ArticlePDF Available

Геополитика и политическая география в России: основные направления, теоретические подходы и особенности

Authors:

Abstract

На фоне общемировых тенденций рассматриваются основные направления, методические подходы и наиболее яркие результаты исследований в области геополитики и политической географии в 2011-2021 гг. Происходит широкая интеграция политической географии с сопредельными научны-ми направлениями. Российская политическая география и в значительно меньшей степени геопо-литика опираются на широкий спектр концепций, известных в мировой литературе. Исследовате-ли, работающие в этих областях, оперативно откликаются на актуальные внешнеполитические и иные вызовы, в том числе пандемию коронавирусной инфекции. Особое внимание в статье уделено геополитическим публикациям о повороте российской внешней политики на восток и концепции Большой Евразии. С начала 2010-х годов в России получила более широкое распространение теория критической геополитики, оперирующая не умозрительными рассуждениями, а большими масси-вами информации, анализируемыми с помощью современных количественных методов. Растет по-ток исследований государственных границ и пограничья. Большое место в этих публикациях зани-мают работы, посвященные растущим градиентам в темпах и направлениях экономического разви-тия между странами бывшего СССР. Сдвиги в тематике исследований границ связаны с более глубоким изучением проблем безопасности. Многие работы отражают стремление в ухудшившейся обстановке сохранить позитивный опыт приграничного сотрудничества между российскими и ев-ропейскими партнерами. Наибольшее число российских публикаций по регионализации на разных пространственных уровнях посвящено Балтийскому бассейну. Множится число исследований тер-риториальных конфликтов и сепаратизма. Российские географы и представители смежных наук внесли существенный вклад в изучение проблем неконтролируемых территорий и постсоветских непризнанных (частично признанных) государств. Конфликты вокруг непризнанных (частично признанных) государств на постсоветском пространстве рассматриваются в связи с их внутренними различиями, сложным составом, перипетиями формирования и идентичностью населения, влия-нием на соседние районы России и в исторической ретроспективе. Ключевые слова: геополитика, политическая география, Россия, Большая Евразия, пограничные ис-следования, сепаратизм, непризнанные государства ВВЕДЕНИЕ Геополитика рассматривалась в СССР вплоть до последних лет его существования как реакци-онная буржуазная наука, нацеленная на обосно-вание экспансии международного империализ-ма, а политическая география оставалась перифе-рийной областью общественной географии, развивавшейся почти исключительно на матери-алах зарубежных стран. Бурные политические со-бытия периода распада Советского Союза-по-иск новыми независимыми государствами своего места на политической карте мира и строитель-ство идентичности, вспышка этнотерриториаль-ных конфликтов и острые дискуссии о проблемах границ, первые демократические выборы и про-екты реформ государственного устройства и ад-министративного деления-вызвали всплеск внимания к геополитике и политической геогра-фии. 1990-е годы были отмечены быстрым ростом числа публикаций в этих областях, их авторы бы-ли далеко не только и часто даже не столько гео-графы, сколько политологи и особенно бывшие УДК 910.1
ИЗВЕСТИЯ РАН. СЕРИЯ ГЕОГРАФИЧЕСКАЯ, 2022, том 86, № 3, с. 393–415
393
ГЕОПОЛИТИКА И ПОЛИТИЧЕСКАЯ ГЕОГРАФИЯ В РОССИИ:
ОСНОВНЫЕ НАПРАВЛЕНИЯ, ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ
ПОДХОДЫ И ОСОБЕННОСТИ
© 2022 г. В. А. Колосовa, *, М. В. Зотоваa, **, Н. Л. Туровa, ***
aИнститут географии РАН, Москва, Россия
*e-mail: kolosov@igras.ru
**e-mail: zotova@igras.ru
***e-mail: turov@igras.ru
Поступила в редакцию 12.12.2021 г.
После доработки 15.01.2022 г.
Принята к публикации 22.02.2022 г.
На фоне общемировых тенденций рассматриваются основные направления, методические подходы
и наиболее яркие результаты исследований в области геополитики и политической географии в
2011–2021 гг. Происходит широкая интеграция политической географии с сопредельными научны-
ми направлениями. Российская политическая география и в значительно меньшей степени геопо-
литика опираются на широкий спектр концепций, известных в мировой литературе. Исследовате-
ли, работающие в этих областях, оперативно откликаются на актуальные внешнеполитические и
иные вызовы, в том числе пандемию коронавирусной инфекции. Особое внимание в статье уделено
геополитическим публикациям о повороте российской внешней политики на восток и концепции
Большой Евразии. С начала 2010-х годов в России получила более широкое распр остранение теория
критической геополитики, оперирующая не умозрительными рассуждениями, а большими масси-
вами информации, анализируемыми с помощью современных количественных методов. Растет по-
ток исследований государственных границ и пограничья. Большое место в этих публикациях зани-
мают работы, посвященные растущим градиентам в темпах и направлениях экономического разви-
тия между странами бывшего СССР. Сдвиги в тематике исследований границ связаны с более
глубоким изучением проблем безопасности. Многие работы отражают стремление в ухудшившейся
обстановке сохранить позитивный опыт приграничного сотрудничества между российскими и ев-
ропейскими партнерами. Наибольшее число российских публикаций по регионализации на разных
пространственных уровнях посвящено Балтийскому бассейну. Множится число исследований тер-
риториальных конфликтов и сепаратизма. Российские географы и представители смежных наук
внесли существенный вклад в изучение проблем неконтролируемых территорий и постсоветских
непризнанных (частично признанных) государств. Конфликты вокруг непризнанных (частично
признанных) государств на постсоветском пространстве рассматриваются в связи с их внутренними
различиями, сложным составом, перипетиями формирования и идентичностью населения, влия-
нием на соседние районы России и в исторической ретроспективе.
Ключевые слова: геополитика, политическая география, Россия, Большая Евразия, пограничные ис-
следования, сепаратизм, непризнанные государства
DOI: 10.31857/S2587556622030086
ВВЕДЕНИЕ
Геополитика рассматривалась в СССР вплоть
до последних лет его существования как реакци-
онная буржуазная наука, нацеленная на обосно-
вание экспансии международного империализ-
ма, а политическая география оставалась перифе-
рийной областью общественной географии,
развивавшейся почти исключительно на матери-
алах зарубежных стран. Бурные политические со-
бытия периода распада Советского Союза – по-
иск новыми независимыми государствами своего
места на политической карте мира и строитель-
ство идентичности, вспышка этнотерриториаль-
ных конфликтов и острые дискуссии о проблемах
границ, первые демократические выборы и про-
екты реформ государственного устройства и ад-
министративного деления – вызвали всплеск
внимания к геополитике и политической геогра-
фии. 1990-е годы были отмечены быстрым ростом
числа публикаций в этих областях, их авторы бы-
ли далеко не только и часто даже не столько гео-
графы, сколько политологи и особенно бывшие
УДК 910.1
РОССИЙСКАЯ ОБЩЕСТВЕННАЯ ГЕОГРАФИЯ В НАЧАЛЕ XXI ВЕКА:
ИССЛЕДУЯ НОВЫЕ ПРОЦЕССЫ, ИСПОЛЬЗУЯ НОВЫЕ ВОЗМОЖНОСТИ
394
ИЗВЕСТИЯ РАН. СЕРИЯ ГЕОГРАФИЧЕСКАЯ том 86 № 3 2022
КОЛОСОВ и др.
преподаватели марксистско-ленинской филосо-
фии и научного коммунизма. Научный и обще-
ственный интерес к геополитике и политической
географии и поныне остается высоким. В Санкт-
Петербургском университете создана кафедра ре-
гиональной политики и политической геогра-
фии, в ведущих вузах Москвы – МГИМО и
Национальном университете “Высшая школa
экономики” также возникли политико-геогра-
фические подразделения. Выходят интересные
работы, написанные учеными других научных
центров России, – Оренбурга и Симферополя,
Владивостока и Калининграда, Смоленска и
Улан-Удэ. Очевидным трендом в развитии геопо-
литики и политической географии стало стира-
ние формальных граней между дисциплинами,
особенно между географией, политологией и со-
циологией. За последнее десятилетие изменилось
и соотношение в числе исследований по отдель-
ным областям: упал интерес к электоральной гео-
графии, но вырос – к изучению границ, региона-
лизма, представлений граждан о месте страны и
своего региона в мире.
Дать полное представление о современном со-
стоянии геополитики и политической географии
в России в рамках одной статьи невозможно, по-
этому мы выбрали для краткого обзора области, в
которых, по нашему мнению, достигнуты наибо-
лее яркие результаты. Как и в других статьях этого
специального выпуска, в обзор вошли в основном
публикации 2011–2021 гг. Цель работы – выявить
главные черты развития геополитики и полити-
ческой географии в России за последнее десятиле-
тие и их соотношение с мировыми тенденциями и
современными теоретическими представлениями.
Авторы начинают обзор с геополитических публи-
каций. Особое внимание уделено “повороту на Во-
сток” в российской внешней политике и получив-
шей известность концепции Большой Евразии.
Затем мы переходим к пограничным исследова-
ниям – расширяющейся междисциплинарной
области, в развитии которой географы играют
видную роль, а также работам по проблемам реги-
онализации – важному фактору изменения и пе-
рераспределения функций границ. Завершает
статью оценка вклада российской политической
географии в изучение неконтролируемых терри-
торий и непризнанных государств как неотъемле-
мого элемента современного мирового геополи-
тического порядка.
ГЕОПОЛИТИКА: БУМ ПРОДОЛЖАЕТСЯ
Геополитика остается исключительно попу-
лярным в России междисциплинарным направ-
лением научных или околонаучных публикаций.
Как и в 1990-х годах (Колосов, Туровский, 2000),
можно найти немало попыток дать сложным по-
литическим явлениям простое объяснение ссыл-
ками на особенности географического положе-
ния России или ее якобы постоянные и бесспор-
ные национальные интересы. Геополитику
преподают в вузах и на факультетах самой разной
специализации (Mäkinen, 2008): в России выпу-
щено более 100 учебников, учебных пособий и
хрестоматий, в названии которых фигурируют
термины “геополитика” или “геополитический”.
Растет и мировой поток публикаций по этой теме,
и доля в нем публикаций с участием российских
ученых. По данным “Скопус”, в 2017 г. она до-
стигла 10%, что примерно вчетверо больше, чем
доля работ российских авторов, индексирован-
ных международными библиографическими ба-
зами данных. Особенно значительный рост пуб-
ликационной активности отмечен после 2012 г., а
пиковым стал 2015 г. (Сильничая, Гуменюк,
2020). В этом отразились глубинная трансформа-
ция международной системы и двойной кризис:
конфликт на юго-востоке Украины, фактический
разрыв российско-украинских отношений и рез-
кое похолодание отношений между Россией и За-
падом, санкции и контрсанкции. Как и раньше, в
России преобладают работы неоклассического
направления, принадлежащие политологам, со-
циологам, экономистам. Публикации географов
в российской базе “eLibrary”, содержащие в на-
звании, ключевых словах и аннотации указанные
выше термины, составили в 1991–2015 гг. всего
лишь 2.5% от общего числа материалов (Потоц-
кая, Сильничая, 2019).
При обилии публикаций российская геополи-
тика по-прежнему предстает весьма размытой
предметной областью, да и в мировой науке до
сих пор не выработано консенсуса ни в определе-
нии ее содержания, ни в подходах и методах. Аль-
тернативой неоклассической геополитике с нача-
ла 1990-х годов стала критическая геополитика,
оперирующая не умозрительными рассуждения-
ми, а большими массивами информации, анали-
зируемыми с помощью современных количе-
ственных методов. В критической геополитике
удалось снять противоречие между использова-
нием геополитических идей для обоснования и
оправдания политических решений (геополити-
кой как идеологией и политической практикой) и
изучением влияния пространственных факторов
на внешнюю политику или политическую дея-
тельность в целом. Авторы концепции критиче-
ской геополитики предложили рассматривать ее
как дискурс, в котором отражаются интересы раз-
личных социальных слоев и политических сил.
Позже ее содержание было расширено за счет
изучения роли геополитических символов, обра-
зов и представлений, содержащихся не только в
дискурсе политических лидеров, но и в сообще-
ниях СМИ, рекламе и мультфильмах, кино и ка-
рикатурах.
ИЗВЕСТИЯ РАН. СЕРИЯ ГЕОГРАФИЧЕСКАЯ том 86 № 3 2022
ГЕОПОЛИТИКА И ПОЛИТИЧЕСКАЯ ГЕОГРАФИЯ В РОССИИ 395
В России критическая геополитика до начала
2010-х годов была мало известна. Одними из пер-
вых использовать еe методы стали сотрудники
Института географии РАН, которые разработали
представления об интеграции отдельных геопо-
литических образов в геополитическую картину
мира, формирующуюся в коллективном созна-
нии социальных групп и отдельных людей. Она
включает представления о месте страны в мире,
ее внешнеполитической ориентации, “естествен-
ных” и желаемых союзниках, главных политиче-
ских игроках, угрозах национальной безопасно-
сти, исторической миссии и совместном с сосед-
ними странами прошлом, преимуществах и
недостатках определенных внешнеполитических
стратегий. Геополитическая картина мира – про-
дукт национальной истории и культуры, резуль-
тат синтеза взглядов, исповедуемых различными
слоями политической элиты, академическими
экспертами, творческой интеллигенцией и обще-
ственным мнением в целом (Колосов, 2011).
Применяемая авторами методика основыва-
лась на анализе взаимосвязи между “высокой”
геополитикой, развиваемой политическими ли-
дерами и экспертами (академическими учеными,
известными журналистами и т.д.), и “низкой”, то
есть геополитической картиной мира в сознании
граждан. Средством изучения “высокой” геопо-
литики служит анализ дискурса с использовани-
ем качественных и количественных методов.
“Низкая” геополитика исследуется с помощью
социологических методов – массовых опросов,
фокус-групп, глубинных интервью.
Сотрудники института опубликовали, в том
числе с зарубежными соавторами, ряд работ, по-
священных российскому политическому дискур-
су в связи c атакой американских городов терро-
ристами и попыткой сближения с Западом, срав-
нениям дискурсов различных политических сил с
мнениями рядовых граждан в разных районах,
выявленными на основе массовых опросов, пред-
ставлениям населения о зарубежном мире и т.п.
(O’Loughlin et al., 2004a, 2004b). По материалам
проекта Пятой Европейской рамочной програм-
мы “Видение Европы в мире” (EuroBroadMap), а
именно опросов около 10 тыс. студентов в 18 стра-
нах, была изучена зависимость представлений о
мире от социальной стратификации, простран-
ственной мобильности респондентов и их семей,
знания ими иностранных языков. Полученная
геополитическая картина мира была сопоставле-
на с мировым “пространством потоков” – геогра-
фическим распределением внешней торговли,
прямых иностранных инвестиций, миграций,
международных авиарейсов, поставок оружия,
политическими связями, выражающимися в со-
лидарном голосовании в ООН, и т.д. Другими
словами, была поставлена цель выяснить, на-
сколько заметность и образ страны зависят от ее
объективного места в мире, интенсивности и
природы ее внешних контактов. Исходная гипо-
теза предполагала также, что видение мира зави-
сит от физического расстояния и культурной ди-
станции между странами (сходства языка и рели-
гии).
Исследование показало, что в России, как и в
других странах, наиболее известны респондентам
крупные мировые державы-ньюсмейкеры, сосед-
ние страны и регионы международных конфлик-
тов, регулярно освещаемые СМИ. Страны Афри-
ки, значительная часть Азии и Латинской Амери-
ки упоминались редко. Наиболее известными и
привлекательными для российских студентов в то
время были страны Западной Европы, которые
ассоциировались с высоким уровнем жизни, ту-
ризмом, потреблением товаров и услуг, но также
с богатым культурным наследием и демократиче-
скими режимами. Сама Россия, по оценкам сту-
дентов большинства стран, в которых проводился
опрос, относилась к числу хорошо известных, но
по большей части непривлекательных стран.
Политический дискурс в России и других стра-
нах – официальный (интервью и заявления поли-
тических лидеров), медийный (материалы СМИ)
и экспертный (научные публикации) был сопо-
ставлен с результатами специально проведенных
и имеющихся в открытом доступе опросов обще-
ственного мнения. Изучение российского офи-
циального дискурса и публикаций ряда газет за
несколько лет показали многозначность и рас-
хождения в интерпретации концепции “русского
мира”. Проведенные в конце 2014 г. массовые
опросы одновременно в областях Юго-Востока
Украины и во всех непризнанных республиках
обнаружили большие территориальные различия
в самоидентификации респондентов с “русским
миром”, их высокую корреляцию с русской или
украинской идентичностью (впервые за постсо-
ветские годы – раньше такой зависимости не на-
блюдалось) и ориентацией на российские или
украинские телеканалы. С помощью статистиче-
ского моделирования был установлен “портрет”
типичного представителя “русского мира”, то
есть взаимозависимость социально-демографи-
ческих характеристик, путей социализации, сте-
пени доверия политическим лидерам и электо-
рального поведения (O’Loughlin et al., 2016).
В дальнейших исследованиях по политиче-
ской географии большое внимание уделялось
средствам, используемым государствами и от-
дельными политическими силами для убеждения
граждан в правильности определенного геополи-
тического видения мира и основанной на нем
внешнеполитической стратегии (Kolosov et al.,
2018). Эта задача становится все более сложной в
связи с ростом индивидуализма, распростране-
нием Интернета и социальных сетей. В то же вре-
396
ИЗВЕСТИЯ РАН. СЕРИЯ ГЕОГРАФИЧЕСКАЯ том 86 № 3 2022
КОЛОСОВ и др.
