Content uploaded by Andrei Vernikov
Author content
All content in this area was uploaded by Andrei Vernikov on Dec 24, 2023
Content may be subject to copyright.
1
Институция: лишняя сущность или недостающее звено?
Верников А.В.1, Курышева А.А.2
1 Институт экономики РАН (Москва, Россия) e-mail: vernikov@inecon.ru
2 Южный федеральный университет (Ростов-на-Дону, Россия) e-mail: vesta11@list.ru
Просим пока не цитировать эту рукопись! Она в процессе доработки
Авторы обосновывают возвращение в научный оборот важного для обществоведения
понятия «институция». Оно редко встречается в современном научном дискурсе, а в
учебно-методической литературе вообще отсутствует. Мы показываем, что понятия
«институция» и «институт» не тождественны. Для первоисточников институциональной
традиции характерно использование слова institution, которому по-русски лучше
соответствует «институция». По мнению Дж.Коммонса, институция представляет собой
коллективное действие по контролю индивидуального действия, а институт обозначает
результат такого контроля. Призывы разграничить два ключевых понятия были
заблокированы российским научным сообществом. Мы разбираем наиболее типичные
возражения против понятия «институция» и приходим к выводу, что здесь действует
«эффект колеи», сила инерции мышления, а также личные и групповые интересы в
сохранении статус-кво. Мы показываем, что отсутствие одного из ключевых понятий
обедняет понимание работ Г.Шмоллера, Дж.Коммонса и других ведущих учёных; создаёт
смысловую путаницу. Нет необходимости автоматически заменять одно понятие на другое;
они дополняют друг друга и составляют тандем. Возвращение понятия и термина
«институция» в русскоязычный оборот поможет сосредоточить исследования на
конкретных социально-экономических практиках, специфических в культурном,
историческом и контекстном отношении, применять качественные методы анализа, а также
избежать умозрительных споров в отрыве от эмпирического материала.
Ключевые слова: институт, институция, институциональная экономическая теория,
научный дискурс
«Всякая экономическая теория разграничивает деятельность и создаваемый ею
объект. Все слышали про «производство» и «продукт». Так же и в
институциональной экономике. Различие можно обозначить словами «институция»
и «институт». Институция—коллективное действие по контролю индивидуального
действия. Институты—продукты (результат) этого контроля.»
(Джон Коммонс. «Institutional Economics», 1936, p. 247)
1. Введение
В исходной институциональной традиции понятие, обозначаемое английским словом
institution, было разведено с понятием institute. Джон Коммонс полагал, что institution
обозначает коллективное действие по контролю индивидуального действия, а institute—
результат такого контроля (Commons, 1936, pp.247). Оба слова—и institution, и institute—
мирно сосуществуют в английском языке и в ряде других языков, в том числе славянских.
2
Однако в англоязычной литературе по институциональной экономике широкое
распространение получил только один из этих терминов, а именно institution. Поэтому и в
ориентированной на западную интеллектуальную традицию русскоязычной науке тоже
остался только один из двух терминов: «институт». Эквивалентом слова institution должна
была бы стать, скорее, «институция», ведь по-английски «институт»—это institute. Но
случилось то, что случилось. Ещё в советскую эпоху поле научного употребления термина
«институция» сжалось до минимума, а его место заполнилось термином «институт»
(Гайдай, 2006, c.56). Мы считаем, что это содержательное упущение, а не просто
лингвистическая казуистика.
Данная статья продолжает разговор о ключевых понятиях институциональной теории.
Понятия служат инструментами для исследователя (Commons, 1959; Гаррета, 2015), и
выпадение одного из них и произвольная замена на другое может осложнить интеграцию
полученных русскоязычным учёным результатов в международный теоретический
контекст. Мы пытаемся объяснить, почему важно обратиться к истокам институциональной
теории и восстановить в правах полузабытое понятие «институция», исправив допущенную
кем-то когда-то ошибку.
В следующем разделе мы вспоминаем, какое содержание вкладывал в понятие
«институция» американский институционализм, немецкая историко-этическая школа и
социальные конструкционисты, а также поясняем, чем институция отличается от
института. Третий раздел посвящён тому, как понятие «институция» исчезло из
русскоязычной научной литературы. В четвёртом разделе мы разбираем наиболее
типичные возражения коллег против возвращения этого понятия. В пятом разделе
объясняются потенциальные преимущества от того, что в институциональных
исследованиях на русском языке будет использоваться слово «институция». Заключение
подводит итоги.
2. Институция и институт
Происхождение обоих слов—латинское. Institution (от существительного instĭtūtĭo
1
)
относится к обычаю, привычной практике сообщества людей или к принятому в этом
сообществе образу мысли и действия, а слово institute (от глагола instĭtŭo
2
) обозначает
результат такой привычной практики или стоящую за ней социальную организацию. Если
глагол to institute перевести как «устанавливать», то производное от него существительное
institution означает «установка» [относительно ч-л.] или слова «установление», «устои».
