О. Бадеев

( )

ya =me saδaiiehi

REL.N.ACC.SG

=1SG.DAT

reveal.PRS.2SG.ACT

‘Всякий любил тебя за то величие и добродетель, и справедливость, и благовонность,

и победоносную силу, и противостояние врагам, как (те,) которые ты мне являешь’

(H.2.11).

(52)

tum mąm cakana <…>

auua masana =ca

2SG.NOM

2SG.ACC

love.PF.3SG.ACT

D.N.SG.INS

greatness.SG.INS

=CONJ

( )

vaŋhana =ca sraiiana =ca yaϑa ya =te saδaiiemi

virtue.SG.INS

=CONJ

fairness.SG.INS

=CONJ

REL.ADV

REL.N.ACC.SG

=2SG.DAT

reveal.PRS.1SG.ACT

‘Ты меня любил… за то величие и добродетель, и справедливость, как (те), которые

я тебе являю’ (H.2.12).

В тексте также встречается одно дейктическое противопоставление, которым обу-

словлено употребление указательных местоимений ima- и auua- в пассаже H.1.16, ср. при-

мер (53). К дейктическому употреблению ima- см. также пример (54). В примерах (44, 47, 54)

отсутствует явный контраст между близким и далеким, однако использование место-

имений a-, ima- для (психологически) близких объектов (gaēϑā- ‘мир, бытие, творение’

(Yt.5.73, 5.109, 5.113), ap- ‘вода’, в тексте Яшта «воды, которые по земле текут», karšuuar-

‘страна, континент’) и auua- для далеких (star- ‘звезда’) может быть семантически обу-

словлено противопоставлением земного мира неземному.

(53)

<…>

ya antar

=əca ząm antar

=əca asmanəm

REL.N.SG.NOM

into =CONJ

earth.SG.ACC

into =CONJ

heaven.SG.ACC

( )

imąm =ca ząm auua =ca raoc

D.F.SG.ACC

=CONJ

earth.SG.ACC

D.N.PL.ACC

=CONJ

luminous.PL.ACC

‘… которое на земле и в небесах, этой земле, тех светлых [небесах]’ (H.1.16).

(54)

kā aēuua ašō.stūitiš yā

Q.F.SG.NOM

one.F.SG.NOM

praise-of-Asha.SG.NOM

REL.F.SG.NOM

( )

vīspəm imat



karšuuarə

all.N.SG.ACC

D.N.SG.ACC

country.SG.ACC

‘Какое восхваление Аши одно (стоит) всей этой страны?’ (H.1.14).

Наконец, в примере (55) демонстрируется употребление hāu в катафорической кон-

струкции. Оно же повторяется в тексте шестикратно.

(55)

kā aēuua ašō.stūitiš <…>

hāu bā

Q.F.SG.NOM

one.F.SG.NOM

prayer of Asha.SG.NOM

D.F.SG.NOM

indeed

( )

ašāum zaraϑuštra yąm bā nā pasca

fraŋuharəiti

righteous.M.SG.VOC

Zarathustra.SG.VOC

REL.F.SG.ACC

indeed

man.SG.NOM

after eat.PRS.3SG.ACT

( )

haomahe hutahe ašəm staoiti frastauuanō

haoma.SG.GEN

press.PPRT.M.SG.GEN

Asha.SG.ACC

praise.PRS.3SG.ACT

glorify.MPRT.M.SG.NOM

‘Какое восхваление Аши … такое, о праведный Заратуштра, когда муж после вку-

шения хаомы выжатой, Ашу славит, прославляющий’ (H.1.8-9).

Местоимение a- употребляется анафорически / в значении 3-го лица, так же, как и в

тексте Ардвисур-Яшта, ср. пример (9) выше.

Таким образом, употребление указательных местоимений в текстах Ардвисур-Яшта

и Хадохт-Наска в целом соответствует основным типам употреблений, выделенных нами

для каждой из основ на основании общего анализа авестийского корпуса. Диалектные

различия в употреблении указательных местоимений при анализе двух данных текстов

нами не были выявлены. Описанные выше особенности употребления указательных ме-

стоимений позволяют сделать вывод о четырех сериях указательных местоиме-

ний для авестийского языка, а именно ближней, средней, дальней и анафорической.

Анафорическое употребление (а также производное из него употребление в значении

местоимения 3-го лица) закреплено за ha- / ta- / a-; катафорическое — за auua- / hāu. Контек-

сты дискурс-дейксиса (в том числе его отслеживающего типа) закреплены за местоиме-

нием aēša- / aēta-.