мя контроль над телекоммуникациями и в осо-
бенности основными телеканалами облегчил
властям возможность манипулировать обще-
ственным мнением. В формировании геополити-
ческой картины мира важную роль играет социа-
лизация школьников, включая содержание учеб-
ников по истории и географии. Был сопоставлен
официальный дискурс и контент нескольких по-
колений школьных учебников по этим предметам
в Украине (Вендина и др., 2014a) и Эстонии (Вен-
дина и др., 2014б). Этот анализ позволил сделать
вывод, что модель укрепления украинской иден-
тичности через противопоставление с Россией
способствовала усилению межрегиональных
противоречий на Украине после событий февра-
ля 2014 г. и сецессионистским настроениям части
населения Донбасса.
С 2010-х годов теория критической геополити-
ки получила большее распространение, в особен-
ности благодаря работам И.Ю. Окунева и других
сотрудников МГИМО. Они рассмотрели соотно-
шение официального молдавского политическо-
го дискурса и бытового дискурса малых народов
Молдавии – гагаузов и болгар, используя пред-
ставление о том, что коллективные идентичности
могут опираться на образы “других” как консти-
туирующих маркеров, в данном случае – России
(Окунев, 2016). Л.С. Жирнова (2021) осветила
роль России как значимого “другого” в карикату-
рах, опубликованных в латвийских газетах, а
Н.К. Радина (2021) провела семантический ана-
лиз обширного массива публикаций в россий-
ских газетах в 2019 – начале 2020 годов, ключевым
словом которых был “коронавирус”. Н.К. Радина
показала, как надвигающаяся пандемия служила
поводом демонизации Китая и осуждения амери-
канского гегемонизма и политики Д. Трампа. В
серии работ К.Э. Аксенова с соавторами рассмат-
ривается процесс “идеологизации” городского
пространства стран СНГ. Появление новых госу-
дарств на постсоветском пространстве сопровож-
далось национализацией городских топонимов,
переходом от их единой “матрицы”, формиро-
вавшей общую советскую идентичность, к регио-
нальной диверсификации подходов к изменению
топонимов (Аксенов, 2020; Аксенов, Андреев,
2021; Аксенов, Яралян, 2012).
Анализируя мировую литературу по геополи-
тике, в том числе критической, петербургский
географ А.Б. Елацков выдвинул широкую теоре-
тическую концепцию, изложенную в большой се-
рии статей (2012, 2013), а затем и монографии
(2017). Ключевым объектом геополитики он счи-
тает геополитическое отношение (ГО) – сочета-
ние в разных пропорциях географических и поли-
тических отношений, синтез которых дает ему
новое качество. В географической составляющей
ГО А.Б. Елацков выделяет формально-простран-
ственные (позиционные) и содержательные эле-
менты. Примером могут служить разного рода
трансграничные потоки, которые имеют опреде-
ленный территориальный рисунок, географиче-
ское (к примеру, цепочки добавленной стоимо-
сти) и одновременно политическое содержание
(например, влияние миграции на внутриполитиче-
скую ситуацию в стране и районах наибольшего
притока мигрантов). Под геополитикой А.Б. Елац-
ков понимает организацию геополитических от-
ношений субъектов и одновременно сферу по-
знания и мышления, направленную на выявле-
ние и трансформацию этих отношений. Он
подразделяет “геополитическую мысль” на три
уровня. Обыденный уровень – преимущественно
бессистемный, эмоционально окрашенный на-
бор стереотипов, мифов и психологических ком-
плексов, который представители критического
направления называют “низкой” геополитикой.
В практической геополитической мысли преоб-
ладает прикладная составляющая, связанная с
обыденным уровнем и использующая готовые
концепции. Наконец, высшим уровнем является
концептуальная геополитика – исследования,
идеи, обобщения (“высокая” геополитика). Гео-
политическое знание А.Б. Елацков делит на не-
сколько геопространственных типов, в числе ко-
торых контекстный, отражающий баланс внеш-
них и внутренних условий в разных сочетаниях:
по способу анализа, теоретико-идеологическим
направлениям и т.п. Критическая геополитика,
претендующая на анализ “со стороны”, по его
мнению, сама не может оставаться политически
нейтральной, и география предстает не реально-
стью, а ее образом. Синтез обновленной класси-
ческой и критической геополитики автор предла-
гает называть постклассической. К этому же мне-
нию пришел в одной из своих работ и
И.Ю. Окунев (2014).
К достижениям в области теории геополитики
и политической географии стоит отнести обзор
развития этих сфер знания в Санкт-Петербург-
ском университете почти за три столетия (Кале-
дин и др., 2019), а также сделанную иркутским
географом А.Н. Фартышевым попытку впервые
использовать теорию игр для формализации ка-
тегории “геополитическое положение”. Опира-
ясь на советско-российскую концепцию географи-
ческого положения, он выделил пассивное (сово-
купность факторов, способствующих защите от
экспансии), активное (факторы, способствующие
экспансии и расширению влияния страны) и гео-
экономическое (факторы, содействующие эконо-
мическому развитию) геополитическое положение.
А.Н. Фартышев сфокусировал усилия на оценке
геоэкономического положения Сибири, уникаль-
ность которого во многом определяется “ультракон-
тинентальностью” (выражение Л.А. Безрукова). По
аналогии с работами многих политологов, разраба-
тывавших синтетические показатели совокупной
ИЗВЕСТИЯ РАН. СЕРИЯ ГЕОГРАФИЧЕСКАЯ том 86 № 3 2022
ГЕОПОЛИТИКА И ПОЛИТИЧЕСКАЯ ГЕОГРАФИЯ В РОССИИ 397
мощи страны, А.Н. Фартышев использовал в сво-
их построениях понятие геополитической силы.
По его мнению, геополитическое положение тер-
ритории в общем виде определяется отношением
его геополитической силы к сумме геополитиче-
ских сил других (соседних) субъектов, скорректи-
рованных на степень влияния каждого из них на
данный субъект и политическое отношение к это-
му субъекту. Фартышев предложил набор кон-
кретных параметров для оценки этих показате-
лей, в том числе политических отношений по
шкале “дружественность–враждебность” (2017,
2019).
“ПОВОРОТ НА ВОСТОК” И КОНЦЕПЦИЯ
БОЛЬШОЙ ЕВРАЗИИ
Одной из важнейших тем геополитических
публикаций в последние годы был “поворот на
Восток”, под которым имеется в виду необходи-
мость диверсификации внешних источников раз-
вития страны и стратегическое взаимодействие с
Китаем и другими странами Азиатско-Тихооке-
анского региона. “Поворот на Восток” был уско-
рен геополитическим кризисом в связи с событи-
ями на Украине и резким обострением отноше-
ний между Россией и Западом. Предполагается
использовать отношения с Китаем для модерни-
зации экономики, привлечения новых прямых
инвестиций, ускорить структурные изменения в
экономике Дальнего Востока и Восточной Сиби-
ри и остановить депопуляцию этих регионов.
Во второй половине 2010-х годов активизиро-
валась тесно связанная с “поворотом на Восток”
дискуссия о Большой Евразии. Главную роль в
ней играют политологи, в том числе руководите-
ли и ведущие эксперты влиятельного Совета по
внешней и оборонной политике, но к дебатам ак-
тивно подключились и географы, поскольку тема
Большой Евразии имеет не только внешнее, гео-
политическое, но и внутреннее измерение.
Суть этой концепции состоит в формировании
“нового экономического, политического и куль-
турного пространства от Владивостока (Шанхая)
до Лиссабона” – “пространства свободной тор-
говли, развития, мира и безопасности, условий
для суверенного развития всех входящих в него
стран, культур и цивилизаций” (Караганов, 2019,
с. 9, 12). Теория Большой Евразии внешне похожа
на концепцию евразийства – один из главных
элементов российской геополитической тради-
ции. Однако евразийство возникло как реакция
на противоречия между Российской империей и
европейскими державами, противопоставляю-
щими “Восток” “Западу”. Его идеологическая
основа заключалась в представлении о России
как особой культурно-исторической общности,
отличной как от Азии, так и от Европы, но равной
ей, совпадающей более или менее точно с грани-
цами Российской империи (Laruelle, 2008).
Большая Евразия не только намного больше
“Евразии-России”, но и имеет другую архитекту-
ру. Она основана не столько на смежности,
сколько на сетевом взаимодействии, имеет поли-
масштабную структуру, созданную в результате
региональных интеграционных процессов на раз-
ном уровне. Поэтому один из основных геополи-
тических аргументов – возможность сохранения
Россией в условиях многополярной Евразии по-
ложения независимой великой державы, несмот-
ря на отставание от США, Китая и Индии в тем-
пах роста экономики, уменьшение численности
населения и соответственно снижение веса в ми-
ре. “Поворот на Восток” соответствует фунда-
ментальной ориентации постсоветской России
на создание многополярного геополитического
порядка и предотвращение гегемонии какой-ли-
бо отдельной страны или группы стран (Суслов,
Пятачкова, 2019). Другой важный геополитиче-
ский аргумент – избавление от альтернативы
превращения России в младшего либо коллек-
тивного партнера Запада либо Пекина. В не со-
стоявшейся “Большой Европе” Россия осталась
бы маргинальной периферией, вечно отстающим
учеником в школе “европейских ценностей”, вы-
нужденным следовать нормам, установленным без
ее участия. Кроме того, в условиях явной и расту-
щей асимметрии в потенциале России и Китая – ее
великого восточного соседа – Москва заинтересо-
вана в балансировании его мощи в системе много-
образных сетевых связей и институтов.
По мнению сторонников Большой Евразии,
есть объективные предпосылки ее формирова-
ния, которые Россия не может игнорировать. К
ним они относят фактическую стагнацию эконо-
мики ЕС, кризис европейской интеграции и оче-
видное перемещение центра тяжести мирового
хозяйства в Азию, страны которой благодаря
окончанию эры военного превосходства Запада и
процессу деколонизации сумели использовать
предпосылки для быстрого развития, опирающе-
гося на рост внутреннего рынка и внутриконти-
нентальную торговлю. В основе концепции Боль-
шой Евразии – приоритет экономических взаимо-
действий, отделение экономики от оков
геополитики, преодоление разногласий, унаследо-
ванных от холодной войны, и предотвращение по-
явления новых, урегулирование разногласий и тре-
ний между участниками (Вперед …, 2018, с. 29).
Обоснованием “поворота на Восток” и кон-
цепции Большой Евразии служат и внутрирос-
сийские причины – необходимость ускорения и
устранения перекосов в развитии Сибири и Даль-
него Востока, более эффективного использова-
ния их богатых природных ресурсов (Котляков,
Шупер, 2019). Эти проблемы прямо увязываются
398
ИЗВЕСТИЯ РАН. СЕРИЯ ГЕОГРАФИЧЕСКАЯ том 86 № 3 2022
КОЛОСОВ и др.
с дискуссией о континентальном и ресурсном
“проклятьях” России и в особенности Сибири, то
есть обреченности экономики на низкую эффек-
тивность в связи с огромными расстояниями, вы-
сокой транспортоемкостью (Безруков, 2008) и
специализацией на экспорте сырья и топлива
(Kryukov and Seliverstov, 2022).
Однако концепция Большой Евразии вызыва-
ет у некоторых российских авторов осторожное
или откровенно скептическое отношение. Они
утверждают, что, несмотря на реальные общие
интересы, государства Европы и Азии, в первую
очередь Китай и Индия, вовлечены в конфликты
между собой, имеют разные политические режимы
и ориентации, исповедуют в корне разные взгляды
на государственный суверенитет и характер между-
народных отношений (Кортунов, 2019). Критики
подчеркивают, что малые и средние страны опаса-
ются использования концепции Большой Евразии
Китаем, Россией и другими ведущими державами
в борьбе за политическое влияние, и отмечают от-
сутствие адекватной политической инфраструк-
туры, которая могла бы служить общим форумом
для евразийских государств, особенно в области
безопасности (ШОС такие амбиции удовлетво-
рить не может).
Другие авторы доказывают, что надежды на
резкое увеличение китайских инвестиций в обра-
батывающую промышленность, рост доли това-
ров с высокой добавленной стоимостью в россий-
ском экспорте в Китай и строительство крупных
объектов инфраструктуры в России не оправда-
лись. Китайские партнеры заинтересованы в до-
ступе к российскому сырью, а не в инвестирова-
нии в высокотехнологичную промышленность.
Рост российско-китайского товарооборота тор-
мозят неэкономические препятствия (Kolosov
and Zotova, 2021b). Хотя доля стран ЕС в россий-
ской внешней торговле уменьшается, изменения
ее распределения по странам с 2014 г. не демон-
стрируют решительного поворота на Восток. Ки-
тай уверенно занял первое место среди торговых
партнеров России, опередив Германию, однако
на ЕС в целом по-прежнему приходится бльшая
часть товарооборота (в 2019 г. – 43%). В китай-
ской внешней торговле Россия занимает весьма
скромное место: на нее приходится 2.9% импорта и
1.3% экспорта (2019) – намного меньше, чем в обо-
роте с США или основными странами ЕС. Форми-
рующаяся Большая Евразия сулит Российской Фе-
дерации не только новые геостратегические воз-
можности, но и фундаментальные риски.
Усиливающаяся специализация азиатской части
России на экспорте в Китай и страны Азии энерго-
носителей, минерального сырья и древесины усу-
губляет ее отставание от партнеров, стимулирует
очаговость размещения населения и хозяйства,
способствует вовлеченности восточных регионов
во внешнеэкономические связи в ущерб внутри-
российским (Дружинин, 2020).
ПОГРАНИЧНЫЕ ИССЛЕДОВАНИЯ:
ВЫЗОВЫ МНОГОСОСЕДСКОГО
ПОЛОЖЕНИЯ РОССИИ
Мировые потрясения последних лет с новой
силой высветили значимость государственных
границ в жизни общества. Пандемия коронави-
руса привела к закрытию и резкой асимметрии в
функциях многих межгосударственных рубежей.
Серия миграционных кризисов в Европе и других
регионах мира дала толчок политике секьюрити-
зации, что усилило использование новейших тех-
нологий в охране границ и борьбе с нелегальной
миграцией, а также ускорению строительства фи-
зических барьеров вдоль границ. В России, гра-
ничащей с 16 странами (включая признанные ей
Абхазию и Южную Осетию), дополнительными
факторами, усилившим внимание к границам, в
2010-х годах стали вступление в силу соглашения
о создании ЕАЭС, присоединение Крыма, граж-
данская война в украинской части Донбасса, вве-
дение международных санкций и контрсанкций,
обострение отношений с соседними странами ЕС и
одновременно интенсификация сотрудничества с
Китаем. Исследования границ (border studies), как и
за рубежом, превратились в быстро развивающуюся
междисциплинарную область знания, оставаясь од-
ним из классических направлений политической
географии.
Центральной концепцией в современных по-
граничных исследованиях стало понимание гра-
ницы как сложной социальной категории, кото-
рая формируется в результате воспроизводства
разграничений разными социальными и полити-
ческими силами в ходе их деятельности – соци-
альной практики (bordering) (Brambilla and Jones,
2020; Konrad, 2015; Paasi, 2021; Paasi and Prokkola,
2008; Scott 2021). Таким образом, граница – это
одновременно саморазвивающийся правовой ин-
ститут, материальный феномен (пункты перехода
и другая инфраструктура), разделительная линия
и прилежащее пространство, на которое она вли-
яет, социальная практика, символ и комплекс со-
циальных представлений.
Тематика пограничных исследований россий-
ских авторов в основных чертах сходна с направ-
лениями исследований их европейских коллег.
Для стран ЕС и России актуальна проблема пере-
распределения функций между границами (de-
bordering и re-bordering). Как известно, в ЕС мно-
гие функции государственных границ переданы
внешним границам интеграционного объедине-
ния, тогда как внутренние рубежи стали более от-
крытыми. На постсоветском пространстве, на-
оборот, границы между бывшими республиками
СССР превратились в государственные. “Игра с
ИЗВЕСТИЯ РАН. СЕРИЯ ГЕОГРАФИЧЕСКАЯ том 86 № 3 2022
ГЕОПОЛИТИКА И ПОЛИТИЧЕСКАЯ ГЕОГРАФИЯ В РОССИИ 399
нулевой суммой” в отношениях между Россией и
Западом в борьбе за влияние в странах бывшего
СССР определила перераспределение барьерных
и контактных функций границ: они все более зави-
сели от вовлеченности постсоветских государств в
интеграционные процессы под эгидой РФ.
Есть и два очевидных отличия в направлениях
пограничных исследований в России и европей-
ских странах. Во-первых, в России выходит го-
раздо меньше работ о взаимосвязи между функ-
циями и режимом разных участков границ и ми-
грацией. Хотя Россия – третий мировой ареал
притяжения международных мигрантов после
США и ЕС, эта проблема имеет меньшую остроту
в связи с открытостью границ, особенно между
странами ЕАЭС. Во-вторых, в России, наоборот,
сравнительно больше публикаций о “материаль-
ных” функциях границ – их роли в формирова-
нии трансграничных социально-экономических
и культурных контрастов, регулировании пото-
ков через границу, влиянии взаимодействий меж-
ду соседними странами и регионами на окружаю-
щие территории.