1
Lewis, Ch., Short, Ch. A Latin Dictionary. https://www.perseus.tufts.edu/hopper/morph?l=institutio&la=la#lexicon
2
Lewis Ch., Short Ch. A Latin Dictionary. https://www.perseus.tufts.edu/hopper/morph?l=instituo&la=la#lexicon
3
Какой смысл вкладывали в понятие «институция» родоначальники
институциональной экономической теории, немецкой историко-этической школы, а также
социального конструкционизма?
Торстейн Веблен даёт в своих трудах сразу несколько описаний и объяснений того,
что такое «институция» (institution)
3
. Так, в книге «Теория праздного класса: экономическое
исследование институций» (Veblen, 1922)
4
использованы самые разные речевые обороты
для выражения идеи социальной приемлемости того или иного образа мысли и действий,
например:
• образ мысли, привычка ума, обыкновение (a frame of mind and habits of thought) (p.
323);
• общепринятый образ действий (accredited form of action) (p.17);
• образ жизни (scheme of life) (p. 20);
• привычка (habit) (p. 459);
• привычный образ жизни (habit of life) (p. 7);
• образ жизни, который установился в определённой группе в результате длительного
опривычивания (habit of life settled upon the group by long habituation) (p. 14);
• распространённый, привычный образ мысли, общепринятый распорядок жизни,
жизненный уклад, устоявшаяся точка зрения, умственные установки и склонности
(prevalent habits of thought; the accepted scheme of life; points of view, mental attitudes and
aptitudes) (pp. 190–191);
• устоявшийся обычай (established usage; custom) (pp. 115, 166).
Что же касается любимого русского слова «институт» (institute), то увы: Веблен использует
его всего лишь дважды, причем только как глагол (to institute smth), а не как имя
существительное.
По Веблену, совокупность институций, распространённых в данном обществе в тот
или иной момент, определяет образ жизни этого общества. Развитие институций есть
развитие общества (p. 190). Далее Веблен поясняет, что образ жизни, выражаемый
совокупностью действующих институций, в широком, психологическом, смысле
составляет духовную сторону сообщества, его обобщающую характеристику,
отличительное свойство.
Как видим, понятие институции нераздельно связано с понятием привычки,
3
Веблена нередко упрекали в непоследовательности и противоречивости определений ввиду их
множественности. Среди российских исследователей бытует представление, что «в оригинальном
институционализме нет консенсуса по поводу определения институтов» (Вольчик и др., 2022, c.9). По нашему
же мнению, Веблен был склонен всякий раз давать несколько иные пояснения и использовать всё новые
метафоры, однако серьёзных противоречий касательно глубинной сути институции в его работах нет.
4
Далее при ссылке на этот источник указываются лишь номера страниц.
4
общепринятого. По-русски мы бы сказали об этом: «то, как принято», «как считается
общепринятым». Такое представление Веблен внёс в область экономической теории,
опираясь при этом на прагматическую философию Чарльза Пирса (Mirowski, 1987).
Привычка ума (intelligent habit), на основе которой люди действуют в типичных случаях,
есть убеждение (belief) (Peirce, 1932, p.435). Джеффри Ходжсон также уделяет особое
внимание процессу опривычивания как основе институционализации. Убеждение
выступает правилом действия, неотделимым от привычки разума (Hodgson, 2004).
Опривычивание того или иного образа мышления и действия связано с превращением их в
rule (социальное правило, норму, принцип, предписание)
5
. Давая определение институций
как систем укоренённых общественных правил, Ходжсон подчёркивает, что
подразумеваются действующие, работающие, а не провозглашённые правила (socially
operative (rather than merely declared) systems of rules) (Hodgson, 2019, p.224)
6
.
Пирс связывал саму концепцию происхождения реальности с понятием сообщества
(Peirce, 1934. §4; Пирс, 2000), и это отражено в работах Веблена. Исследователь Веблена
Уильям Уоллер, обобщая его описания, лаконично определяет институции как привычки
мышления, присущие сообществу (community habits of thought) (Waller, 2022, pp. 22–23).
Важно отметить и то, что прагматистами подчёркивается внутренняя неразрывная
взаимосвязь между мышлением, знанием и действием, которую удалось увидеть благодаря
отказу от искусственных дихотомий (таких как разум vs тело, мышление vs действие, теория
vs практика) (Гаррета, 2015). Это отсылает к неразрывности привычек мышления и
действия, т.е. определение институций через «привычки мышления» не следует
использовать для спекуляций на тему того, что акт мысли ещё не есть действие.