Теперь можно уверенно сказать, что отнесение ha- / ta-, а также aēša- / aēta- к ближней

серии без «разграничения основ и функций» (Соколов 1979: 185; Виноградова 2000: 24)

несостоятельно. Анафорическое значение, ключевое для ha- / ta-, a также a- в отдельных

косвенных падежах, должно послужить весомым доводом для того, чтобы выделять от-

дельную анафорическую серию. Это местоимение в своем значении соответствует др.-инд.

sá-, tá- — которое также не выражает значений дейктической удаленности, однако пред-

ставлено, в отличие от авестийского, полной парадигмой (Елизаренкова 1982: 244–245).

Иначе можно представить местоимение ha- / ta- как принадлежащее области der-

deixis, не выражающей значения удаленности от дейктического центра. Эта модель

принята в сравнительно-исторических описаниях начала XX века, однако и в них место-

имение ha- / ta- не воспринимается как однозначно анафорическое, ср. примеры из

(Reichelt 1909: 283), уже рассматривавшиеся в нашей работе (14, 15).

5. Реконструкция праиранской системы указательных местоимений

В работе Kupfer 2002 приводится реконструкция системы указательных местоиме-

ний древнеиндийского языка, см. таблицу 4. Все представленные в таблице местоимения

обладают древеиранскими когнатами. К. Купфер анализирует примеры на употребле-

ние и приходит к выводу, что древнеиндийская система была двухчастной.

Таблица 4. Употребление местоимений др.-инд. языка (Kupfer 2002: 370).

Близкое / видимое

для говорящего

Далекое / невидимое

для говорящего Анафорическое Эмфатическое

idám *avád tád etád

Мы можем с уверенностью сказать, что данные авестийского языка позволяют ре-

конструировать праиранскую систему указательных местоимений как трехчастную, ср.

таблицу 5, где представлены четыре серии указательных местоимений. Совпадение

с древнеиндийским нарушается только в позиции рефлексов *aiša-, *aita-.

Таблица 5. Четыре серии указательных местоимений праиранского языка.

I серия

(ближний дейксис)

II серия

(средний дейксис)

III серия

(дальний дейксис) Анафорическая серия

*a-, *a-, *i-, *ima-, *anā *aiša-, *aita- *aa-, *hāu- *ha-, *ta-; возможно, *a-

На позицию *aiša-, *aita- в системе на месте среднего дейксиса указывают данные не

только авестийского, но и других иранских языков. В генетически неоднородных памир-

ских языках в результате лингвистических контактов возобладала трехчастная система,

А. О. Бадеев

в которой в качестве указательного местоимения среднего дейксиса выступают рефлексы

*aiša-, *aita-. Рефлексы *aiša-, *aita- в значении среднего дейксиса прослеживаются и в та-

ких среднеиранских языках, как согдийский, хотаносакский, парфянский (Sims-Williams

1994; Wendtland 2009: 181; Durkin-Meisterernst 2014: 282). Отсутствие в том или ином

иранском языке рефлексов *aiša-, *aita- должно быть связано с утратой в нем соответст-

вующих дейктических категорий и качественным изменением системы. Так, в юго-

западных иранских языках этот процесс начался, по-видимому, достаточно рано, что

прослеживается уже на примере двухчастной системы древнеперсидского языка.

6. Заключение

«Форм именительного падежа от различных местоименных основ в языке Авесты

вообще несколько больше, чем хотелось бы для установления стройной системы» — писал

С. Н. Соколов (Соколов 1979: 185). Тем не менее, система местоимений авестийского язы-

ка, действительно, более сложная и развернутая, чем древнеперсидская, все же поддает-

ся описанию. Мы можем выделить ч е т ы ре с ер ии у ка з а те ль н ых м е ст о им е -

н и й. Первая серия включает в себя местоимения, образующие супплетивную парадиг-

му aē- / ima- / ī- / a- / ana. Вторая — местоимение aēša- / aēta- (а также, возможно, местоимение

auua- в диалекте, представленном в Yt.12). Третья — местоимения auua- / hāu, которые

также составляют супплетивную парадигму. Четвертая — анафорическое местоимение

ha- / ta- / a-. Из данного описания следует, что a- присутствует сразу в двух сериях, образуя

специфический синкретический тип. Кроме того, некоторые типы эндофорического

употребления также закреплены за отдельными сериями или местоимениями. Так, ana

употребляется в контекстах перформативного высказывания, за aēša- / aēta- закреплен тип

дискурс-дейксиса (в том числе его отслеживающего типа), а за auua- / hāu — катафора.