Это направление – самое широкое и по числу
работ, и по географическому охвату. На западе
пик внимания к изучению трансграничных кон-
трастов пришелся на 1980–2000-е годы, когда
подобные исследования проводились в пограни-
чье между старыми членами ЕС и бывшими соци-
алистическими странами, стремившимися к
вступлению в это интеграционное объединение
(Stryjakiewicz, 1998), США и Мексикой (Martinez,
1994). Границы – мощное средство воспроизвод-
ства пространственного неравенства, поэтому в
отечественных работах особый интерес к анализу
пограничных градиентов был вызван растущей
асимметрией в темпах и направлениях экономи-
ческого развития бывших советских республик,
растущими в ходе государственного строитель-
ства различиями между их экономическим и по-
литико-правовым пространством (Kolosov and
Morachevskaya, 2020). Анализ контрастов, связан-
ных в том числе со спецификой сложившихся си-
стем расселения и территориальной структуры
хозяйства приграничных районов, позволяет оце-
нить перспективы трансграничного сотрудниче-
ства. Экономическая периферийность и наи-
большие градиенты в уровне экономического
развития между российскими регионами и их со-
седями наиболее заметны на старых, унаследо-
ванных от СССР границах в европейской части
России (Зотова и др., 2018a) и отражают ее отно-
сительное отставание от стран ЕС. Значительный
разрыв в социально-экономических показателях,
как правило, снижает заинтересованность в со-
трудничестве и повышает риск формирования
неравноправных отношений, когда наибольшие
выгоды получает более сильная сторона. Приме-
ром могут служить экономические отношения
между приграничными регионами России и Ки-
тая. В то же время трансграничные различия меж-
ду смежными территориями выступают для них и
существенным ресурсом, позволяя расширить
внутренний рынок за счет граждан сопредельных
стран, лучше удовлетворять спрос на товары и
услуги, повышать культуру производства и т.д.
(Зотова и др., 2018б).
Как показали многие российские авторы, в
постсоветском пограничье нарастает контраст-
ность в уровне развития как между пограничны-
ми районами соседних стран, так и в пригранич-
ной полосе каждой из них. Приоритет интересов
государственного строительства в постсоветских
государствах приводит к росту периферийности
удаленных от городских центров территорий
вдоль новых границ, интерферирующему с нега-
тивным влиянием границы, что становится суще-
ственным препятствием для эффективного взаимо-
действия даже между странами ЕАЭС (Морачев-
ская, 2010; Российское …, 2018). Депрессивность
большинства муниципальных районов, примыка-
ющих к российско-белорусской границе, связана
также с гиперконцентрацией экономической ак-
тивности в столичных агломерациях, создающей
гигантские контрасты (Яськова, 2021).
Важным аспектом изучения постсоветского
пограничья остается анализ демографических и
миграционных процессов, особенностей этно-
культурной ситуации, городского и сельского
расселения по обе стороны от государственной
границы в динамике и пространственной диффе-
ренциации (Попкова, 2011), а также формирова-
ния трансграничных регионов и развития при-
граничного сотрудничества (Герасименко, 2011;
Карпенко, 2019; Новиков, 2015).
Потенциал развития приграничных террито-
рий оценивался на основе анализа внешнеэконо-
мических связей, эффективность которых можно
определять с использованием многофакторного
моделирования через соотношение и состав экс-
порта и импорта и межотраслевой баланс (Биль-
чак, 2011). Показатели транспортной и погранич-
ной инфраструктуры также рассматривались как
фактор взаимодействий между государствами.
Проводилось зонир ование пограничья по уровню
инфраструктурного развития (Рыгнызов, Бато-
мункуев, 2016).
В работах ряда географов оценивается влияние
разных типов границ (природных, экономиче-
ских, административных, государственных) на
аграрную специализацию приграничных терри-
торий. Если роль административных границ в
связи со становлением рыночных отношений
резко уменьшилась, то влияние природных и го-
сударственных границ остается по-прежнему
значимым (Бабурин и др., 2019).
400
ИЗВЕСТИЯ РАН. СЕРИЯ ГЕОГРАФИЧЕСКАЯ том 86 № 3 2022
КОЛОСОВ и др.
Французский географ М. Фуше назвал границы
“фабрикой идентичностей”. Взаимосвязь между
границами, территорией и идентичностью – ядро
не только пограничных исследований, но и всей
политической географии. Исследования по этой
теме, условно – символической функции границ
составляют второе магистральное направление
пограничных исследований в России. Их цель со-
стоит в анализе социальных представлений об оп-
тимальной конфигурации государственного ру-
бежа, отражающие взгляды граждан на критерии,
отделяющие “своих” от “чужих”, оптимальном
режиме и функциях границ. Исследования этого
направления подразумевают анализ роли границ
в национальной идентичности, политическом
дискурсe, исторических нарративax, символиче-
ском ландшафтe пограничья и др. Подобные ис-
следования часто опираются на социологические
данные и изучение процессов социализации раз-
ных поколений, то есть на парадигму критиче-
ской геополитики (Вендина, Гриценко, 2017;
Amilhat Szary, 2020; Paasi, 1996; Scott, 2021).
На постсоветском пространстве государствен-
ные и административные границы часто рассмат-
риваются как границы между идентичностями.
Территориально-государственное размежевание
между республиками и территориальными авто-
номиями бывшего СССР зиждилось именно на
этом принципе: чем больше формальная граница
совпадает с границей идентичностей, тем больше
она интерпретировалась как справедливая. Меж-
ду тем, во многих районах чересполосного или
смешанного расселения разных этнических
групп подобного соответствия достичь невоз-
можно. В исследованиях Д. Ньюмена и других за-
падных авторов хорошо показано, что проблема
первичности идентичности или границ – вопрос
о курице и яйце.
Этот феномен прекрасно показан в исследова-
ниях реликтовых (исторических) границ, утра-
тивших наиболее важные функции разделитель-
ных линий между государствами, но оставшихся
существенными политическими, экономически-
ми и культурными барьерами. Принадлежность в
прошлом к иным историко-культурным и поли-
тическим регионам оказывает заметное влияние
на социальные практики и идентичность их жи-
телей, на различные виды деятельности, проявля-
ется в культурном ландшафте и может быть ис-
пользована для мобилизации общественного
мнения, например, в целях сецессии. Такие ре-
ликтовые границы называют фантомными
(Janczak, 2015; von Hirschhausen et al., 2019; и др.).
В России типичными фантомными границами
выступают рубежи территорий, присоединенных
к бывшему Советскому Союзу (РСФСР) перед
Великой Отечественной войной и по ее итогам и
входивших ранее в состав других европейских
стран, а также бывшие фронтиры, служившие ос-
новой системы охраны и обороны в XVI–XIX вв.
на юге и востоке страны. Заметность фантомных
границ в том числе определяется глубиной разры-
ва в благосостоянии между разделяемыми ими
территориями, политическими различиями меж-
ду странами, политикой памяти и другими факто-
рами (Колосов, 2017).
Российские исследователи часто изучали взаи-
мовлияние формальных границ и идентичностей
на примерах пограничья между Россией с Украи-
ной и странами Балтии (Вендина и др., 2014б,
2021; Крылов, Гриценко, 2015) – территорий,
длительное время существовавших в пределах об-
щего с нынешней РФ государства со смешанным
этническим составом населения, ныне входящие
в разные экономические и политические союзы и
системы безопасности. Эти факторы приводят к
формированию сложносоставных, смешанных
или переходных моделей идентичности. На при-
мере Псковской области анализировалась роль
СМИ и регулярных трансграничных контактов в
формировании моделей добрососедской или оп-
позиционной идентичности (Манаков, 2010).
В мировой литературе исследования воздей-
ствия границ на идентичность, социальные пред-
ставления и повседневную жизнь общества обыч-
но сфокусированы на адаптации местных сооб-
ществ к рубежам разного типа, их роли в
формировании различий между людьми и соци-
альными системами, а также особой пригранич-
ной культуры и связанной с уникальностью прак-
тик постоянного пересечения границы амбива-
лентностью идентичностей и толерантностью к
инаковости (Anzaldua, 1999). Сходные процессы
рассматривались и в пограничье России с Поль-
шей и Финляндией (до пандемии COVID-19). На
этих участках повседневные трансграничные
контакты расширили жизненные планы людей,
дали им возможность накопить и реализовать на
практике опыт действий в иной социальной сре-
де, способствовали росту интереса и доверия
граждан соседних стран друг к другу, а в итоге –
формированию идентичности “трансграничного
жителя”, чувствующего себя комфортно по обе
стороны границы (Бредникова, 2008; Зотова и
др., 2018a). В то же время, в российско-украин-
ском и российско-эстонском пограничье граница
в восприятии граждан вместо условной линии на
карте стала важным рубежом, ощущаемый в по-
вседневной жизни. По типологии О. Мартинеса
(Martinez, 1994), граница превратилась из “инте-
грационной” в “сосуществующую”, а затем “от-
чуждающую”, а пограничье – из во многом единой
территории – в приграничные полосы (Зотова,
Гриценко, 2021 ) .
Границы отражают одновременно локальные,
межгосударственные и глобальные последствия
экономических и политических процессов и битв
ИЗВЕСТИЯ РАН. СЕРИЯ ГЕОГРАФИЧЕСКАЯ том 86 № 3 2022
ГЕОПОЛИТИКА И ПОЛИТИЧЕСКАЯ ГЕОГРАФИЯ В РОССИИ 401
за идентичность. Они представляют собой чрез-
вычайно динамичный социальный институт: их
функции и режим постоянно меняются в зависи-
мости от двусторонних отношений между сосед-
ними странами, политической обстановки в ми-
ре, глобальной и региональной экономической
конъюнктуры, курсов валют и мировых цен. По-
этому третьим ведущим направлением в россий-
ских пограничных исследованиях стало изучение
динамики свойств и функций границ под влия-
нием диалектического сочетания процессов гло-
бализации и регионализации (фрагментации по-
литического пространства). В зарубежных ис-
следованиях подобного рода рассматриваются
противоречия между растущими международ-
ными и трансграничными взаимодействиями,
объективной потребностью в высокой проница-
емости границ, с одной стороны, и интересами
национальной и региональной безопасности, с
другой. Уже в начале 2010-х годов исследователи
отмечали тенденции к огораживанию государ-
ственной территории от негативных и непредви-
денных последствий глобализации, в том числе
путем возведения тысячекилометровых физиче-
ских барьеров вдоль границ, основанном на
стремлении более полно контролировать товар-
ные, финансовые, а иногда и информационные
потоки, защитить национальное экономическое
пространство от излишней конкуренции (Ghor-
ra-Gobin, 2012; Jones, 2012; Rosière and Jones, 2012;
Vallet, 2019). Но особенно остро эти процессы
проявились с началом пандемии COVID-19, ко-
гда окончательно стала очевидной несостоятель-
ность представлений 1990-х годов о постепенном
наращивании контактных функций границ за
счет барьерных (Böhm, 2021; Chaulagain et al.,
2021; Rothmüller, 2021). Новые работы показали,
что пандемия частично опровергла концепцию
ослабевания государства в результате процессов
глобализации (Golunov, 2021; Golunov and
Smirnova, 2021). Наиболее очевидным геополити-
ческим следствием пандемии стала дальнейшая
фрагментация политического и социально-эко-
номического пространства, инструментом кото-
рой выступили не только государственные, но и
внутренние административные границы. Закры-
тие границ происходило асинхронно и асиммет-
рично, не было согласовано даже между странами
ЕС, и затронуло мобильность и повседневные ин-
тересы более чем 90% населения мира (Gössling et
al., 2020). В результате пандемия способствовала
дальнейшему разделению мира на “своих” и “чу-
жих”. Невидимые границы регионов с разным
уровнем заболеваемости разделили территории с
различным уровнем урбанизации, разной воз-
растной структурой и доходами и соответственно
подвижностью населения, наконец, разными
культурными особенностями и образом жизни
(Kolosov et al., 2021).
На стыке политической и физической геогра-
фии и других наук возникли исследования путей
устойчивого развития и управления трансгранич-
ными природными объектами – международны-
ми речными бассейнами, горными системами,
внутренними морями, особо охраняемыми при-
родными территориями (ООПТ) и т.д. Их хозяй-
ственное использование объективно порождает
противоречия между странами, на территории
которых расположены эти объекты. Однако про-
думанные институциональные механизмы позво-
ляют сгладить разногласия и способствуют стаби-
лизации экологического состояния трансгранич-
ных природных объектов даже при напряженных
межгосударственных отношениях (Селиверстова,
2009). Хотя ни в одном из основных трансгранич-
ных бассейнов РФ не достигнут необходимый
уровень координации усилий, на отдельных
участках накоплен позитивный опыт взаимодей-
ствий (Фролова, Самохин, 2018). Работы совмест-
ной российско-азербайджанской комиссии по
распределению водных ресурсов р. Самур, разра-
ботка комплексной программы российско-казах-
станского сотрудничества по сохранению экоси-
стемы бассейна р. Урал (Соколов и др., 2020; Чи-
билёв, 2018), а также совместные (до 2014 г.)
усилия украинских и российских специалистов
по использованию и охране р. Северский Донец
показывают, что при эффективном и согласован-
ном управлении трансграничным природным
объектом и наличии политической воли можно
достичь успехов (Демин, Шаталова, 2015).
Новые, складывающиеся в России направле-
ния пограничных исследований связаны с оцен-
кой роли границ в международном туризме. Гра-
ницы находят отражение в “высокой” и массовой
культуре – литературе, кино, живописи, архитек-
туре. В публикациях российских авторов разви-
тие туризма рассматривается как одно из важных
направлений приграничного сотрудничества (Се-
бенцов, Зотова, 2018) в контексте динамики функ-
ций и режима границ, трансграничного ценового
градиента, а также аттрактивности самих границ и
приграничных регионов для туристов (Катровский
и др., 2017). Важным вкладом в развитие этого на-
правления стали работы А.Ю. Александровой и ее
соавторов, рассматривающих границы как сред-
ство регулирования международных туристских
потоков и одновременно фактор развития туриз-
ма на приграничных территориях. Большое внима-
ние уделяется эволюции государственных границ в
мире и их превращению из барьера, препятствую-
щего международному туристскому обмену, в ре-
сурс, придающий важное конкурентное преимуще-
ство приграничным территориям (Александрова,
Ступина, 2014; Александрова, Шипугина, 2020).
402
ИЗВЕСТИЯ РАН. СЕРИЯ ГЕОГРАФИЧЕСКАЯ том 86 № 3 2022
КОЛОСОВ и др.
РЕГИОНАЛИЗАЦИЯ НА РАЗНЫХ
ПРОСТРАНСТВЕННЫХ УРОВНЯХ
Важным фактором перераспределения функ-
ций между политическими границами разного
уровня стало формирование международных ре-
гионов разного уровня (регионализации) как от-
вет на вызовы международной конкуренции, тре-
бующей укрупнения рынков, трансграничной
кооперации и новых подходов к территориальной
организации хозяйства (Корнеевец, 2010; Федо-
ров, Корнеевец, 2010).
Современные подходы к регионализации ос-
нованы на сочетании конструктивистского и функ-
ционального понимания этого процесса. Иными
словами, трансграничные регионы могут формиро-
ваться и “снизу”, на основе все более плотных сете-
вых производственно-сбытовых, миграционных и
иных взаимодействий, социокультурной общно-
сти и усиления взаимозависимости между террито-
риями, и “сверху”, за счет усилий заинтересован-
ных государств, бизнеса и общественных органи-
заций в реализации определенной концепции.
Разработанные в Европе принципы “нового реги-
онализма” обеспечивают максимально гибкий
подход к регионализации. Главное в них – деполи-
тизация, многоуровневое управление, сочетание
разных моделей, необязательность опоры на суще-
ствующие нормы, многосторонний характер, то
есть использование не только экономических, но
и социальных, культурных, экологических факто-
ров сотрудничества, участие регионов и муници-
палитетов стран с разным государственным
устройством и правовыми системами, возмож-
ность договариваться только по тем вопросам, по
которым удалось достичь компромисса, не пыта-
ясь решить сразу наиболее трудные проблемы
(Колосов, Себенцов, 2019; Fawcett, 1995).
Анализ регионализации приобрел для россий-
ских политико-географов высокую актуальность,
в том числе в связи с тем, что на межгосудар-
ственном уровне Российская Федерация вовлече-
на в деятельность многих региональных органи-
заций, а на субгосударственном – в формирова-
ние трансграничных регионов, в первую очередь
на границах с ЕС (Колосов, Себенцов, 2019). Цен-
тральное место в исследованиях на эту тему зани-
мают работы, посвященные трансграничной реги-
онализации в бассейне Балтийского моря, при-
надлежащие главным образом калининградским
ученым – особенностям и перспективам форми-
рования компактных территорий, объединяемых
существенными внутренними связями (Корнее-
вец, 2010; Федоров, Корнеевец, 2010). Эти иссле-
дования дополняли, а нередко и осуществлялись с
участием европейских авторов (Palmowski and Fe-
dorov, 2020; Sagan et al., 2018). Ход и результаты
регионализации оценивались на основе анализа
интенсивности и структуры связей между различ-
ными акторами – внешней торговли, инвести-
ций, соглашений между разного рода партнерами
(Корнеевец, 2010; Федоров и др., 2013). Изучалась
специфика и реализация проектов ЕС, направ-
ленных на поддержку приграничного сотрудни-
чества и интеграционных процессов на внешних
границах – например, перспективы создания
трансграничного региона Трехградье–Калинин-
град–Клайпеда (Пальмовски, Федоров, 2019).
Несмотря на определенные успехи в сотрудни-
честве с европейскими партнерами, некоторые
российские авторы подчеркивали, что интересы
России учитывались далеко не всегда. Взаимо-
действия на разных платформах, например Сове-
та государств Балтийского моря (СГБМ), иници-
ативы “Северное измерение”, Стратегии ЕС для
региона Балтийского моря (СЕСРБМ), Совета
министров Северных стран (СМСС), Союза бал-
тийских городов (СБГ), Балтийского форума раз-
вития (БФР), еврорегиона “Балтика” и др., стал-
кивались с отсутствием необходимого финанси-
рования и ограниченными возможностями
российской стороны влиять на принятие реше-
ний (Болотникова, Межевич, 2012). Забюрокра-
тизированность, а с 2014 г. и блокирование стра-
нами Балтии и другими партнерами каналов со-
трудничества на межгосударственном уровне не
позволило реализовать многие перспективные
инициативы на региональном и локальном уров-
нях (еврорегионы, “города-близнецы”) и сблизить
балтийские стратегии РФ и ЕС в ходе российского
председательства в СГБМ в 2012–2013 гг. (Сергу-
нин, 2013). Оценка инициативы “Северное изме-
рение” как одного из модельных направлений
трансграничного сотрудничества в федеральном
и региональном дискурсе выявила определенное
несоответствие между ожиданиями и результата-
ми сотрудничества, в том числе связанное с от-
сутствием единых механизмов финансирования
и управления программой (Колосов, Себенцов,
2019).
Реально действующим механизмом взаимо-
действий между Россией и ЕС на региональном и
локальном уровне, позволяющим привлекать ин-
вестиции и способствовать развитию экономики
и социальной сферы приграничных регионов,
стали программы приграничного сотрудничества
ENPI. Анализ проектов этих программ в разных
сферах (Гриценко и др., 2013; Кропинова, 2013;
Кузнецова, Гапанович, 2012) показал, что в пригра-
ничных с ЕС регионах (Калининградская, Ленин-
градская, Псковская области, Карелия) постепенно
выстраивалась институциональная модель сотруд-
ничества, которая привела к формированию насто-
ящих сетевых партнерств – как межотраслевых,
так и по отдельным секторам деятельности (охра-
на окружающей среды, туризм и пр.) (Себенцов,
Зотова, 2018). В качестве одного из эффективных
инструментов интенсификации приграничного
ИЗВЕСТИЯ РАН. СЕРИЯ ГЕОГРАФИЧЕСКАЯ том 86 № 3 2022
ГЕОПОЛИТИКА И ПОЛИТИЧЕСКАЯ ГЕОГРАФИЯ В РОССИИ 403
сотрудничества рассматривалось введение упро-
щенных (фактически безвизовых) режимов пере-
сечения границы – малого приграничного пере-
движения (МПП) для жителей российско-поль-
ского, российско-латвийского и российско-
норвежского пограничья (Гуменюк и др., 2019;
Sagan et al., 2018). Режим МПП положительно
сказывался на контактах между странами, спо-
собствовал повышению трансграничной мобиль-
ности и социально-экономическому развитию
приграничных территорий.
С 2016–2018 гг. тематика публикаций по при-
граничному сотрудничеству между Россией и ЕС
существенно изменилась. Когда стало очевидно,
что в ближайшей перспективе не следует ожидать
улучшения отношений, появилось заметное чис-
ло работ, связанных с повесткой безопасности, –
экономической, политической, военной или со-
циетальной (Воловой, Баторшина, 2017; Меже-
вич, Зверев, 2018; Сергунин, 2021; Федоров,
2020). В центре внимания исследователей оказа-
лось место Балтийского региона в современных
стратегиях входящих в него государств. Текущие
процессы исследовались через призму концеп-
ции сообщества безопасности (security community)
Карла Дойча и комплекса региональной безопас-
ности (regional security) Барри Бузана. Важными
темами стали рост рисков локальных конфликтов
и политической нестабильности, обеспечение во-
енной безопасности и милитаризация региона, в
том числе анализ военных расходов стран Балтии,
выросших только за 2015–2016 гг. на 45%, что со-
ставляет почти 6% доходной части бюджета (Ме-
жевич, Зверев, 2018). Важной сферой конфронта-
ции между Россией и Западом, в том числе и в ре-
гионе Балтийского моря, выступила экономика.
В результате за счет свертывания хозяйственных
связей с Россией ВВП Эстонии, Латвии и Литвы
снизился за 2015–2016 гг. на 8–12% (Межевич,
2016). В результате санкций и контрсанкций су-
щественно сократился объем торговли России со
странами региона Балтийского моря.
Исследования социетальной безопасности в
соответствии с концепциями Копенгагенской
школы международных исследований показали,
что несмотря на существующие противоречия, в
Балтийском регионе удалось выработать общий
подход к пониманию угроз и вызовов обществен-
ной безопасности, включающих неравномерное
региональное развитие, социальное и гендерное
неравенство, безработицу, бедность, проявления
нетерпимости, религиозный и политический экс-
тремизм, изменение климата, природные и тех-
ногенные катастрофы, эпидемии, киберпреступ-
ность, международный терроризм и т.д. (Сергу-
нин, 2021). Россия была вовлечена в разработку
Стратегии устойчивого развития “Балтия-2030”,
что дает основания для осторожного оптимизма в
оценке перспектив сотрудничества.
Почти не пострадали связи в сферах культуры,
образования, науки, сохранились и взаимодей-
ствия в рамках программ приграничного сотруд-
ничества (Кондратьева, 2021; Миронюк, Женго-
та, 2017). Это подтверждает тезис о том, что благо-
даря реализации с начала 2000-х годов совместных
программ создана сеть контактов на региональном
и местом уровнях, которые играют ключевую роль в
укреплении доверия между сторонами, основанно-
го на рациональном выборе, социально-культурной
общности и личных отношениях (Колосов, Себен-
цов, 2019). Именно подобная сеть служит залогом
неформального диалога, площадкой взаимодей-
ствий и позволяет сохранить потенциал для восста-
новления политических отношений в перспективе.
СЕПАРАТИЗМ, ТЕРРИТОРИАЛЬНЫЕ
КОНФЛИКТЫ И ПРОБЛЕМЫ
НЕПРИЗНАННЫХ ГОСУДАРСТВ
Тема территориальных конфликтов приобрела
в России особую актуальность в период распада
СССР, когда был опубликован ряд пионерных
исследований о заявленных различными полити-
ческими силами и потенциальных территориаль-
ных претензиях союзных республик и территори-
альных автономий друг к другу и их причинах. В
1990-х годах это направление – геоконфликто-
логия – разрабатывалось О.Б. Глезер, В.А. Коло-
совым, Н.С. Мироненко, Н.В. Петровым, А.И.
Трейвишем, Р.Ф. Туровским. В последующем, в
результате государственного строительства в
постсоветских странах, ситуация стабилизирова-
лась, остававшиеся территориальные конфликты
стали изучать “вглубь” политологи и этнологи.
Число собственно географических работ по гео-
конфликтологии сократилось. Стоит отметить ра-
боты И.П. Супрунчука по географии терроризма,
отражавшей, в частности, остроту межэтнических
отношений (Супрунчук и др., 2017). В 2010-х годах
вышло несколько работ о территориальных кон-
фликтах в зарубежных странах (Захаров и др.,
2020; Скачков, 2019; Brazhalovich et al., 2016).
Один из главных объектов геоконфликтологии –
конфликт между сецессионистским движением,
действующим на определенной территории, и
материнским государством (Попов, 2012). Боль-
шинство политико-географов (Заяц, 2022; Кро-
тов, 2016) рассматривают сепаратизм именно в
конфликтологической парадигме. Смежные ра-
боты политологов по этой теме можно разделить
на две группы. В первую входят географические и
политологические исследования по отдельным
странам и регионам (о Каталонии, Азаваде и т.п.).
Авторы работ второй группы фокусируют свои
усилия на сепаратизме как общественном фено-
мене либо объясняя причины, по которым возник-
ло сепаратистское движение, либо рассматривая
факторы его успеха или поражения. Поскольку в
404
ИЗВЕСТИЯ РАН. СЕРИЯ ГЕОГРАФИЧЕСКАЯ том 86 № 3 2022
КОЛОСОВ и др.
России действует немало исследовательских инсти-
тутов, занимающихся проблемами отдельных реги-
онов мира (Европы, Латинской Америки и др.),
большинство работ посвящено мировому опыту,
особенно европейскому (Прохоренко, 2018; Се-
мененко, 2018).
Еще одна характерная черта российских ис-
следований – акцент преимущественно на этни-
ческом генезисе сепаратизма (Кузнецов, 2015;
Осколков, 2021). Так, А. Виммер и др. (Wimmer
et al., 2009) указывают, что 57 из 60 рассматривае-
мых ими сепаратистских конфликтов в мире но-
сили этнокультурный характер. Ф.А. Попов
(2012), как и многие западные исследователи, на-
зывает их псевдоэтническими, полагая, что при-
чины сепаратизма кроются в конфликте идентич-
ностей, маркеры которых бывают весьма разны-
ми. Во многих российских географических
исследованиях сепаратизма для анализа кон-
фликтов между доминирующей идентичностью,
культурой центра и противостоящей ему перифе-
рии используется центр-периферийная модель
(“очаги сепаратизма” у Д.В. Зайца, “ареалы кон-
фликтов” у Р.Ф. Туровского, “зоны распростра-
нения сепаратизма” у Ф.А. Попова).
Другая характерная черта российских исследо-
ваний сепаратизма (Попов, 2012; Туров, 2021) –
внимание к его диффузии, основанное на гипоте-
зе о том, что успех сепаратистского движения на
одной территории побуждает выдвигать анало-
гичные требования в другой. Подобный “эффект
домино” наблюдался в период распада СССР,
Югославии и Чехословакии на стыке 1980-х и
1990-х годов. Выход Великобритании из состава
ЕС, который можно рассматривать как своеоб-
разную форму сепаратизма, активизировал “ев-
роскептические” настроения в других странах
ЕС, например, в Венгрии, Франции и Польше.
Сепаратизм тесно связан с ростом числа, об-
щей площади и населения неконтролируемых
территорий. Десятки государств мира в течение
многих лет не контролируют свою территорию
полностью. Власть над обширными регионами
принадлежит лидерам партизанских движений,
полевым командирам, наркобаронам, местным
вождям. Фактическая сецессия в наибольшей
степени затронула обширные зоны проблемной
государственности в Азии и Африке, в которых
проживает соответственно около 45 млн и 138 млн
человек. Адекватно оценить этот феномен, став-
ший неотъемлемой чертой политической карты
мира, можно только дав строгое определение по-
нятия “контроль над территорией”. Подобно го-
сударственному суверенитету, это понятие “де-
лимое”. По разным основаниям предложено раз-
личать несколько видов контроля: по типу
(силовой, политический, идеологический, эконо-
мический); по времени (постоянный, временный, в
том числе сезонный, суточный); по территориаль-
ному рисунку (сплошной, очаговый, сетевой). Вы-
делены типы неконтролируемых легитимными
правительствами территорий. В безгосударствен-
ных зонах материнское государство не желает или
неспособно осуществлять контроль, и большую
часть государственных функций не выполняют
ни государство, ни повстанцы. Повстанческие
государства представляют собой территории, над
которыми оппозиционные силы осуществляют
сплошной или очаговый силовой контроль и где
повстанческие власти выполняют часть государ-
ственных функций. Наконец, непризнанные рес-
публики, или государства де-факто обладают все-
ми или большинством атрибутов государства и
опираются на высокий внутренний суверенитет
(Колосов и др., 2021; Себенцов, Колосов, 2012).
Общепризнанной терминологии в исследова-
ниях неконтролируемых территорий не сложи-
лось (Попов, 2011), нет и единого мнения о числе
непризнанных государств. Однако большинство
авторов относят к ним шесть государств на про-
странстве бывшего СССР (Заяц, 2020; Попов,
2015; Dembinska and Campana, 2017) – Абхазию,
Южную Осетию, Приднестровье, Нагорный Ка-
рабах и в последние годы ДНР и ЛНР. Россия глу-
боко вовлечена в конфликты вокруг этих госу-
дарств, четыре из них – ее непосредственные сосе-
ди. Естественно, факторы их жизнеспособности,
соотношение и динамика внутреннего и внешнего
суверенитета привлекают значительное внима-
ние российских исследователей, прежде всего,
политологов и географов.
Растущий интерес к судьбам непризнанных
(частично признанных) государств на постсовет-
ском пространстве проявляют и за рубежом. Их
интересные обзоры содержатся в работах С. Пегга
(Pegg, 2017), М. Дембинской и А. Кампана (Dem-
binska and Campana, 2017). В 2010-х годах зарубеж-
ные публикации все чаще выходят за рамки давно
сложившейся тематики – роли непризнанных
республик в международных отношениях, пере-
говорного процесса, возможных путей разреше-
ния конфликта. Освещаются проблемы и особен-
ности государственного строительства, послед-
ствия и выгоды отсутствия международной
легитимности, состояния экономики, политиче-
ской жизни. Непризнанные государства рассматри-
ваются теперь не как российские марионетки, а как
самостоятельные в широких границах политии.
Российские авторы и раньше уделяли этим темам
первостепенное внимание, рассматривая кон-
фликты между непризнанными республиками и
их материнскими государствами как многомер-
ные явления, связанные с событиями не только
периода распада Советского Союза, но и гораздо
более далекого прошлого, внутренними различи-
ями, сложным составом, перипетиями формиро-
вания и идентичностью населения, влиянием на
ИЗВЕСТИЯ РАН. СЕРИЯ ГЕОГРАФИЧЕСКАЯ том 86 № 3 2022
ГЕОПОЛИТИКА И ПОЛИТИЧЕСКАЯ ГЕОГРАФИЯ В РОССИИ 405
соседние районы России и других стран. На пер-
вом плане, таким образом, факторы внутреннего
суверенитета – способность государства удержать
население, обеспечив его рабочими местами, до-
стойным уровнем доходов и общественных услуг
как важнейший критерий легитимности находя-
щихся у власти политических режимов и успеха
претензий на независимость (Братерский и др.,
2021; Ягья, Антонова, 2020; Kazantsev et al., 2020;
Markedonov, 2015; Tokarev et al., 2020).
Джон О’Локлин (2018) сетовал, что в отличие
от большинства других направлений географиче-
ской науки, в политической географии не так ча-
сто используются полевые исследования. Иссле-
дования постсоветских непризнанных государств
выгодно отличаются от этой картины. Опросы в
непризнанных государствах, в большинстве слу-
чаев – первые после провозглашения фактиче-
ской независимости, проанализированные в со-
вокупности с объективными показателями (ди-
намикой населения и его состава, состоянием
экономики и др.), позволили определить степень
их внутреннего суверенитета в соответствии с со-
временными представлениями о его делимости.
Было выяснено доверие разных этнических и со-
циальных групп политическим режимам, оценка
ими перспектив своей республики, отношение к
России и другим ведущим мировым политиче-
ским игрокам, мнение о путях разрешения кон-
фликтов. Согласно статистическим моделям, в
многонациональных республиках – Приднестро-
вье и Абхазии – главным предиктором настрое-
ний граждан оказалась этническая принадлеж-
ность.
Исследована роль иконографии (концепция
Ж. Готтманна) в укреплении или строительстве
общей идентичности постсоветских непризнан-
ных республик и их материнских государств на
примере символических фигур – выдающихся
политических лидеров, деятелей культуры и ис-
кусства разных стран и эпох, которые вызывали
восхищение респондентов. Оказалось, что набор
таких фигур у русских и украинцев Приднестро-
вья и Молдовы не имеет почти ничего общего, в
чем отражаются и воздействие СМИ на массовое
сознание, и различия в социализации (O’Loughlin
and Kolosov, 2017). Были изучены также функции
и режим границ непризнанных государств, в том
числе в условиях пандемии (Бражалович и др.,
2017; Galkina and Popov, 2016; Golunov, 2021; Ko-
losov and Zotova, 2021a), туристическая отрасль,
занимающая заметное место в хозяйстве некото-
рых из них (Голунов, Зотова, 2021), и т.д.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
В российской политической географии и осо-
бенно геополитике сохранился унаследованный
от 1990-х годов плюрализм подходов. Используя
типологию А.Б. Елацкова, можно сказать, что в
российской литературе представлены все три
уровня геополитической мысли: обыденный, сте-
реотипный и высоко идеологизированный, при-
кладной и концептуальный. Неоклассические
концепции по-прежнему занимают центральное
место, однако приобрела известность и концеп-
ция критической геополитики, стало относитель-
но больше концептуальных работ. В потоке пуб-
ликаций по геополитике исследования, выпол-
ненные географами, ввиду сравнительной
малочисленности географического сообщества
занимают скромное место, но при этом они весь-
ма заметны.
Для геополитических и политико-географиче-
ских исследований характерна высокая способ-
ность быстро отвечать на порой калейдоскопически
меняющиеся вызовы, новые актуальные проблемы
и запросы политической практики. Примером мо-
гут служить отклик географического сообщества на
пандемию коронавирусной инфекции и анализ
принимаемых в борьбе с ней мер в России и за рубе-
жом, появление концепции Большой Евразии
или сдвиги в тематике пограничных исследова-
ний, направленные на изучение проблем без-
опасности и отражающие стремление в ухудшив-
шейся обстановке сохранить позитивный опыт
приграничного сотрудничества между россий-
скими, европейскими и другими партнерами.
Российская политическая география и в гораз-
до меньшей степени геополитика развиваются в
опоре на широкий спектр концепций, известных
в мировой литературе, а иногда и творчески пере-
рабатывая эти концепции в соответствии с рос-
сийской спецификой и национальными интере-
сами, по-разному понимаемыми представителя-
ми разных идеологических течений. Часто
невозможно разграничить поток исследований
по геополитике, политической географии, вы-
полненных представителями разных дисциплин
и разных стран – географии, политологии, со-
циологии и др. Более глубокая интеграция в ми-
ровой процесс накопления научного знания ста-
ла возможной благодаря резкой возросшей мо-
бильности исследователей (во всяком случае, до
пандемии), их участию в деятельности Междуна-
родного географического союза и других ассоци-
аций, включению в совместные проекты.
ФИНАНСИРОВАНИЕ
Статья выполнена в рамках темы государственного
задания Института географии РАН АААА-А19-
119022190170-1 (FMGE-2019-0008).
406
ИЗВЕСТИЯ РАН. СЕРИЯ ГЕОГРАФИЧЕСКАЯ том 86 № 3 2022
КОЛОСОВ и др.
FUNDING
The study was carried out within the state-ordered re-
search theme of the Institute of Geography RAS
(no. AAAA-A19-119022190170-1 (FMGE-2019-0008)).