В то же время диалектные различия в употреблении указательных местоимений на

материале двух различных текстов авестийской традиции не выявляются. Едва ли они

могут служить объяснением столь распространенного среди основ указательных место-

имений супплетивизма. При этом супплетивизм основ не мешает закреплению за каж-

дой из парадигм одного или нескольких значений, а различия в выражении этих значе-

ний между основами, образованными от разных корней, в одной и той же парадигме не

прослеживаются. Наконец, ha- / ta- / a- в авестийском засвидетельствовано также на пути

грамматикализации в личное местоимение 3-го лица (то есть местоимение может вы-

ражать как анафорические значения, так и значения местоимения 3-го лица в различных

падежных формах).

Для древнеперсидского мы показали, что указательные местоимения распределя-

ются по д ву м с е ри ям. Основы iya-, ima-, a-, anā относятся к одной супплетивной па-

радигме и покрывают значения ближнего дейксиса. Указательное местоимение ava-,

традиционно характеризуемое как дальний дейксис, также употребляется в контекстах,

где говорящий обращается к адресату, что позволяет говорить о покрытии им области

среднего дейксиса и синкретизме средний + дальний дейксис (в терминах Lander & Hae-

geman 2018). Хотя древнеперсидские основы ava-, ha и следует отнести к супплетивной

парадигме, исходя, по крайней мере, из сведений морфологии, употребление ha в эк-

зофорических контекстах на корпусе древнеперсидских текстов не прослеживается. Ме-

стоимение aita- засвидетельствовано лишь в эндофорическом дискурс-дейктическом

употреблении. В целом система указательных местоимений древнеперсидского языка

схожа с авестийской, однако сильно упрощена, а грамматическое выражение дейктиче-

ских значений в ней ослаблено. Полные парадигмы указательных местоимений авестий-

ского и древнеперсидского языков см. в Приложении 1 (таблицы 6–11).

Новые представления о дейксисе и демонстративах в древнеиранских языках долж-

ны оказаться полезными для будущих переводов и толкований древних текстов. Полу-

ченные данные также являются релевантными для описания систем указательных ме-

стоимений в других иранских языках.

В то же время, возможны расхождения в трактовках отдельных форм, а мотивацию

употребления того или иного указательного местоимения не всегда удается определить

точно. Пересекаются различные дейктические значения: например, анафоры, катафо-

ры / временной анафоры и временной катафоры у местоимений ha- / ta- / a- и auua- / hāu —

так что они встречаются в довольно схожих контекстах. Экзофорические контексты пе-

ресекаются с эндофорическими (в особенности при передаче прямой речи) и на мате-

риале древних текстов не всегда можно принять одно верное решение. Лучший стати-

стический анализ употребления демонстративов могли бы дать данные корпуса с глос-

сированными текстами и тщательно сделанным подстрочным переводом. Такого ресур-

са для древнеиранских языков, к сожалению, не существует.

Наконец, пока без должного внимания остались указательные местоимения в тек-

стах Гат и Ясны Хаптанхаити. Это несомненно более сложный материал, написанный на

отличном от всей остальной Авесты языке, небольшой на фоне остальной Авесты, но

имеющий множество различных трактовок и переводов. Изучение указательных место-

имений в древнеавестийском корпусе требует отдельной работы.

Приложение 1. Полные парадигмы указательных местоимений

авестийского и древнеперсидского языков

Таблица 6. Парадигма указательного местоимения I серии aē- / ima- / ī- / a- / ana (ближний дейксис, авестийский

язык)

Число Падеж Мужской род Средний род Женский род

Им. п. aēm ima īm

Вин. п. iməm ima imąm

Род. п. ahe, aiŋhe aiŋh, aiŋhsca

Ед. ч. Дат. п. ahmāi aiŋhāi

Отлож. п. ahmā aiŋhāt

Инстр. п. ana aiia

Местн. п. ahmi, ahmiia aiŋhe

Им. п. ima — —

Дв. ч. Род. п. aii — —

Дат. п. ābiia ābiiā

Им. п. imą, ime ima, im im

Вин. п. imą, ime ima, im im

Род. п. aēšąm ŋhąm

Мн. ч. Дат. п. aēibiiō ābiiō

Инстр. п. aēibiš —

Местн. п. aēšu, aēšuua āhuua

А. О. Бадеев

100

Таблица 7. Парадигма анафорического указательного местоимения ha- / ta- / a- (авестийский язык)

Число Падеж Мужской род Средний род Женский род

Им. п. hō, hā ta hā

Вин. п. təm ta tąm

Род. п. ahe, aiŋhe aiŋh, aiŋhsca

Ед. ч. Дат. п. ahmāi aiŋhāi

Отлож. п. ahmā aiŋhāt

Инстр. п. tā aiia

Местн. п. ahmi, ahmiia aiŋhe

Им. п. tā tē —

Дв. ч. Вин. п. tā tē —

Дат. п. ābiia ābiiā

Им. п. tē tā t

Вин. п. tą, tə tā t

Род. п. aēšąm ŋhąm

Мн. ч. Дат. п. aēibiiō ābiiō

Инстр. п. aēibiš —

Местн. п. aēšu, aēšuua āhuua

Таблица 8. Парадигма указательного местоимения II серии aēša- / aēta- (средний дейксис, авестийский язык)

Число Падеж Мужской род Средний род Женский род

Им. п. aēša, aēšō aēta aēšā

Вин. п. aētəm aēta aētąm

Род. п. aētahe aētaŋh, aētaii

Ед. ч. Дат. п. aētahmāi —

Отлож. п. aētahmā —

Инстр. п. aēta aētaiia

Местн. п. aētahmi, aētahmiia —

Им. п. aēta aēte —

Дв. ч. Вин. п. aēta aēte —

Род. п. aētaii —

Им. п. aēte, aētaēca aēta, aētāci aēt

Вин. п. aētą, aētə aēta, aētāci aēt

Род. п. aētaēšąm aētaŋhąm

Мн. ч. Дат. п. aētaēibiiō aētāibiiō

Инстр. п. — —

Местн. п. aētaēšu, aētaēšuua —

101

Таблица 9. Парадигма указательного местоимения III серии auua- / hāu (дальний дейксис, авестийский язык)

Число Падеж Мужской род Средний род Женский род

Им. п. hāu, aom auua hāu

Вин. п. aom auua auuąm

Род. п. auuaŋhe, auuaheca auuaiŋh

Ед. ч. Дат. п. — auuaiŋhāi

Отлож. п. — auuaiŋhā

Инстр. п. auua —

Местн. п. — —

Им. п. auue auua, auu auu

Вин. п. auue, +auuə auua, auu auu, auuaŋh

Род. п. auuaēšąm —

Мн. ч. Дат. п. — —

Инстр. п. auuāiš —

Местн. п. — —

Таблица 10. Парадигма указательного местоимения I серии iya- / ima- / a- / anā (ближний дейксис, древнепер-

сидский язык)

Число Падеж Мужской род Средний род Женский род

Им. п. iyam ima iyam

Вин. п. imam ima imām

Род. п. — ahyāyā

Ед. ч. Дат. п. — ahyāyā

Отлож. п. anā

Инстр. п. anā —

Местн. п. — — ahyāyā

Им. п. imaiy imā imā

Вин. п. imaiy imā imā

Род. п. imaišām —

Мн. ч. Дат. п. imaišām —

Отлож. п. imaibiš —

Инстр. п. imaibiš

Местн. п. — —

А. О. Бадеев

102

Таблица 11. Парадигма указательного местоимения II серии ava- / ha (дальний дейксис, древнеперсидский

язык)

Число Падеж Мужской род Средний род Женский род

Им. п. ha ava, avaš-ci ha

Вин. п. avam ava, avaš-ci avām

Род. п. avahyā —

Ед. ч. Дат. п. avahyā —

Отлож. п. avanā avanā

Инстр. п. avanā avanā

Местн. п. — —

Им. п. ava avā avā

Вин. п. ava avā avā

Род. п. avašām —

Мн. ч. Дат. п. avašām —

Отлож. п. — —

Инстр. п. — —

Местн. п. — —

Сп и с ок со к р ащ е ни й и г ло с сы

1SG — первое лицо единственное число; 2SG — второе лицо единственное число; 3SG — третье лицо единст-

венное число; 1PL — первое лицо множественное число; 2PL — второе лицо множественное число; 3PL —

третье лицо множественное число; ABL — аблатив, отложительный падеж; ACC — аккузатив, винительный

падеж; ACT — активный залог глагола; ADV — адвербиализатор; APRT — активное причастие; CMP — сравни-

тельная степень; CONJ — союз; COP — копула; D — указательное местоимение / демонстратив; DAT — датив,

дательный падеж; DU — двойственное число; F — женский род; GEN — генитив, родительный падеж; IMF —