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
Аксенов К.Э. Географические модели десоветизации
топонимии в городах Российской Федерации //
Изв. РГО. 2020. № 4. С. 3–18.
Аксенов К.Э., Андреев М.В. Городская символическая
политика и пространственная диффузия геополи-
тических инноваций в Российской Федерации //
Изв. РАН. Сер. геогр. 2021. Т. 85. № 6. С. 870–887.
Аксенов К.Э., Яралян С.А. Идеологизация пространства
с использованием городской топонимики в стра-
нах СНГ // Региональные исследования. 2012. № 1.
С. 3–11.
Александрова А.Ю., Ступина О.Г. Туристское регионо-
ведение: влияние региональной интеграции на ми-
ровой туристский рынок. М.: Кнорус, 2014. 176 с.
Александрова А.Ю., Шипугина М.В. Международный
туризм как геополитическая сила. М.–Берлин:
Директ-Медиа, 2020. 100 с.
Бабурин В.Л., Даньшин А.И., Катровский А.П. Роль гра-
ниц в формировании специализации сельского хо-
зяйства западного порубежья России // Вестн.
СПбГУ. Науки о Земле. 2019. № 3. С. 388–402.
Безруков Л.А. Континентально-океаническая дихото-
мия в международном и региональном развитии.
Новосибирск: “Гео”, 2008. 369 с.
Бильчак М.В. К оценке потенциала развития пригра-
ничных регионов // Балтийский регион. 2011. № 2.
С. 139–145.
Болотникова Е.Г., Межевич Н.М. “Северное измере-
ние” и стратегия европейского союза для региона
Балтийского моря // Псков. регион. журн. 2012.
Т. 13. С. 37–47.
Бражалович Ф.Л. и др. Жизнь поверх границ конфлик-
та: социально-экономические аспекты трансгра-
ничного взаимодействия внутри разделенных го-
родов (на примере Бендер и Дубоссар) // Изв.
РАН. Сер. геогр. 2017. № 3. С. 45–57.
Братерский М.В., Скриба А.С., Сапогова А.И. Борьба за
признание или повышение статуса: условия устой-
чивости и развития непризнанных государств (на
примерах в Евразии) // Вестн. международных ор-
ганизаций. 2021. № 3. С. 203–219.
Бредникова О.Е. Приграничье как социальный фено-
мен (направления социологической концептуца-
лизации) // Вестн. СПбГУ. Сер. 12. Психология.
Социология. Педагогика. 2008. № 4. С. 492–497.
Вендина О.И., Гриценко А.А. Культурный ландшафт по-
граничья и борьба за символические ресурсы
утверждения суверенитета // В фокусе наследия /
отв. ред. М.Е. Кулешова. М.: Институт географии
РАН, 2017. С. 398–416.
Вендина О.И., Колосов В.А., Себенцов А.Б. Является ли
Прибалтика частью постсоветского пространства? //
Международные процессы. 2014б. № 1–2. С. 76–92.
Вендина О.И. и др. Идентичность калининградцев:
влияние социальных убеждений на выбор само-
идентификации // Изв. РАН. Сер. геогр. 2021. № 4.
С. 1–13.
Вендина О.И. и др. Украина в политическом кризисе:
образ России как катализатор противоречий //
Полис. Политические исследования. 2014a. № 5.
С. 50–67.
Воловой В., Баторшина И.А. Система безопасности в
Балтийском регионе как проекция глобального
противостояния России и США // Балтийский ре-
гион. 2017. № 1. С. 27–43.
Вперед к Великому океану – 6: люди, история, идеоло-
гия, образование. Путь к себе / под ред. С.А. Кара-
ганова, Т.В. Бордачева. М.: “Валдай”, 2018. 67 с.
Герасименко Т.И., Филимонова И.Ю. Оренбургско-ка-
захстанское порубежье: историко-этнографиче-
ский и этногеографический аспекты. Оренбург:
ОГУ, 2011. 160 с.
Голунов С.В., Зотова М.В. Въездной туризм в посто-
ветских де-факто государствах // Изв. РАН. Сер.
геогр. 2021. № 1. С. 42–53.
Гриценко В.А., Гуменюк И.С., Белов Н.С. Простран-
ственное изучение сетевого взаимодействия в ре-
гионе Вислинского залива с использованием гео-
информационных систем // Балтийский регион.
2013. № 4. С. 29–37.
Гуменюк И.С., Кузнецова Т.Ю., Осмоловская Л.Г. Мест-
ное приграничное передвижение как эффектив-
ный инструмент развития приграничного сотруд-
ничества // Балтийский регион. 2016. № 1. С. 97–
117.
Демин А.П., Шаталова К.Ю. Принципы и практика
распределения водных ресурсов трансграничных
рек России // География и природные ресурсы.
2015. № 1. С. 22–29.
Дружинин А.Г. Евразийские приоритеты России
(взгляд географа-обществоведа). Ростов-на-Дону:
Изд-во ЮФУ, 2020. 268 с.
Елацков А.Б. Категориальный аппарат современной
геополитики // Региональные исследования. 2012.
№ 3. С. 20–33.
Елацков А.Б. Политическое геопространство как
объект исследования. III. Пространство геополи-
тических отношений // Вестн. СПбГУ. Науки о
Земле. 2013. № 4. С. 152–161.
Елацков А.Б. Общая геополитика. Вопросы теории и
методологии в географической интерпретации.
М.: ИНФРА-М, 2017. 251 с.
Захаров И.А., Горохов С.А., Дмитриев Р.В. Роль религи-
озного фактора в формировании конфликтных
зон в Африке // Вестн. СПбГУ. Науки о Земле.
2020. № 4. С. 640–653.
Заяц Д.В. Феномен непризнанных государств в совре-
менном мире // Географическая среда и живые си-
стемы. 2020. № 1. С. 53–69.
Заяц Д.В. Географические типы сепаратизма // Поли-
тическая география: Современная российская
школа. Хрестоматия / под ред. И.Ю. Окунева,
М.И. Шестаковой. М.: Изд-во “Аспект Пресс”,
2022. С. 256–264.
ИЗВЕСТИЯ РАН. СЕРИЯ ГЕОГРАФИЧЕСКАЯ том 86 № 3 2022
ГЕОПОЛИТИКА И ПОЛИТИЧЕСКАЯ ГЕОГРАФИЯ В РОССИИ 407
Зотова М.В. и др. Территориальные градиенты социаль-
но-экономического развития российского пограни-
чья // Изв. РАН. Сер. геогр. 2018a. № 5. С. 7–21.
Зотова М.В., Гриценко А.А., Себенцов А.Б. Повседнев-
ная жизнь в российском пограничье: мотивы и
факторы трансграничных практик // Мир России.
Социология. Этнология. 2018б. № 4. С. 56–77.
Каледин Н.В. и др. Развитие политической географии и
геополитики в Балтийском регионе как научно-
образовательных направлений: исторический
вклад Санкт-Петербургского университета // Бал-
тийский регион. 2019. № 2. С. 136–152.
Караганов С.А. Россия – возвращение домой (вместо
предисловия) // Вопросы географии. Сб. 148. Рос-
сия в формирующейся Большой Евразии / отв.
ред. В.М. Котляков, В.А. Шупер. М.: Изд. дом
“Кодекс”, 2019. С. 9–15.
Карпенко М.С. Приграничное измерение евразийской
интеграции России и Казахстана: вызовы для со-
трудничества // Изв. РАН. Сер. геогр. 2019. № 1.
С. 24–36.
Катровский А.П. и др. Туризм в приграничных регио-
нах: теоретические аспекты географического изу-
чения // Балтийский регион. 2017. № 1. С. 113–126.
Колосов В.А. Критическая геополитика: основы кон-
цепции и опыт ее применения в России // Полити-
ческая наука. 2011. № 4. С. 31–52.
Колосов В.А. Фантомные границы как феномен в поли-
тической географии // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 5.
Геогр. 2017. № 5. С. 3–11.
Колосов В.А., Себенцов А.Б. Процессы регионализации
на Севере Европы и программа “Северное измере-
ние” в отражении российского политического дис-
курса // Балтийский регион. 2019. № 4. С. 76–92.
Колосов В.А., Туровский Р.Ф. Геополитическое положе-
ние России на пороге XXI века: реалии и перспек-
тивы // Полис. Политические исследования. 2000.
№ 3. С. 40–60.
Колосов В.А., Себенцов А.Б., Туров Н.Л. Неконтролиру-
емые территории в современном мире: теория, ге-
незис, типы, динамика // Контуры глобальных
трансформаций: политика, экономика, право.
2021. № 1. С. 23–51.
Кондратьева Н.Б. Европейская модель интеграции
рынков. Становление и перспектива. М.: РАН,
2020. 384 с.
Корнеевец В.С. Международная регионализация на
Балтике. СПб.: Изд-во СПбГУ, 2010. 207 с.
Кортунов В.А . Воссоединение Хартленда: геополитиче-
ская химера или исторический шанс? // Вопросы
географии. Сб. 148. Россия в формирующейся Боль-
шой Евразии / отв. ред. В.М. Котляков, В.А. Шупер.
М.: Изд. дом “Кодекс”, 2019. С. 344–356.
Котляков В.М., Шупер В.А. Россия в Большой Евразии:
задачи на XXI век // Вопросы географии. Сб. 148.
Россия в формирующейся Большой Евразии / отв.
ред. В.М. Котляков, В.А. Шупер. М.: Изд. дом
“Кодекс”, 2019. С. 357–372.
Кропинова Е.Г. Сотрудничество между Россией и ЕС в
сфере инновационного развития туризма на при-
мере программы приграничного сотрудничества
“Литва–Польша–Россия” // Балтийский регион.
2013. № 4. С. 67–80.
Кротов А.В. К вопросу о генезисе и развитии нацио-
нального сепаратизма // Дневник АШПИ. 2016.
32. С. 46–52.
Крылов М.П., Гриценко А.А. Идентичности на Украине:
вызовы современности – эхо прошлого? // Мир
перемен. 2015. № 2. С. 142–156.
Кузнецов А. Риски этнокультурной “мозаики” в Ев-
ропейском союзе // Региональные исследования.
2015. № 4. С. 4–12.
Кузнецова Т.Ю., Гапанович А. Международное науч-
ное сотрудничество в Балтийском регионе: науко-
метрический анализ // Балтийский регион. 2012.
№ 4. С. 82–96.
Манаков А.Г. Влияние пограничного положения
Псковской области на социокультурные ориенти-
ры населения региона // Балтийский регион. 2010.
№ 2. С. 112–121.
Межевич Н.М. Государства Прибалтики 2.0. Четверть
века “вторых республик”. М.: “Русская книга”,
2016. 272 с.
Межевич Н.М., Зверев Ю.Н. Экономические дилеммы
безопасности в восточной части Балтийского моря //
Балтийский регион. 2018. № 1. С. 73–88.
Миронюк Д.А., Женгота К. К вопросу истории развития
интеграционных связей Калининградской обла-
сти РФ с северо-восточными воеводствами Поль-
ши: программный подход // Балтийский регион.
2017. № 2. С. 156–179.
Морачевская К.А. Приграничность и периферийность
как факторы развития приграничных с Белорусси-
ей регионов России // Региональные исследова-
ния. 2010. № 4. С. 61–69.
Новиков А.Н. Приграничное радиально-концентриче-
ское зонирование Забайкальского края в разрезе
муниципальных районов как контактных звеньев
транспортно-расселенческих структур // Ученые
записки Забайкальского гос. ун-та. 2015. № 1.
С. 107–114.
Окунев И.Ю. Критическая геополитика и посткрити-
ческий сдвиг в исследовательской парадигме гео-
политики // Сравнительная политика. 2014. № 4.
С. 6–14.
Окунев И.Ю. и др. Геополитические коды постсовет-
ских этнонациональных сообществ на примере га-
гаузов и болгар в Молдавии // Международные
процессы. 2016. № 1. С. 156–171.
Осколков П.В. Этнорегиональный сепаратизм в Евро-
пе: дезинтеграция против интеграции? // Между-
народная аналитика. 2021. № 3. С. 59–71.
Пальмовский Т., Федоров Г.М. Формирование россий-
ско-польского трансграничного региона и роль
Калининградской агломерации и Трехградья
даньск–Гдыня–Сопот) в этом процессе // Бал-
тийский регион. 2019. № 4. С. 6–19.
Попкова Л.И. Основные направления исследования
населения приграничья // Социально-экономиче-
ская география – 2011: теория и практика: Матер.
науч. конф. (Калининград, 14–17 сентября 2011 го-
да) / под ред. А.Г. Дружинина, Г.М. Федорова,
408
ИЗВЕСТИЯ РАН. СЕРИЯ ГЕОГРАФИЧЕСКАЯ том 86 № 3 2022
КОЛОСОВ и др.
В.Е. Шувалова. Калининград: Изд-во БФУ им.
И. Канта, 2011. С. 274–277.
Попов Ф.А. От “безгосударственной территории” к
“государству де-факто” // Международные про-
цессы. 2011. № 2. С. 5–17.
Попов Ф.А. География сецессионизма в современном
мире. М.: Новый Хронограф, 2012. 672 с.
Попов Ф.А. Дробление политического пространства ми-
ра: основные формы и современные тенденции //
Региональные исследования. 2015. № 2. С. 64–73.
Потоцкая Т.И., Сильничая А.В. Состояние географиче-
ских геополитических исследований в современ-
ной России // Балтийский регион. 2019. № 2.
С. 112–135.
Прохоренко И.Л. Европейская интеграция и проблема
сепаратизма в странах-членах Европейского сою-
за. М.: ИМЭМО РАН, 2018. 93 с.
Радина Н.К. “Воображаемая геополитика” в российском
медийном дискурсе о коронавирусе // Полис. Поли-
тические исследования. 2021. № 1. С. 110–124.
Российское пограничье: вызовы соседства / под ред.
В.А. Колосова. М.: ИП Матушкина, 2018. 562 с.
Рыгзынов Т.Ш., Батомункуев В.С. Зонирование инфра-
структуры для совершенствования механизмов раз-
вития российско-монгольского трансграничья //
География и природные ресурсы. 2016. № 2. С. 156–
165.
Себенцов А.Б., Зотова М.В. Калининградская область:
вызовы эксклавности и пути ее возможной ком-
пенсации // Балтийский регион. 2018. № 1. С. 89–
106.
Себенцов А.Б., Колосов В.А. Феномен неконтролируе-
мых территорий в современном мире // Полис.
Политические исследования. 2012. № 2. С. 31–46.
Селиверстова М.В. Некоторые аспекты трансгранич-
ного сотрудничества в области использования и
охраны водных ресурсов // Водоочистка. Водопод-
готовка. Водоснабжение. 2009. № 12. С. 4–7.
Семененко И.С. Национализм, сепаратизм, демокра-
тия… Метаморфозы национальной идентичности
в “старой” Европе // Полис. Политические иссле-
дования. 2018. № 5. С. 70–87.
Сергунин А.А. Россия и Европейский союз в Балтий-
ском регионе: тернистый путь к партнерству //
Балтийский регион. 2013. № 4. С. 53–66.
Сергунин А.А. Социетальная безопасность в регионе
Балтийского моря: российская перспектива //
Балтийский регион. 2021. № 3. С. 4–24.
Сильничая А.В., Гуменюк Л.Г. Российские геополитиче-
ские исследования через призму библиометрии //
Региональные исследования. 2020. № 1. С. 76–88.
Скачков В.С. Оценка рисков дезинтеграции регионов
Венесуэлы // Региональные исследования. 2019.
№ 4. С. 85–97.
Соколов А.А., Безуглов Е.В., Чибилев А.А., Руднева О.С.,
Падалко Ю.А. Сохранение притоков реки Урал в
российско-казахстанском приграничье. Оренбург:
ИС УрО РАН; РГО, 2020. 68 с.
Супрунчук И.П., Белозеров В.С., Полян П.М. Простран-
ственно-временной анализ террористической ак-
тивности: общий подход и региональные особен-
ности // Изв. РАН. Сер. геогр. 2017. № 3. С. 32–44.
Суслов Д.В., Пятачкова А.С. Большая Евразия: кон-
цептуализация понятия и место во внешней поли-
тике России // Вопросы географии. Сб. 148. Рос-
сия в формирующейся Большой Евразии / отв.
ред. В.М. Котляков, В.А. Шупер. М.: Изд. дом
“Кодекс”, 2019. С. 16–53.
Тур о в Н . “Дайте нам независимость, или дайте нам
денег”: усиление влияния региональных партий в
современной Европе // Мировая экономика и
международные отношения. 2021. № 6. С. 33–41.
Фартышев А.Н. Геополитическое и геоэкономическое
положение Сибири: моделирование и оценка //
Вестн. СПбГУ. Науки о Земле. 2017. № 3. С. 300–
310.
Фартышев А.Н. Концепции развития и позициониро-
вания Сибири: количественная оценка их приори-
тетности с геополитической точки зрения // Реги-
ональные исследования. 2019. № 4. С. 107–119.
Федоров Г.М. Оценка уровня экономической безопас-
ности эксклавного региона России – Калинин-
градской области // Балтийский регион. 2020. № 3.
С. 40–54.
Федоров Г.М., Корнеевец В.С. Трансграничная региона-
лизация в условиях глобализации // Балтийский
регион. 2010. № 4. С. 103–114.
Фролова Н.Л., Самохин М.А. Трансграничные речные
бассейны: единство природной системы и полити-
ческая фрагментация // Российское пограничье:
вызовы соседства / под ред. В.А. Колосова. М.: ИП
И.И. Матушкина, 2018. С. 322–356.
Федоров Г.М., Зверев Ю.М., Корнеевец В.С. Россия на
Балтике: 1990–2012 годы. Калининград: Изд-во
БФУ им. И. Канта, 2013. 252 с.