имперфект; IMP — императив, наклонение глагола; INDEF — неопределенное местоимение; INJ — инъюнктив

(наклонение глагола), в младоавестийском выражает простое прошедшее время; INS — инструментальный

(творительный) падеж; LOC — локатив, местный падеж; M — мужской род; MID — медиальный залог глагола;

MPRT –медиальное причастие; N — средний род; NEG — отрицание; NOM — номинатив, именительный па-

деж; OPT — оптатив, желательное наклонение глагола; PF — перфект; PL — множественное число; PRS — пре-

зенс, настоящее время; PASS — пассивный залог глагола; PPRT –пассивное причастие; PVB — преверб; REL —

относительное местоимение; RSN — послелог со значением причины; SG — единственное число; SUBJ —

субъюнктив (конъюнктив), наклонение глагола; SUP — суперлатив, превосходная степень; VOC — вокатив,

звательный падеж; ав. — авестийский язык; вин.п. — винительный падеж; дат.п. — дательный падеж;

др.-инд. — древнеиндийский язык; др.-перс. — древнеперсидский язык; ед.ч. — единственное число; ж.р. —

женский род; и.-е. — праиндоевропейский язык; им.п. — именительный падеж; инстр.п. — инструмен-

тальный падеж; лит. — литовский язык; местн.п. — местный падеж; мн.ч. — множественное число; м.р. —

мужской род; отлож.п. — отложительный падеж; род.п. — родительный падеж; ср.р. — средний род; ст.-

слав. — старославянский язык; х.-с. — хотаносакский язык.

Лит е ра т ур а

Абаев, В. И. 2016. Авеста. Лекции В. И. Абаева (1982–1983 гг.) с анализом и комментариями. Цхинвал: Респуб-

лика.

Виноградова, С. П. 2000. Авесты язык. В: В. С. Расторгуева и др. (ред.). Языки мира. Иранские языки. III.

Восточноиранские языки: 10–37. Москва: Индрик.

103

Елизаренкова, Т. Я. 1982. Грамматика ведийского языка. Москва: Наука.

Ефимов, В. А. 1975. Категория рода. В: В. С. Расторгуева (ред.). Опыт историко-типологического исследования

иранских языков. Том II. Эволюция грамматических категорий: 7–116. Москва: Наука.

Йеттмар, Карл. 1986. Религии Гиндукуша (пер. с нем.). Москва: Наука.

Мейе, Антуан. 1938. Введение в сравнительное языкознание индоевропейских языков (пер. с фр.). Москва–

Ленинград: Государственное социально-экономическое издательство.

Молчанова, Е. К. 1975. Категория числа. В: В. С. Расторгуева (ред.). Опыт историко-типологического исследо-

вания иранских языков. Том II. Эволюция грамматических категорий: 200–249. Москва: Наука.

Оранский, И. М. 1979. Введение. В: В. С. Расторгуева (ред.). Основы иранского языкознания. Древнеиранские

языки: 10–128. Москва: Наука.

Расторгуева, В. С., Д. И. Эдельман. 2000. Этимологический словарь иранских языков. Том 1. Москва: Восточная

литература.

Семереньи, Освальд. 2002. Введение в сравнительное языкознание (пер. с нем.). Москва: УРСС.

Соколов, С. Н. 1961. Авестийский язык. Москва: Издательство восточной литературы.

Соколов, С. Н. 1979. Язык Авесты. В: В. С. Расторгуева (ред.). Основы иранского языкознания. Древнеиранские

языки: 129–233. Москва: Наука.

Эдельман, Д. И. 1990. Сравнительная грамматика восточноиранских языков: Морфология. Элементы синтаксиса.

Москва: Наука.

Ref e re n ces

Abaev, V. I. 2016. Avesta. Lekcii V. I. Abaeva (1982–1983 gg.) s analizom i kommentarijami. Chinval: Respublika.

Bartholomae, Christian. 1904. Altiranisches Wörterbuch. Strassburg: Verlag von Karl J. Trübner.

Beekes, Robert S. P. 1988. A Grammar of Gatha-Avestan. Leiden / New York / København / Köln: Brill.

Beekes, Robert S. P. 2011. Comparative Indo-European Linguistics. Amsterdam / Philadelphia: John Benjamins Pub-

lishing Company.

Brandenstein, Wilhelm, Manfred Mayrhofer. 1964. Handbuch des Altpersichen. Wiesbaden: Harassowitz.

Brugmann, Karl. 1904. Die Demonstrativpronomina der indogermanischen Sprachen (eine bedeutungsgeschichtliche Unter-

suchung). Leipzig: Abhandl. Der philol.-hist. der königlich-sächsischen Gesellschaft der Wissenschaften.