Чибилёв А.А. Трансграничный бассейн реки Урал: при-
родное разнообразие, хозяйственное освоение,
антропогенные изменения // Экологические про-
блемы бассейнов крупных рек / отв. ред. Г.С. Ро-
зенберг, С.В. Саксонов. Тольятти: Анна, 2018.
С. 323–324.
Ягья В.С., Антонова И.А. Государства с ограниченным
признанием во внешней политике Российской Фе-
дерации: сравнительный анализ основных черт //
Сравнительная политика. 2020. № 4. С. 92–105.
Яськова Т.И. Межстоличное положение как вызов со-
циально-экономическому развитию российско-
белорусского приграничья // Региональные иссле-
дования. 2021. № 2. С. 74–85.
Amilhat Szary A.-L. Géopolitique des frontières. Découper
la terre, imposer une vision du monde. Paris: La Cava-
lier Bleu, 2020. 216 p.
Anzaldua Gl. Borderlands / La Frontera. The New Mestiza.
San-Francisco: aunt lute books, 1999. 312 p.
Böhm H. The influence of the Covid-19 pandemic on
Czech-Polish cross-border cooperation: From debor-
dering to re-bordering? // Morav. Geogr. Rep. V. 29.
Is. 2. P. 137–148.
Brambilla C., Jones R. Rethinking borders, violence, and
conflict: From sovereign power to borderscapes as sites
of struggles // Environ. Plan. D. 2020. V. 38. Is. 2.
P. 287–305.
ИЗВЕСТИЯ РАН. СЕРИЯ ГЕОГРАФИЧЕСКАЯ том 86 № 3 2022
ГЕОПОЛИТИКА И ПОЛИТИЧЕСКАЯ ГЕОГРАФИЯ В РОССИИ 409
Brazhalovich F., Klyuchnikov M., Lukyanov A. The Politi-
cal-geographical Aspects of Problematic Statehood
(Exemplified by Somalia) // Geogr. Nat. Res. 2016.
V. 37. № 3. P. 264–270.
Chaulagain R., Nasser W., Young J. #StayHomeSaveLives:
Essentializing Entry and Canada’s Biopolitical COVID
Borders // J. Borderl. Stud. 2021.
https://doi.org/10.1080/08865655.2021.1985588
Dembinska M., Campana A. Frozen Conflicts and Internal
Dynamics of De Facto States: Perspectives and Direc-
tions for Research // Int. Stud. Rev. 2017. V. 19. Is. 2.
P. 254–278.
Fawcett L. Regionalism from an Historical Perspective //
Regionalism in world politics / L. Fawcett, A. Hurrell
(Eds.). Oxford: Univ. Press, 1995. P. 9–37.
Galkina T., Popov F. Russia’s borders with Abkhazia and
South Ossetia on four scales: Analysis of the political
discourse // Reg. Res. Rus. 2016. № 6. P. 258–266.
Ghorra-Gobin C. Dictionnaire critique de la mondialisa-
tion. Paris: A. Colin, 2012. 648 p.
Golunov S. Pandemic Borders of Post-Soviet De Facto
States // J. Borderl. Stud. 2021. P. 1–20.
https://doi.org/10.1080/08865655.2021.1943495
Golunov S., Smirnova V. Russian Border Controls in Times
of the COVID-19 Pandemic: Social, Political, and
Economic Implications // Probl. Post-Communism.
2021.
https://doi.org/10.1080/10758216.2021.1920839
Gössling S., Scott D., Hall M. Pandemics, tourism and glob-
al change: a rapid assessment of COVID-19 // J. Sus-
tain. Tour. V. 29. Is. 1. P. 1–20.
Janczak J. Phantom borders and electoral behavior in Po-
land historical legacies, political culture and their influ-
ence on contemporary politics // Erdkunde. V. 69.
2. P. 125–137.
Jones R. Border Walls: Security and the War on Terror in the
United States, India, and Israel. London: Zed Books,
2012. 224 p.
Kazantsev A. et al. Russia’s policy in the “frozen conflicts”
of the post-Soviet space: from ethno-politics to geopol-
itics // Cauc. Surv. 2020. V. 8. № 2. P. 142–162.
Kolosov V., Morachevskaya K. The Role of an Open Border
in the Development of Peripheral Border Regions: The
Case of Russian-Belarusian Borderland // J. Borderl.
Stud. 2020.
https://doi.org/10.1080/08865655.2020.1806095
Kolosov V., Zotova M. “De-Facto Borders” as a Mirror of
Sovereignty. The Case of the Post-Soviet Non-Recog-
nized States // Hist. Soc. Res. 2021a. V. 46. № 3.
P. 178–207.
Kolosov V., Zotova M. The ‘Pivot to the East’ and China in
Russian Discourse // Geopolitics. 2021b.
https://doi.org/10.1080/14650045.2021.1952184
Kolosov V., Popov F., Zotova M., Gritsenko A., Sebentsov A.,
Vendina O. Looking East and West: the Shifting Con-
cepts of Russia’s Borders with CIS Countries and the
EU // Post-Cold War Borders: Reframing Political
Space in Eastern Europe / J. Laine, I. Liikanen, J. Scott
(Eds.). London: Routledge, 2018. P. 72–90.
Kolosov V., Tikunov V., Eremchenko E. Areas of socio-geo-
graphical study of the COVID-19 pandemic in Russia
and the world // Geogr. Environ. Sustain. 2021. V. 14.
№ 4. P. 109–116.
Konrad V. Toward a Theory of Borders in Motion // J. Bor-
derl. Stud. 2015. P. 1–17.
https://doi.org/10.1080/08865655.2015.1008387
Kryukov V.A., Seliverstov V.E. From the Continental and
Resource Curse of Siberia to Institutional Harmony //
Reg. Res. Rus. 2022. № 1. P. 1–12. (In Press.).
Laruelle M. Russian Eurasianism. An Ideology of Empire.
Washington D.C.: Woodrow Wilson Press, 2008. 296 p.
Mäkinen S. Russian Geopolitical Visions and Argumenta-
tion. Tampere: Tampere Univ. Press, 2008. 369 p.
Markedonov S. De facto statehood in Eurasia: a political
and security phenomenon // Cauc. Surv. 2015. V. 3.
3. P. 195–206.
Martinez O. Border People: Life and Society in the U.S.–
Mexico Borderlands. Tucson: Univ. of Arizona Press,
1994. 352 p.
O’Loughlin J. Thirty-five years of political geography and
Political Geography: The good, the bad and the ugly //
Polit. Geogr. 2018. V. 65. July. P. 143–151.
O’Loughlin J., Kolosov V. Building Identities in post-Soviet
“De Facto States”: Cultural and Political Icons in Na-
gorno-Karabakh, South Ossetia, Transdniestria, and
Abkhazia // Eurasian Geogr. Econ. 2017. V. 58. Is. 17.
P. 691–715.
O’Loughlin J., O’Tuathail G., Kolossov V. ‘Risky Westward
Turn’? Putin’s 9–11 Script and Ordinary Russians //
Eur. Asia. Stud. 2004a. V. 56. Is. 1. P. 3–34.
O’Loughlin J., O’Tuathail G., Kolossov V. Russian geopoliti-
cal storylines and public opinion in the wake of 9–11: a
critical geopolitical analysis and national survey //
Communist Post-Communist Stud. 2004b. V. 37. Is. 3.
P. 281–318.
O’Loughlin J., Kolosov V. , Toa l G. Who identifies with the
“Russian World”? Geopolitical attitudes in southeast-
ern Ukraine, Crimea, Abkhazia, South Ossetia, and
Transnistria // Eurasian Geogr. Econ. 2016. V. 57. Is. 6.
P. 745–778.
Paasi A. Territories, boundaries and consciousness: The
changing geographies of the Finnish-Russian border.
Chichester: Wiley, 1996. 376 p.
Paas i A. Problematizing ‘Bordering, Ordering, and Other-
ing’ as Manifestations of Socio-Spatial Fetishism // Ti-
jdschr. Econ. Soc. Geogr. 2021. V. 112. Is. 1. P. 18–25.
Paasi A., Prokkola E.-K. Territorial Dynamics, Cross-border
Work and Everyday Life in the Finnish–Swedish Border
Area // Space and Polity. 2008. V. 12. № 1. P. 13–29.
Palm owski T., Fedorov G. The potential for development of
Russian-Polish cross-border region // Geogr. Environ.
Sustain. 2020. V. 13. № 1. P. 21–28.
Pegg S. Twenty Years of de facto State Studies: Progress,
Problems, and Prospects. Oxford: Oxford Univ. Press,
2017.
https://doi.org/10.1093/acrefore/9780190228637.013.516
410
ИЗВЕСТИЯ РАН. СЕРИЯ ГЕОГРАФИЧЕСКАЯ том 86 № 3 2022
КОЛОСОВ и др.
Rosière S., Jones R. Teichopolitics: Re-considering Global-
isation Through the Role of Walls and Fences // Geo-
politics. 2012. V. 17. Is. 1. P. 217–234.
Rothmüller N. Covid-19. Borders, world-making, and fear
of others // Research in Globalization. 2021. V. 3. De-
cember.
https://doi.org/10.1016/j.resglo.2021.100036
Sagan I. et al. The local border traffic zone experiment as an
instrument of cross-border integration: the case of Pol-
ish-Russian borderland // Geogr. Pol. 2018. V. 91. № 1.
P. 95–112.
Scott J. Introduction: Bordering, Ordering. Othering (Al-
most) Twenty Years On // Tijdschr. Econ. Soc. Geogr.
2021. V. 112. Is. 1. P. 26–33.
Stryjakiewicz T. The changing role of border zone in the
transforming economies of East-Central Europe. The
case of Poland // Geojournal. 1998. V. 44. 3.
P. 203–213.
Tokarev A., Margoev A., Prikhodchenko A. The statehood of
Eurasia’s de facto states: an empirical model of engage-
ment by great powers and patrons // Cauc. Surv. 2021.
V. 9. № 2. P. 93–119.
Val l e t E. Border Walls and the Illusion of Deterrence //
Open Borders: In Defense of Free Movement / R.
Jones (Ed.). Athens: Univ. of Georgia Press, 2019.
P. 156–168.
von Hirschhausen et al. Phantom Borders in Eastern Eu-
rope: A New Concept for Regional Research // Slav.
Rev. 2019. V. 78. Is. 2. P. 368–389.
Wimmer A., Cederman L.-E., Min B. Ethnic politics and
armed conflict. A configurational analysis of a new
global dataset // Am. Sociol. Rev. 2009. V. 74. № 2.
P. 316–337.
Zhirnova L. Russia and Other Significant Others in Latvian
Caricatures // Galactica Media: J. of Media Studies.
2021. V. 3. № 3. P. 199–212.
Zotova M., Gritsenko A., von Löwis S. Friends or Foes?
Changes in Cross-Border Practices and Attitudes To-
ward Neighbors along the Russian-Ukrainian Border
after 2014 // Etnograficheskoe obozrenie. 2021. № 4.
P. 220–236.
Geopolitics and Political Geography in Russia: Global Context
and National Characteristics
V. A . Kolosov1, *, M. V. Zotova1, **, and N. L. Turov1, ***
1 Institute of Geography, Russian Academy of Sciences, Moscow, Russia
*e-mail: kolosov@igras.ru
**e-mail: zotova@igras.ru
***e-mail: turov@igras.ru
Against the backdrop of global trends, the main directions, methodological approaches, and the most striking
research results in the field of geopolitics and political geography in 2011–2021 are considered. Political ge-
ography is being widely integrated with adjacent scientific areas. Russian political geography and, to a much
lesser extent, geopolitics are based on a wide range of concepts known in world literature. Researchers in these
areas are promptly responding to current foreign policy and other challenges, including the coronavirus pan-
demic. Particular attention is being paid to geopolitical publications about the pivot of Russian foreign policy
to the East and the Greater Eurasia concept. Since the 2010s, the theory of critical geopolitics has become
more widespread in Russia, operating not with speculative reasoning, but with large amounts of information
analyzed by modern quantitative methods. The flow of studies of state borders and frontiers is growing. In
such publications, a large place is occupied by works devoted to the growing gradients in the pace and direc-
tions of economic development between former USSR countries. Shifts in the topic of border studies are as-
sociated with the deeper study of security issues. Many works reflect the desire to preserve the positive expe-
rience of cross-border cooperation between Russian and European partners in a deteriorating environment.
The greatest number of Russian publications on regionalization at different spatial levels involve the Baltic
Basin. There is a growing body of research on territorial conflicts and separatism. Russian geographers and
representatives of related sciences have made a significant contribution to studying the problems of uncon-
trolled territories and unrecognized (partially recognized) post-Soviet states. Conflicts around unrecognized
(partially recognized) states in the post-Soviet space are considered in relation to their internal differences,
complex composition, vicissitudes of formation and identity of the population, influence on neighboring re-
gions of Russia and in historical retrospect.
Keywords: geopolitics, political geography, Russia, Greater Eurasia, border studies, separatism, unrecognized
states
REFERENCES
Aksenov K.E. Geographic patterns of desovietization of
toponymy in Russian cities. Reg. Res. Russ., 2021,
vol. 11, no. 2, pp. 220–229.
Aksenov K.E., Andreev M.V. Urban forms of spatial diffu-
sion of geopolitical innovations in the Russian Federa-
tion. Izv. Akad. Nauk, Ser. Geogr., 2021, vol. 85, no. 6,
pp. 870–887. (In Russ.).
ИЗВЕСТИЯ РАН. СЕРИЯ ГЕОГРАФИЧЕСКАЯ том 86 № 3 2022
ГЕОПОЛИТИКА И ПОЛИТИЧЕСКАЯ ГЕОГРАФИЯ В РОССИИ 411
Aksenov K.E., Yaralyan S.A. Ideological reloading of city-
scape with the use of toponimics in CIS-countries. Reg.
Issled., 2012, no. 1, pp. 3–11. (In Russ.).
Aleksandrova A.Yu., Shipugina M.V. Mezhdunarodnyi tur-
izm kak geopoliticheskaya sila [International Tourism as
a Geopolitical Force]. Moscow: Direkt-Media Publ.,
2020. 100 p.
Aleksandrova A.Yu., Stupina O.G. Turi stskoe region ovede-
nie: vliyanie regional’noi integratsii na mirovoi turistskii
rynok [Tourism Regional Studies: The Impact of Re-
gional Integration on the Global Tourism Market].
Moscow: Knorus Publ., 2014. 176 p.
Amilhat Szary A.-L. Géopolitique des Frontières: Découper la
Terre, Imposer Une Vision du Monde. Paris: La Cavalier
Bleu, 2020. 216 p.
Anzaldúa G. Borderlands/La Frontera. The New Mestiza.
San-Francisco: Aunt Lute Books, 1999. 260 p.
Baburin V.L., Dan’shin A.I., Katrovskii A.P. The role of
borders in the formation of agricultural specialization
in the western part of Russia. Vestn. S.-Peterb. Univ.,
Nauki Zemle, 2019, no. 3, pp. 388–402. (In Russ.).
Bezrukov L.A. Kontinental’no-okeanicheskaya dikhotomiya
v mezhdunarodnom i regional’nom razvitii [Continental-
Ocean Dichotomy in International and Regional De-
velopment]. Novosibirsk: GEO Publ., 2008. 369 p.
Bil’chak M.V. On the assessment of cross-border regions'
development potential. Balt. Reg., 2011, no. 2, pp. 139–
145. (In Russ.).
Böhm H. The influence of the Covid-19 pandemic on
Czech–Polish cross-border cooperation: From debor-
dering to re-bordering? Morav. Geogr. Rep., 2021,
vol. 29, no. 2, pp. 137–148.
Bolotnikova E.G., Mezhevich N.M. Northern dimension
and the European Union strategy for the Baltic Sea re-
gion. Pskov. Regionol. Zh., 2012, vol. 13, pp. 37–47. (In
Russ.).
Brambilla C., Jones R. Rethinking borders, violence, and
conflict: from sovereign power to borderscapes as sites
of struggles. Environ. Plann. D, 2020, vol. 38, no. 2,
pp. 287–305.
Braterskii M., Skriba A., Sapogova A. Struggle for recogni-
tion or higher status: stability and development condi-
tions of unrecognized states (Eurasian cases). Vestn.
Mezhdunarodn. Organizatsii, 2021, no. 3, pp. 203–219.
(In Russ.).
Brazhalovich F., Klyuchnikov M., Lukyanov A. The politi-
cal-geographical aspects of problematic statehood (ex-
emplified by Somalia). Geogr. Nat. Resour., 2016,
vol. 37, no. 3, pp. 264–270.
Brazhalovich F.L. et al. Life over the conflict borders: so-
cioeconomic aspects of cross-border cooperation in-
side the divided cities (case study of Bendery and Du-
bossary). Izv. Akad. Nauk, Ser. Geogr., 2017, no. 3,
pp. 45–57. (In Russ.).
Brednikova O.E. Borderland as a social phenomenon (di-
rections of sociological conceptualization). Vestn. S .-
Peterb. Univ., Ser. 12: Psikhol., Sotsiol., Pedagog., 2008,
no. 4, pp. 492–497. (In Russ.).
Chaulagain R., Nasser W., Young J. #StayHomeSaveLives:
essentializing entry and Canada’s biopolitical COVID
borders. J. Borderlands Stud., 2021.
https://doi.org/10.1080/08865655.2021.1985588
Chibilev A.A. Cross-border Ural River basin: natural diver-
sity, economic development, and anthropogenic
changes. In Ekologicheskie problemy basseinov krupnykh
rek [Ecological Problems of Large River Basins].
Rozenberg G.S., Saksonov S.V., Eds. Tolyatti: Anna
Publ., 2018, pp. 323–324. (In Russ.).