Bühler, Karl. 1934. Sprachtheorie. Vol. 2. Jena: Fischer.

Cantera, Alberto. 2022. On the Edge between Literacy and Orality: Manuscripts and Performance of the Zoroas-

trian Long Liturgy. Oral Tradition 35(2): 211–250.

Debrunner, Albert, Jacob Wackernagel. 1930. Altindische Grammatik III. Band: Nominalflexion — Zahlwort — Pronomen.

Göttingen: Vandenhoeck und Ruprecht.

Diessel, Holger. 1999. Demonstratives. Form, function, and grammaticalization. Amsterdam / Philadelphia: John Ben-

jamins.

Dunkel, George E. 2014. Lexikon der indogermanischen Partikeln. Band 2. Lexicon. Heidelberg: Carl Winter Universi-

tätsverlag.

Durkin-Meisterernst, Desmond. 2014. Grammatik des Westmitteliranischen (Parthisch und Mittelpersisch). Wien: Verlag

der Österreichischen Akademie der Wissenschaften.

Edelman, D. I. 1990. Sravnitel’naja grammatika vostochnoiranskix jazykov: Morfologija. Elementy sintaksisa. Moskva: Nauka.

Efimov, V. A. 1975. Kategorija roda. In: V. S. Rastorgueva (ed.). Opyt istoriko-tipologicheskogo issledovanija iranskix

jazykov. Tom II. Evol’ucija grammaticheskix kategorij: 7–116. Moskva: Nauka.

Elizarenkova, T. Ja. 1982. Grammatika vedijskogo jazyka. Moskva: Nauka.

Emmerick, Ronald Eric. 1968. Saka Grammatical Studies. London / New York / Toronto: Oxford University Press.

Gippert, Jost (ed.). 1996–2008. TITUS Text Collection: Avest. Avesta Corpus. Available online at: https://titus.uni-

frankfurt.de/texte/etcs/iran/airan/avesta/avest.htm [Accessed 18.01.24].

Jettmar, Karl. 1986. Religii Gindukusha (transl. from the German). Moskva: Nauka.

Johnson, Edwin Lee. 1917. Historical Grammar of the Ancient Persian Language. New York: Cincinnati American

Book Co.

Kapović, Mate. 2017. Proto-Indo-European morphology. In: Mate Kapović (ed.). The Indo-European Languages.

Second Edition. Abingdon: Routledge.

А. О. Бадеев

104

Kellens, Jean. 1991. L'avestique de 1972 à 1990. Kratylos 36: 1–31.

Kent, Ronald G. 1950. Old Persian: Grammar, Texts, Lexicon. New Haven: American Oriental Society.

König, Ekkehard. 2020. Beyond exophoric and endophoric uses: Additional discourse functions of demonstratives.

In: Åshild Næss et al. (eds.). Demonstratives in discourse (Topics at the Grammar-Discourse interface 6): 21–42.

Berlin: Language Science Press.

Kupfer, Katharina. 2002. Die Demonstrativpronomina im Rigveda. Frankfurt am Main / Berlin / Bern / Bruxelles /

New York / Oxford / Wien: Lang.

Lander, Eric, Liliane Haegeman. 2018. Syncretism and Containment in Spatial Deixis. In: Lena Baunaz et al. (eds.).

Exploring Nanosyntax: 116–148. New York: Oxford University Press.

Lehmann, Winfred Philipp. 1974. Proto-Indo-European Syntax. Austin: University of Texas Press.

Lubotsky, Alexander. 2022. Young Avestan pašne and its etymology. Acta Linguistica Petropolitana 18–1: 216–225.

Malandra, William W. (ed.). 1983. An introduction to ancient Iranian religion: Readings from the Avesta and Achaemenid

inscriptions. Vol. 2. Minneapolis: University of Minnesota Press.

Martínez, Javier, Michiel de Vaan. 2014. Introduction to Avestan. Leiden / Boston: Brill.

Mayrhofer, Manfred. 1992. Etymologisches Wörterbuch des Altindoarischen. I Band. Heidelberg: Carl Winter Univer-

sitätsverlag.

Meillet, Antoine. 1938. Vvedenije v sravnitel’noje jazykoznanije indojevropejskix jazykov (transl. from the French).

Moskva / Leningrad: Gosudarstvennoje social’no-ekonomicheskoje izdatel’stvo.