Dembinska M., Campana A. Frozen conflicts and internal
dynamics of de facto states: perspectives and directions
for research. Int. Stud. Rev., 2017, vol. 19, no. 2,
pp. 254–278.
Demin A.P., Shatalova K.Yu. The water resource distribution
principles and practices of transboundary rivers of Russia.
Geogr. Nat. Resour., 2015, vol. 36, no. 1, pp. 18–24.
Druzhinin A.G. Evraziiskie prioritety Rossii (vzglyad geogra-
fa-obshchestvoveda) [Eurasian Priorities of Russia: The
View of a Social Geographer]. Rostov-on-Don: Yuzh.
Fed. Univ. Publ., 2020. 268 p.
Elatskov A.B. The categories of modern geopolitics. Reg.
Issled., 2012, no. 3, pp. 20–33. (In Russ.).
Elatskov A.B. Political geospace as the study object. III.
The space of geopolitical relations. Vestn. S.-Peterb.
Univ., Nauki Zemle, 2013, no. 4, pp. 152–161. (In
Russ.).
Elatskov A.B. Obshchaya geopolitika. Voprosy teorii i metod-
ologii v geograficheskoi interpretatsii [General Geopoli-
tics: Theory and Practice in Geographical Interpreta-
tion]. Moscow: INFRA-M Publ., 2017. 252 p.
Fartyshev A.N. Geopolitical and geoeconomical position
of Siberia: modeling and estimation. Vest n. S.-Peter b.
Univ., Nauki Zemle, 2017, no. 3, pp. 300–310. (In Russ.).
Fartyshev A.N. Conceptions of Siberia development and
positioning: quantitative estimation heir priority order a
geopolitical point. Reg. Issled., 2019, no. 4, pp. 107–
119. (In Russ.).
Fawcett L. Regionalism from an historical perspective. In
Regionalism in World Politics. Fawcett L., Hurrell A.,
Eds. Oxford: Oxford Univ. Press, 1995, pp. 9–37.
Fedorov G.M. On the economic security of Russia’s Kalin-
ingrad exclave. Balt. Reg., 2020, no. 3, pp. 40–54.
Fedorov G.M., Korneevets V.S. Transborder regionaliza-
tion in the conditions of globalization. Balt. Reg., 2010,
no. 4, pp. 103–114.
Fedorov G.M., Zverev Yu.M., Korneevets V.S. Rossiya na
Baltike: 1990–2012 gody [Russia in the Baltic Region:
1990–2012]. Kaliningrad: Balt. Fed. Univ. im. I. Kan-
ta, 2013. 252 p.
Frolova N.L., Samokhin M.A. Cross-border river basins:
natural system unity and political fragmentation. In
Rossiiskoe pogranich’e: vyzovy sosedstva [Russian Bor-
derland: Challenges of Neighborhood]. Kolosov V.A.
Ed. Moscow: IP I.I. Matushkina Publ., 2018, pp. 322–
356. (In Russ.).
412
ИЗВЕСТИЯ РАН. СЕРИЯ ГЕОГРАФИЧЕСКАЯ том 86 № 3 2022
КОЛОСОВ и др.
Galkina T., Popov F. Russia’s borders with Abkhazia and
South Ossetia on four scales: Analysis of the political dis-
course. Reg. Res. Russ., 2016, vol. 6, no. 3, pp. 258–266.
Gerasimenko T.I., Filimonova I.Yu. Orenburgsko-kazakh-
stanskoe porubezh’e: istoriko-etnograficheskii i etno-
geograficheskii aspekty [Orenburg-Kazakhstan Border-
land: Historical, Ethnographic, and Ethnogeographi-
cal Aspects]. Orenburg: Orenb. Gos. Univ. Publ., 2011.
160 p.
Ghorra-Gobin C. Dictionnaire Critique de la Mondialisa-
tion. Paris: A. Colin, 2012. 648 p.
Golunov S. Pandemic borders of post-Soviet de facto
states. J. Borderlands Stud., 2021.
https://doi.org/10.1080/08865655.2021.1943495
Golunov S., Smirnova V. Russian border controls in times
of the COVID-19 pandemic: social, political, and eco-
nomic implications. Probl. Post-Communism, 2021.
https://doi.org/10.1080/10758216.2021.1920839
Golun ov S.V., Zoto va M.V. I nb ou nd tourism in po st-Sovi et
“de facto” states. Izv. Akad. Nauk, Ser. Geogr., 2021,
no. 1, pp. 42–53. (In Russ.).
Gössling S., Scott D., Hall M. Pandemics, tourism, and
global change: a rapid assessment of COVID-19. J. Sus-
tain. Tourism, 2021, vol. 29, no. 1, pp. 1–20.
Gritsenko V.A., Gumenyuk I.S., Belov N.S. A spatial study
of networking in the Vistula Lagoon region using geoin-
formation systems. Balt. Reg., 2013, no. 4, pp. 29–37.
Gumenyuk I.S., Kuznetsova T.Yu., Osmolovskaya L.G.
Local border traffic as an efficient tool for developing
cross-border cooperation. Balt. Reg., 2016, no. 1,
pp. 97–117.
Janczak J. Phantom borders and electoral behavior in Po-
land historical legacies, political culture and their influ-
ence on contemporary politics. Erdkunde, 2015, vol. 69,
no. 2, pp. 125–137.
Jones R. Border Walls: Security and the War on Terror in the
United States, India, and Israel. London: Zed Books,
2012. 224 p.
Kaledin N.V. et al. The development of political geography
and geopolitics as an academic and research discipline in
the Baltic region: the historical contribution of Saint Pe-
tersburg University. Balt. Reg., 2019, no. 2, pp. 136–152.
Karaganov S.A. Russia—return to home (instead of a pref-
ace). In Voprosy geografii [Problems of Geography].
Vol. 148: Rossiya v formiruyushcheisya Bol’shoi Evrazii
[Russia in the Developing Great Eurasia]. Kotlyakov
V.M., Shuper V.A. Eds. Moscow: Kodeks Publ., 2019,
pp. 9–15. (In Russ.).
Karpenko M.S. Cross-border dimension of Eurasian inte-
gration of Russia and Kazakhstan: Challenges for coop-
eration. Izv. Akad. Nauk, Ser. Geogr., 2019, no. 1,
pp. 24–36. (In Russ.).
Katrovskii A.P. et al. Tourism in border regions: theoretical
aspects of a geographical study. Balt. Reg., 2017, no. 1,
pp. 113–126.
Kazantsev A. et al. Russia’s policy in the “frozen conflicts”
of the post-Soviet space: from ethno-politics to geopol-
itics. Caucasus Surv., 2020, vol. 8, no. 2, pp. 142–162.
Kolosov V.A. Critical geopolitics: main concepts and field
experience in Russia. Polit. Nauka, 2011, no. 4, pp. 31–
52. (In Russ.).
Kolosov V.A. Phantom borders as a phenomenon in politi-
cal geography. Vestn. Mosk. Univ., Ser. 5: Geogr., 2017,
no. 5, pp. 3–11. (In Russ.).
Kolosov V., Morachevskaya K. The role of an open border
in the development of peripheral border regions: the
case of Russian-Belarusian borderland. J. Borderlands
Stud., 2020.
https://doi.org/10.1080/08865655.2020.1806095
Kolosov V.A., Sebentsov A.B. Regionalization in the
Northern Europe and the Northern Dimension Russian
political discourse. Balt. Reg., 2019, no. 4, pp. 76–92.
Kolosov V.A., Turovskii R.F. Russia’s geopolitical situation
on the threshold of the 21st century: realities and pros-
pects. Polis: Polit. Issled., 2000, no. 3, pp. 40–60. (In
Russ.).
Kolosov V., Zotova M. “De-facto borders” as a mirror of
sovereignty. The case of the post-Soviet Non-Recog-
nized States. Hist. Soc. Res., 2021a, vol. 46, no. 3,
pp. 178–207.
Kolosov V., Zotova M. The ‘Pivot to the East’ and China in
Russian discourse. Geopolitics, 2021b.
https://doi.org/10.1080/14650045.2021.1952184
Kolosov V., Popov F., Zotova M., Gritsenko A., Sebentsov A.,
Vendina O. Looking east and west: the shifting con-
cepts of Russia’s borders with CIS countries and the
EU. In Post-Cold War Borders: Reframing Political
Space in Eastern Europe. Laine J., Liikanen I., Scott J.,
Eds. London: Routledge, 2018, pp. 72–90.
Kolosov V.A., Sebentsov A.B., Turov N.L. Uncontrolled ter-
ritories in the contemporary world: theory, genesis, types,
and dynamics. Kontury Glob. Transformatsii: Politika,
Ekonom., Pravo, 2021a, no. 1, pp. 23–51. (In Ru ss.).
Kolosov V., Tikunov V., Eremchenko E. Areas of socio-
geographical study of the COVID-19 pandemic in Rus-
sia and the world. Geogr. Environ. Sustain., 2021b,
vol. 14, no. 4, pp. 109–116.
Kondrat’eva N.B. Evropeiskaya model’ integratsii rynkov.
Stanovlenie i perspektiva [European Model of Market
Integration: Formation and Perspective]. Moscow:
Ross. Akad. Nauk, 2020. 384 p.
Konrad V. Toward a theory of borders in motion. J. Border-
lands Stud., 2015, vol. 30, no. 1, pp. 1–17.
https://doi.org/10.1080/08865655.2015.1008387
Korneevets V.S. Mezhdunarodnaya regionalizatsiya na Bal-
tike [International Regionalization in the Baltic Re-
gion]. St. Petersburg: S.-Peterb. Gos. Univ. Publ.,
2010. 207 p.
Kortunov V.A. Heartland reunification: a geopolitical chi-
mera or a historical chance? In Voprosy geografii [Prob-
lems of Geography]. Vol. 148: Rossiya v formiruyush-
cheisya Bol’shoi Evrazii [Russia in the Developing Great
ИЗВЕСТИЯ РАН. СЕРИЯ ГЕОГРАФИЧЕСКАЯ том 86 № 3 2022
ГЕОПОЛИТИКА И ПОЛИТИЧЕСКАЯ ГЕОГРАФИЯ В РОССИИ 413
Eurasia]. Kotlyakov V.M., Shuper V.A., Eds. Moscow:
Kodeks Publ., 2019, pp. 344–356. (In Russ.).
Kotlyakov V.M., Shuper V.A. Russia in Great Eurasia: ob-
jectives for the 21st century. In Voprosy geografii [Prob-
lems of Geography]. Vol. 148: Rossiya v formiruyush-
cheisya Bol’shoi Evrazii [Russia in the Developing Great
Eurasia]. Kotlyakov V.M., Shuper V.A., Eds.. Moscow:
Kodeks Publ., 2019, pp. 357–372. (In Russ.).
Kropinova E.G. Cooperation between Russia and the EU
in the field of innovative development of tourism: the
case of the Lithuania—Poland—Russia cross-border
cooperation programme. Balt. Reg., 2013, no. 4,
pp. 67–80.
Krotov A.V. Genesis and development of national separat-
ism. Dnevnik Altai. Shk. Polit. Issled., 2016, no. 32,
pp. 46–52. (In Russ.).
Krylov M.P., Gritsenko A.A. Identities in Ukraine: modern
challenges and echoes of the past? Mir Peremen, 2015,
no. 2, pp. 142–156. (In Russ.).
Kryuko v V. A ., S e l iverstov V.E. From the conti n en tal and
resource curse of Siberia to institutional harmony. Reg.
Res. Russ., 2022, vol. 12, no. 1, pp. 1–12.
Kuznetsov A.V. Risks of ethno-cultural “mosaics” in the
European Union. Reg. Issled., 2015, no. 4, pp. 4–12.
(In Russ.).
Kuznetsova T.Yu., Gapanovich A.V. International research
cooperation in the Baltic region: scientometric analysis.
Balt. Reg., 2012, no. 4, pp. 82–96.
Laruelle M. Russian Eurasianism. An Ideology of Empire.
Washington DC: Woodrow Wilson Press, 2008. 296 p.
Mäkinen S. Russian Geopolitical Visions and Argumentation.
Tampere: Tampere Univ. Press, 2008. 369 p.
Manakov A.G. The influence of the border position of
Pskov oblast on the sociocultural values of the popula-
tion. Balt. Reg., 2010, no. 2, pp. 112–121.
Markedonov S. De facto statehood in Eurasia: a political
and security phenomenon. Caucasus Surv., 2015, vol. 3,
no. 3, pp. 195–206.
Martinez O. Border People: Life and Society in the U.S.–
Mexico Borderlands. Tucson: Univ. of Arizona Press,
1994. 352 p.
Mezhevich N.M. Gosudarstva Pribaltiki 2.0. Chetvert’ veka
“vtorykh respublik” [Baltic States 2.0. A Quarter of a
Century of “Second Republics”]. Moscow: Russ. Kni-
ga Publ., 2016. 272 p.
Mezhevich N.M., Zverev Yu.N. East Baltics: Economic Di-
lemmas of Security. Balt. Reg., 2018, no. 1, pp. 73–88.
Mironyuk D.A., Zhengota K. The history of the integration
between Russia’s Kaliningrad region and Poland’s
northeastern voivodeships: A programme approach.
Balt. Reg., 2017, no. 2, pp. 156–179.
Morachevskaya K.A. Frontier or periphery location as fac-
tors of socioeconomic development of the Russian re-
gions bordering on Belarus. Reg. Issled., 2010, no. 4,
pp. 61–69. (In Russ.).
Novikov A.N. Border radial-concentric zonation of the
Transbaikalia krai in the context of municipal districts
as contact links of transport and re-settlement struc-
tures. Uch. Zap. Zabaikal’sk. Gos. Univ., 2015, no. 1,
pp. 107–114. (In Russ.).
Okunev I.Yu. et al. Geopolitical codes of post-Soviet eth-
no-national communities. Mezhdunar. Protsessy, 2016,
no. 1, pp. 156– 171. (In Russ.).
Okunev I.Yu. Critical geopolitics and post-critical shift in
geopolitical research paradigm. Sravnitel’naya Polit.,
2014, no. 4, pp. 6–14. (In Russ.).
O’Loughlin J. Thirty-five years of political geography and
political geography: the good, the bad and the ugly.
Poli t. Geogr., 2018, vol. 65, pp. 143–151.
O’Loughlin J., Kolosov V. Building identities in post-Soviet
“de facto states”: cultural and political icons in Na-
gorno-Karabakh, South Ossetia, Transdniestria, and
Abkhazia. Eurasian Geogr. Econ., 2017, vol. 58, no. 17,
pp. 691–715.
O’Loughlin J., O’Tuathail G., Kolossov V. ‘Risky westward
turn’? Putin’s 9–11 script and ordinary Russians. Eur.-
Asia Stud., 2004a, vol. 56, no. 1, pp. 3–34.
O’Loughlin J., O’Tuathail G., Kolossov V. Russian geopo-
litical storylines and public opinion in the wake of 9–11:
a critical geopolitical analysis and national survey.
Communist Post-Communist Stud., 2004b, vol. 37, no. 3,
pp. 281–318.
O’Loughlin J., Kolosov V., Toal G. Who identifies with the
“Russian World”? Geopolitical attitudes in southeast-
ern Ukraine, Crimea, Abkhazia, South Ossetia, and
Transnistria. Eurasian Geogr. Econ., 2016, vol. 57, no. 6,
pp. 745–778.
Oskolkov P.V. Ethnoregional separatism in Europe: disinte-
gration vs. integration? Mezhdunar. Anal., 2021, no. 3,
pp. 59–71. (In Russ.).
Paasi A. Territories, Boundaries and Consciousness: The
Changing Geographies of the Finnish-Russian Border.
Chichester: Wiley, 1996. 376 p.
Paasi A. Problematizing ‘bordering, ordering, and othering’
as manifestations of socio-spatial fetishism. Tijdschr.
Econ. Soc. Geogr., 2021, vol. 112, no. 1, pp. 18–25.
Paasi A., Prokkola E.-K. Territorial dynamics, cross-border
work and everyday life in the Finnish–Swedish border
area. Space Polity, 2008, vol. 12, no. 1, pp. 13–29.
Palmowski T., Fedorov G.M. The development of a Rus-
sian–Polish cross-border region: the role of the Kalin-
ingrad agglomeration and the Tri-City (Gdansk–
Gdynia–Sopot). Balt. Reg., 2019, no. 4, pp. 6–19.
Palmowski T., Fedorov G. The potential for development of
Russian–Polish cross-border region. Geogr. Environ.
Sustain., 2020, vol. 13, no. 1, pp. 21–28.
Pegg S. Twenty Years of de facto State Studies: Progress, Problems,
and Prospects. Oxford: Oxford Univ. Press, 2017.
https://doi.org/10.1093/acrefore/9780190228637.013.516
Popkova L.I. The main studies of the borderland popula-
tion. In Mat. nauchn. konf. “Sotsial’no-ekonomicheska-
ya geografiya–2011,” Kaliningrad, 14–17 sent yabr ya
2011 goda [Proc. Sci. Conf. “Socioeconomic Geogra-
phy–2011,” Kaliningrad, September 14–17, 2011].
414
ИЗВЕСТИЯ РАН. СЕРИЯ ГЕОГРАФИЧЕСКАЯ том 86 № 3 2022
КОЛОСОВ и др.
Druzhinin A.G., Fedorov G.M., Shuvalov V.E. Eds.
Kaliningrad: Balt. Fed. Univ. im. I. Kanta Publ., 2011,
pp. 274–277. (In Russ.).
Popov F.A. From “ungoverned territory” to “de facto
state”. Mezhdunar. Protsessy, 2011, no. 2, pp. 5–17. (In
Russ.).
Popov F.A. Geografiya setsessionizma v sovremennom mire
[Geography of Secessionism in the Modern World].