Molchanova, E. K. 1975. Kategorija chisla. In: V. S. Rastorgueva (ed.). Opyt istoriko-tipologicheskogo issledovanija iran-

skix jazykov. Tom II. Evol’ucija grammaticheskix kategorij: 200–249. Moskva: Nauka.

Oranskij, I. M. 1979. Vvedenie. In: V. S. Rastorgueva (ed.). Osnovy iranskogo jazykoznanija. Drevneiranskije jazyki: 10–

128. Moskva: Nauka.

Reichelt, Hans. 1909. Awestisches Elementarbuch. Heidelberg: Carl Winter Universitätsverlag.

Panaino, Antonio. 2007. Chronologia Avestica: tra cronologia linguistica e storia religiosa (Fililogia e storia del

testo avestico, 1.) In: Antonio Panaino et al. (eds.). Disputationes iranologicae Vindobonenses I: 7–34. Wien: Verlag

der Österreichischen Akademie der Wissenschaften.

Peirot, Michaël. 2017. Slavic onъ, Lithuanian anàs and Tocharian A anac, anäṣ. In: Bjarne Simmelkjær Sandgaard

Hansen et al. (eds.). Usque ad radices. Indo-European studies in honour of Birgit Anette Olsen: 633–642. Copenha-

gen: Museum Tusculanum Press.

Plank, Frans. 2016. The uniquely suppletive inflection of the Indo-European demonstrative pronoun *to-/*so- ‘that’, and how

pertinacious deficits of neuters help to explain it. Talk given at the Berkeley Germanic Linguistics Roundtable.

Berkeley: University of California.

Rastorgujeva, V. S., D. I. Edel’man. 2000. Etimologicheskij slovar’ iranskix jazykov. Tom 1. Moskva: Vostochnaja litera-

tura.

Schmitt, Rüdiger. 2009. Die altpersischen Inschriften der Achaimeniden: Editio minor mit deutscher Übersetzung. Wies-

baden: Reichert.

Schmitt, Rüdiger. 2014. Wörterbuch der altpersischen Königsinschriften. Wiesbaden: Reichert.

Szemerényi, Oszvald. 2002. Vvedenije v sravnitel’noje jazykoznanije (transl. from the German). Moskva: URSS.

Sims-Williams, Nicholas. 1994. The triple system of deixis in Sogdian. Transactions of the Philological Society. Vol.

92(l): 41–53.

Skjærvø, Prods Oktor. 2009. Old Iranian. In: Gernot Windfuhr (ed.). Iranian languages: 43–195. Abingdon / New

York: Routlege.

Sokolov, S. N. 1961. Avestijskij jazyk. Moskva: Izdatel’stvo vostochnoj literatury.

Sokolov, S. N. 1979. Jazyk Avesty. In: V. S. Rastorgueva (ed.). Osnovy iranskogo jazykoznanija. Drevneiranskie jazyki:

129–233. Moskva: Nauka.

de Vaan, Michiel, Alexander Lubotsky. 2012. Old Persian. In: Holger Gzella (ed.). Languages from the World of the

Bible: 194–208. Boston / Berlin: Walter de Gruyter.

Vinogradova, S. P. 2000. Avesty jazyk. In: V. S. Rastorgueva et al. (eds.). Jazyki mira. Iranskie jazyki. III. Vostoch-

noiranskie jazyki: 10–37. Moskva: Indrik.

Visser, Eline. 2020. Tracking and recognitional use of Kalamang opa: Demonstrative of cognitive accessibility. In:

Åshild Næss et al. (eds.). Demonstratives in discourse (Topics at the Grammar-Discourse interface 6): 103–122. Ber-

lin: Language Science Press.

Wackernagel, Jacob. 2010. Vorlesungen über Syntax mit besonderer Berücksichtigung von Griechisch, Lateinisch und

Deutsch 1920–1924. Vol. 2. Cambridge: Cambridge University Press.

Watkins, Calvert. 1995. How to kill a dragon: aspects of Indo-European poetics. Oxford / New York: Oxford University

Press.

Wendtland, Antje. 2009. The Position of the Pamir Languages within East Iranian. Orientalia Suecana LVIII: 172–188.

Yakubovich, Ilya. 2021. Hittite Agent Form. In: A. I. Kogan et al. (eds.). Problemy obshchej i vostokovednoj lingvistiki.

Sochetaemost’ jazykovyx edinic i jazykovyje modeli. Pam’ati Z. M. Shal’apinoj (1946–2020): 124–141. Moscow:

Institute of Oriental Studies.