Moscow: Novyi Khronograf Publ., 2012. 672 p.
Popov F.A. The fragmentation of political space: basic
forms and modern trends. Reg. Issled., 2015, no. 2,
pp. 64–73. (In Russ.).
Pototskaya T.I., Sil’nichaya A.V. Modern geopolitical re-
search in Russia. Balt. Reg., 2019, no. 2, pp. 112–135.
Prokhorenko I.L. Evropeiskaya integratsiya i problema sepa-
ratizma v stranakh-chlenakh Evropeiskogo soyuza [Eu-
ropean Integration and the Problem of Separatism in
the Member States of the European Union]. Moscow:
Inst. Mirovoi Ekon. Mezhdunar. Otnoshch. Publ.,
2018. 93 p.
Radina N.K. “Imaginary geopolitics” in Russian media dis-
course on coronavirus. Polis: Polit. Issled., 2021, no. 1,
pp. 110–124. (In Russ.).
Rosière S., Jones R. Teichopolitics: re-considering global-
ization through the role of walls and fences. Geopolitics,
2012, vol. 17, no. 1, pp. 217–234.
Rossiiskoe pogranich’e: vyzovy sosedstva [Russian Border-
land: Challenges of Neighborhood]. Kolosov V.A., Ed.
Moscow: IP I.I. Matushkina Publ., 2018. 562 p.
Rothmüller N. Covid-19. Borders, world-making, and fear
of others. Res. Globalization, 2021, vol. 3, 100 036.
https://doi.org/10.1016/j.resglo.2021.100036
Rygzynov T.Sh., Batomunkuev V.S. Zoning of the infra-
structure for improving the mechanisms for develop-
ment of the Russian-Mongolian transboundary territo-
ry. Geogr. Prir. Resur., 2016, no. 2, pp. 156–165. (In
Russ.).
Sagan I. et al. The local border traffic zone experiment as an
instrument of cross-border integration: the case of Pol-
ish–Russian borderland. Geogr. Pol., 2018, vol. 91,
no. 1, pp. 95–112.
Scott J. Introduction: bordering, ordering. Othering (al-
most) twenty years on. Tijdschr. Econ. Soc. Geogr.,
2021, vol. 112, no. 1, pp. 26–33.
Sebentsov A.B., Kolosov V.A. Phenomenon of uncon-
trolled territories in modern world. Polis: Polit. Issled.,
2012, no. 2, pp. 31–46. (In Russ.).
Sebentsov A.B., Zotova M.V. The Kaliningrad Region:
Challenges of the exclave position and ways to offset
them. Balt. Reg., 2018, no. 1, pp. 89–106.
Seliverstova M.V. Some aspects of cross-border coopera-
tion in the field of use and protection of water resourc-
es. Vodoochistka. Vodopogotovka. Vodosnabzh., 2009,
no. 12, pp. 4–7. (In Russ.).
Semenenko I.S. Nationalism, separatism, and democracy.
New patterns of national identity in “Old” Europe. Po-
lis: Polit. Issled., 2018, no. 5, pp. 70–87. (In Russ.).
Sergunin A.A. Russia and the European Union in the Baltic
region: a treacherous path to partnership. Balt. Reg.,
2013, no. 4, pp. 53–66.
Sergunin A.A. Societal security in the Baltic Sea region: the
Russian perspective. Balt. Reg., 2021, no. 3, pp. 4–24.
Sil’nichaya A.V., Gumenyuk L.G. Russian geopolitical
studies through the prism of bibliometry. Reg. Issled.,
2020, no. 1, pp. 76–88. (In Russ.).
Skachkov V.S. Disintegration risk assessment for state of Ven-
ezuela. Reg. Issled., 2019, no. 4, pp. 85–97. (In Russ.).
Sokolov A.A., Bezuglov E.V., Chibilev A.A., Rudneva O.S.,
Padalko Yu.A. Sokhranenie pritokov reki Ural v rossiis-
ko-kazakhstanskom prigranich’e [Conservation of Trib-
utaries of the Ural River in the Russian-Kazakh Border
Area]. Orenburg: Ross. Geogr. O-vo Publ., 2020. 68 p.
Stryjakiewicz T. The changing role of border zone in the
transforming economies of East-Central Europe. The
case of Poland. GeoJournal, 1998, vol. 44, no. 3,
pp. 203–213.
Suprunchuk I.P., Belozerov V.S., and Polian P.M. Regional
features of the dynamics and structure of terrorist activ-
ity in 1970–2012. Reg. Res. Russ., 2017, vol. 7, no. 4,
pp. 372–383.
Suslov D.V., Pyatachkova A.S. Great Eurasia: the concept
and place in Russian foreign policy. In Voprosy geografii
[Problems of Geography]. Vol. 148: Rossiya v formiruy-
ushcheisya Bol’shoi Evrazii [Russia in the Developing
Great Eurasia]. Kotlyakov V.M., Shuper V.A., Eds.
Moscow: Kodeks Publ., 2019, pp. 16–53. (In Russ.).
Tokarev A., Margoev A., Prikhodchenko A. The statehood
of Eurasia’s de facto states: an empirical model of en-
gagement by great powers and patrons. Caucasus Surv.,
2021, vol. 9, no. 2, pp. 93–119.
Toward the Great Ocean–6: People, History, Ideology, Edu-
cation. Rediscovering the Identity, Karaganov S.A., Bor-
dachev T.V., Eds. Moscow: Valdai Diskuss. Klub, 2018.
63 p.
Turov N.L. “Give us liberty or give us money”: growth of
regional parties’ influence in contemporary Europe.
Mirovaya Ekon. Mezhdunar. Otnosh., 2021, no. 6,
pp. 33–41. (In Russ.).
Vallet E. Border walls and the illusion of deterrence. In
Open Borders: In Defense of Free Movement. Jones R.,
Ed. Athens: Univ. of Georgia Press, 2019, pp. 156–168.
Vendina O.I., Gritsenko A.A. The cultural landscape of the
borderland and the struggle for symbolic resources for
statement of sovereignty. In V fokuse naslediya [In Leg-
acy Focus]. Kuleshov M.E. Ed. Moscow: Inst. Geogr.,
Ross. Akad. Nauk, 2017, pp. 398–416. (In Russ.).
Vendina O.I. et al. Ukraine in the political crisis: the image
of Russia as catalyst of contradictions. Polis: Polit.
Issled., 2014a, no. 5, pp. 50–67. (In Russ.).
Vendina O.I., Kolosov V.A., Sebentsov A.B. Are the Baltic
states part of the post-Soviet space? Mezhdunar. Prot-
sessy, 2014b, nos. 1–2, pp. 76–92. (In Russ.).
Vendina O.I. et al. Identity of Kaliningraders: influence of
social beliefs on the choice of self-identification. Reg.
Res. Russ., 2021, vol. 11, no. 4, pp. 533–542.
ИЗВЕСТИЯ РАН. СЕРИЯ ГЕОГРАФИЧЕСКАЯ том 86 № 3 2022
ГЕОПОЛИТИКА И ПОЛИТИЧЕСКАЯ ГЕОГРАФИЯ В РОССИИ 415
Volovoi V., Batorshina I.A. Security in the Baltic region as
a projection of global confrontation between Russia and
the USA. Balt. Reg., 2017, no. 1, pp. 27–43.
von Hirschhausen B. et al. Phantom borders in Eastern Eu-
rope: a new concept for regional research. Slav. Rev.,
2019, vol. 78, no. 2, pp. 368–389.
Wimmer A., Cederman L.-E., Min B. Ethnic politics and
armed conflict. A configurational analysis of a new
global dataset. Am. Sociol. Rev., 2009, vol. 74, no. 2,
pp. 316–337.
Yag’ya V.S., Antonova I.A. States with limited recognition
in Russian foreign policy: comparative analysis of key
features. Sravnit. Polit., 2020, no. 4, pp. 92–105. (In
Russ.).
Yas’kova T.I. Location between capitals as a challenge for
Russian-Belarusian borderlands socio-economic de-
velopment. Reg. Issled., 2021, no. 2, pp. 74–85. (In
Russ.).
Zakharov I.A., Gorokhov S.A., Dmitriev R.V. The role of
the religious factor in the formation of conflict zones in
Africa. Vestn. S.-Peterb. Univ., Nauki Zemle, 2020, no.
4, pp. 640–653. (In Russ.).
Zayats D.V. The phenomenon of unrecognized states in the
modern world. Geogr. Sreda Zhivye Sist., 2020, no. 1,
pp. 53–69. (In Russ.).
Zayats D.V. Geographic types of separatism. In Politich-
eskaya geografiya: Sovremennaya rossiiskaya shkola [Po-
litical Geography: Modern Russian School]. Okunev
I.Yu., Shestakova M.I., Eds. Moscow: Aspekt Press,
2022, pp. 256–264. (In Russ.).
Zhirnova L. Russia and other significant others in Latvian
caricatures. Galactica Media, 2021, vol. 3, no. 3,
pp. 199–212.
Zotova M.V., Gritsenko A.A., Sebentsov A.B. Everyday life
in the Russian borderlands. Mir Ross., Sotsiol., Etnol.,
2018, no. 4, pp. 56–77. (In Russ.).
Zotova M.V., Kolosov V.A., Gritsenko A.A., Sebentsov A.B.,
Karpenko M.S. Territorial gradients of socioeconomic
development of Russia’s borderland. Reg. Res. Russ.,
2019, vol. 9, no. 1, pp. 32–43.
Zotova M., Gritsenko A., von Löwis S. Friends or foes?
Changes in cross-border practices and attitudes toward
neighbors along the Russian-Ukrainian border after
2014. Etnogr. Obozr., 2021, no. 4, pp. 220–236.
ResearchGate has not been able to resolve any citations for this publication.
Article
Full-text available
This article examines how the armed conflict in eastern Ukraine and the sharp deterioration of official relations between Russia and Ukraine have affected the environment and everyday life of the population of the border towns of the Rostov (Gukovo, Donetsk, Matveyev Kurgan) and Belgorod (Graivoron, Shebekino) regions of the Russian Federation. Based on a series of in-depth interviews with local residents and representatives of municipal authorities, our article studies the dynamics of cross-border practices after 2014, as well as people's attitudes toward the border, the border regime, neighbors, and neighboring states. Our research shows that a radical change in cross-border practices and (formerly good) neighborly relations occurred, which contributed to the peripheralization of small border towns and complicated communication. Such changes have transformed the border from being simply a symbolic line on a map, separating the territories of the two states, into an actual border that is perceived and felt in everyday life. In the localities we analyzed, we found transformations of what had once been an integrated border area into coexisting yet independent sections of borderland. However, these processes took place for different reasons: in the Belgorod region, it was the tightening of the border regime and tensions in Russian-Ukrainian relations; in the Rostov region, it was refugees, the unrecognized status of the LPR and DPR, and fear of war.
Article
Full-text available
The natural and socio-economic characteristics of the territory play a decisive role in the spread of the pandemic of COVID-19. It provoked a restructuring process in practically all fields of the social life. Its main areas were laid before the pandemic, but the changes were sharply accelerated by the pandemic. In analyzing a number of Russian and foreign publications, the authors discuss the main areas and methods of human-geographical study of the development and consequences of the pandemic. The constantly growing flow of publications in this field can be divided into three major parts: studies of the spatial spread of infection on the different stages; analysis of demographic, (geo) political and economic implications of the pandemic, and attempts to forecast the impact of social and technological changes accelerated by it on territorial structures. The authors note in particular that the geopolitical picture of the world with the division of countries into developed and developing, rich and poor, authoritarian and democratic, Eastern and Western, became much less clear. The most obvious geopolitical consequence of the pandemic is the further fragmentation of the political and socio-economic space. Not only state, but often also administrative boundaries have turned into almost insurmountable barriers for people and trade. The COVID crisis has opened new opportunities for a reasonable combination of the concentration of social life in the «archipelago» of large cities and the development of other territories.
Article
Full-text available
Research into the identity of residents of Kaliningrad Oblast is characterized by a combination of close attention to the ideologically significant factors of its formation and its deficit in personal belief and mindset issues. At best, researchers talk about stereotypes of public opinion and enduring mythologems. The authors seek to fill this gap by offering a look at identity as a reflective project supported by narratives and controlled by social practice. The purpose of the article is to show shifts in the understanding of the surrounding reality that took place in Kaliningrad society at the beginning of the 21st century and to the nature of their influence on the self-identification of Kaliningrad residents. The authors relied on a series of interviews conducted in the summer of 2020. The results of content analysis of text materials were compared with findings by other researchers and sociological survey data. The analysis showed that Kaliningrad society is characterized by opposing cultural phenomena: "Delays," i.e., comprehension of ongoing changes in categories relevant to the previous era, and "getting ahead," the use of narratives and practices characteristic of postmodernity. The authors suggest that the level of pluralism achieved by Kaliningrad society, based on a combination of modern and traditional values, provides the identity of the oblast's residents with the necessary stability. However, the contradiction between identity retention policy within traditional statist ideas and the reflexivity of modern society, in which an individual is not bound by traditions and ascriptive relations, can upset the existing equilibrium.
Article
Full-text available
In this article, we present the results of our study into the contribution of geography to modern geopolitics in Russia. We stress the interdisciplinary nature of geopolitical studies and identify ensuing problems. Using content analysis of the eLIBRARY bibliography data­base and Elsevier’s abstract and citation database Scopus, we conclude that geography has considerably affected the development of modern geopolitics in Russia. The contribution of geographers is rather modest considering the number of PhD theses and research publica­tions. However, it becomes more visible when textbooks only are taken into account. Geo­gra­phical studies are an indispensable part of geopolitical research, which we identified us­ing the object-subject criteria reflecting the effect that properties of territories have on the poli­cies of states located within them. This relates to marine geopolitics, ethnic geopolitics, geoe­co­nomics, ecopolitics, political geoconflict studies, and mediageopolitics. We consider geopo­litics and ethnic geopolitics to be priority areas of geographical and geopolitical stud­ies. Geo­graphy plays a major role in the comprehensive geopolitical studies into territories of dif­ferent size. Geopolitics of post-Soviet space, geopolitics of Russia, domestic geopolitics, and cri­tical geopolitics examine the combined effect of the properties of territories on the policies of states implemented in them. We stress that most geographical and geopolitical works focus on analysing the geopolitical location of territories, the geopolitical interests of states, and the identification of mechanisms behind the geopolitical vision of the population.
Article
Full-text available
In this article, we address the little-researched and complicated problems of the genesis, periodisation, and development of political geography and geopolitics as academic and re­search disciplines across the Baltic region in general and the contribution of Saint Peters­burg University in particular. The terms ‘political geography,’ ‘geopolitics’ and the corre­sponding academic disciplines, as well as the first concepts of political geography and geo­politics, emerged in the Baltic. The Russian and German schools of thought made a valuable contribution to these fields of research. Using the historical, structural-genetic, and activity-geospace approaches, we identify and analyse the major historical, research, and academic paradigms in the development of political geography. In doing so, we consider the case of Saint Petersburg University. These paradigms (state-descriptive, anthropogeographical, state-geopolitical, and activity-societal) differ in their methodological frameworks and the­matic priorities. We demonstrate that the term ‘political geography’ and the science it de­notes are of Russian origin, having been developed by German scientists during their aca­demic service for Russia. Further, we analyse the contribution of German and Russian re­searches to the development of the Saint Petersburg school of political geographic and geo­political thought and describe its current state.
Article
Full-text available
After the collapse of the Soviet Union Latvia faced the need to redefine its national identity in a new international environment. Its elite took a clear Euro-Atlantic course, and the image of Latvia in the public space has been largely defined in contrast to the image of Russia ever since. One of the ways to understand how Latvia sees itself and Russia is analyzing political cartoons. The purpose of the study is to bring out the attributes of Russia as a significant Other in caricatures in national newspapers and analyze how they correspond to the characteristics of Latvia, thus defining the outlines of the mental border between the two. The analysis shows two main sets of ideas associated with Russia in Latvian cartoons: one is power, threat and aggression, and the other is propaganda and lies. Although the genre of caricature is meant to be disrespectful, the comparison with cartoons featuring the EU shows that the cartoonists are much more hostile towards Russia. Latvia has succeeded in distancing itself from Russia mentally and uses its image as an antagonist Other, however the cartoons show lack of national pride and doubt that the country has become a rightful member of the Western world.
Article
Occupying a favorable position from the point of view of spatial analysis, the regions of the Russian-Belarusian border are characterized by such qualitative epithets as depressiveness and peripherality. One of the reasons for this situation, in our opinion, is the situation in the zone of influence of several capitals at once. The article is devoted to a qualitative assessment of the impact of the intercapital location on the development of the regions of the Russian-Belarusian borderlands. The article suggests the content of the concept of «intercapital area» in relation to the object of research – the Russian-Belarusian border area. Based on the methods of statistical analysis, the author compares the indicators of economic and social development of the regions of the Russian-Belarusian border area and the metropolitan regions. There is a significant imbalance in the development of the segments of the intercapital area to the main socio-economic indicators. The ambiguity of judgments about the role of spatial elements in the depression of the border regions has set the goal of the study to further clarify the influence of various factors on the course of socio-economic processes. As a hypothesis of the study, it is suggested that one of the main reasons for the depression of the vast space on the border of Russia and Belarus, which is part of the intercapital area, is the influence of the nearby capitals of Russia, Belarus and Ukraine. However, the role of the latter capital due to political and economic processes is not so obvious at the moment. The factors determining the dynamics of centrifugal processes in the intercapital area are proposed. The main ones are: the predominant function of political and administrative borders; the established system of cities, their hierarchy; gradients in the level of development between central and peripheral areas; qualitative heterogeneity of labor resources. It is concluded that the intercapital location mainly has a negative impact on the development of the Russian-Belarusian border area through depopulation processes.