Artyom Badeev. Demonstrative pronouns in Old Iranian languages: main types of usage and

the reconstruction of the Proto-Iranian system

In this paper I discuss the use of demonstratives in Old Iranian languages. On the basis of the

deictic semantics of demonstratives, the boundaries of suppletive paradigms are defined. For

the first time, the correspondence of each paradigm to a particular type of deixis is estab-

lished on Old Iranian data. Using this data, as well as data from other Iranian languages and

its comparison with Old Indian, I present a systematic reconstruction of the Proto-Iranian

system of demonstratives.

Keywords: Iranian languages; Old Iranian languages; Avestan language; Old Persian lan-

guage; deixis; demonstratives; Proto-Iranian language.

ResearchGate has not been able to resolve any citations for this publication.

Die altpersischen Inschriften der Achaimeniden: Editio minor mit deutscher Übersetzung

Book

Jan 2023

Rüdiger Schmitt

Vorlesungen über Syntax: mit besonderer Berücksichtigung von Griechisch, Lateinisch und Deutsch

Book

Aug 2011

Jacob Wackernagel

In 1920–1924 Jacob Wackernagel (1853–1938), Professor of Comparative Philology at the University of Basel, published two volumes of lectures on Greek, Latin and German syntax based on his 1918–1919 courses for beginning undergraduates (who would already have studied all three languages at school). Wackernagel introduces the principles of grammatical functions and cross-linguistic work, and provides a foundation for the understanding of comparative syntax. The book remained in print for many decades thanks to its lively style and well-chosen examples from classical texts. The Sanskritist Louis Renou (1896–1966), writing on Wackernagel in 1938, asserted that 'no linguist could possibly afford to ignore this book', and it remains of interest to historical linguists and scholars of classical languages today. In this, the second volume, Wackernagel discusses gender, nouns and adjectives, pronouns, the article, prepositions and negation.

Young Avestan pašne and its etymology

Article

Jan 2022

Alexander Lubotsky

Introduction to Avestan

Book

Jan 2014

Wörterbuch der altpersischen Königsinschriften

Book

Jan 2014

Rüdiger Schmitt

Altiranisches Wörterbuch

Book

Jan 1961

Christian Bartholomae

Syncretism and containment in spatial deixis

Chapter

Jan 2018

This chapter investigates spatial-deictic systems (e.g. English this vs. that, or Latin hic vs. iste vs. ille) from a wide range of typologically diverse languages. We propose that spatial deixis is encoded as a three-way contrast in Universal Grammar (UG): Proximal ’close to speaker,’ Medial ’close to hearer,’ and Distal ’far from speaker and hearer.’ The empirical core of the chapter focuses on two phenomena: (i) syncretism and (ii) morphological containment. It is shown that only certain kinds of syncretism patterns are attested crosslinguistically: Syncretism cannot target Proximal and Distal without also targeting Medial (a case of *ABA). Furthermore, the cases of morphological containment we have found show that Distal contains Medial, which, in turn, contains Proximal. A functional sequence of three heads is posited that captures our generalizations in a simple and effective way.

Old Persian Grammar, Texts, Lexicon

Article

Jul 1950

Demonstratives: Form, function and grammaticalization

Book

Oct 2017

Holger Diessel

All languages have demonstratives, but their form, meaning and use vary tremendously across the languages of the world. This book presents the first large-scale analysis of demonstratives from a cross-linguistic and diachronic perspective. It is based on a representative sample of 85 languages. The first part of the book analyzes demonstratives from a synchronic point of view, examining their morphological structures, semantic features, syntactic functions, and pragmatic uses in spoken and written discourse. The second part concentrates on diachronic issues, in particular on the development of demonstratives into grammatical markers. Across languages demonstratives provide a frequent historical source for definite articles, relative and third person pronouns, nonverbal copulas, sentence connectives, directional preverbs, focus markers, expletives, and many other grammatical markers. The book describes the different mechanisms by which demonstratives grammaticalize and argues that the evolution of grammatical markers from demonstratives is crucially distinct from other cases of grammaticalization.

How to Kill a Dragon: Aspects of Indo-European Poetics

Article

Nov 1998

Указательные местоимения в древнеиранских языках: основные типы употребления и реконструкция праиранской системы

Abstract

Recommended publications

Указательные местоимения в древнеиранских языках: основные типы употребления и реконструкция праиран...

About the demonstrative system of Tocharian B

SCHMITT, RÜDIGER: Die altpersischen Inschriften der Achaimeniden, Editio minor mit deutscher Überset...

A note on Vedic cīti-