Введя в оборот словосочетание «институциональная экономика», Уолтон Гамильтон
указал, что состоятельность экономической теории связана с тем, чтобы её предметом
служили институции. Регулирование отдельных аспектов экономической жизни, которое
5
https://www.linguee.ru/русский-английский/search?source=auto&query=rule
6
Изучение институций как привычных практик не противоречит, а предполагает выявление образующих их
укоренённых общественных правил, основанных именно на распространённых образах мысли и действия
(Ефимов, 2016). В анонимной рецензии на одну из предыдущих своих статей мы прочитали: «Авторы
трактуют institution как опривыченную и типизированную социальную практику. Это подход
социологического институционализма, поэтому авторы ссылаются на Бергера, Лукмана, Радаева. Однако и
Ходжсон, и Dequech трактуют институты иначе—Ходжсон как общие правила, действующие в обществе,
а Dequech как паттерны поведения и мышления. Это разные подходы к пониманию институтов: institutions-
as-rules и institutions-as-equilibria… Ходжсон много писал о важности привычек в формировании
институтов, однако он никогда не включал привычки или практики в определение институтов». Мы не
согласны с тем, что Ходжсон трактует их иначе: именно так он их и трактует. И, разумеется, включал
привычки и практики в контекст своего анализа институтов. Неразрывной связи привычек с институциями
Ходжсон посвятил отдельную статью «Возрождая понятие привычки в институциональной экономике», где
ясно сказано: “Habits, in short, are tied up with social institutions” (Hodgson, 2004, p.652). Непонятно, чтó здесь
«иначе». Просто Ходжсон счёл излишним воспроизводить самоочевидную характеристику в самом
определении институции.
5
рассматривается как задача экономической теории, требует знания конкретных институций
(Hamilton, 1919, p.313). Подчёркивается, что на деятельность людей влияют неявные
обычаи и образ мысли (subtle conventions and habits of thought). В отличие от явлений
физического мира, институции имеют общественную природу, а в совокупности образуют
экономический порядок (Там же, pp. 313, 315). Джон Коммонс похожим образом описывает
суть институциональной экономики как современной экономической теории (Commons,
1931; 1936; 1959).
Немецкая историко-этическая школа развивалась параллельно американскому
институционализму и независимо от него, но понятия, с помощью которых описывалось
институциональное устройство, были примерно те же: привычка (Gewohnheit), обычай
(Sitte), сообщество (Gesellschaft), социальный и морально-нравственный порядок (sociale
und sittliche Ordnung), жизнь сообщества (Gemeinschaftsleben). В книге Густава фон
Шмоллера «Очерк о народном хозяйстве» есть параграф 9 «Общая связь экономической и
нравственной жизни» (Der allgemeine Znfammenhan zwischen voltswirtschaftlichem und
sittlichem Leben), где поясняется, что под политической, правовой, экономической
институцией (Institution) подразумевается конкретный порядок жизни сообщества,
служащий определенным целям последнего. Всякая институция есть сумма привычек и
правил морали, обычаев и права (Summe von Gewohnheiten und Regeln der Moral, der Sitte
und des Rechtee), прочно укоренившихся в жизни сообщества, получивших теоретическое и
практическое закрепление, оформление. Институции и организации сообщества
(gesellschastlichen Institutionen und Organe) представляют собой важнейший результат
кристаллизации морально-нравственной стороны жизни. А разницу между институцией и
организацией Шмоллер описывает как соотношение между свадьбой и семьёй: свадьба
является обрядом, а семья — создаваемой в результате неё общественной организацией
(Schmoller, 1901, s. 59, 61).
Подобно Пирсу, Шмоллер использует и понятие правила действия, или поведения (die
Regeln des Handelns) (Schmoller, 1893, s.19), переданное в русском переводном издании
выражением «правила дѣйствованія» (Шмоллер, 1897, c.19).
На той же онтологической позиции относительно исследования общественных
процессов и явлений построен социальный конструкционизм Питера Бергера и Томаса
Лукмана. Институциональное устройство сообществ заключает в себе знание, отражающее
опривыченные образцы взаимодействий, то есть опыт, накопленный людьми,
составляющими определённое сообщество. Институции, социальные правила,
укоренённые убеждения формируют сопричастность, общность людей. Как и в
прагматистской концепции знания, центральным становится не общество в целом и не
6
обособленный индивид, а сообщество и его образ жизни. Институционализация означает
взаимную типизацию опривыченных действий, а также субъектов взаимодействий;
типизация, в свою очередь, предполагает, что смысл взаимодействий понятен его
участникам. Благодаря установлению приемлемых схем или образцов поведения сам факт
существования институций подразумевает его контроль, независимо от того, будут ли
определены впоследствии особые санкции за нарушения (Berger, Luckman, 1991, pp. 70–73).
В упомянутых работах нет слова institute в качестве имени существительного. Чётко
разграничены два понятия лишь у Коммонса, который характеризует институцию
(institution) с точки зрения универсального признака, общего для всякого поведения,
называемого институциональным: институция—это коллективное действие по контролю,
расширению и освобождению индивидуального действия (Commons, 1931). Выражается
такое действие через давление, одобрение или неодобрение, легитимацию,
санкционирование, поощрение или осуждение со стороны участников сообщества.
Экономическая теория разграничивает деятельность и создаваемый ею объект. По аналогии
с «производством» и «продуктом», институция (institution) представляет собой
контролирующую деятельность, а институты (institutes) — результаты этого контроля
(Commons, 1936, pp.247–248). Коллективное действие может принимать форму
организованного (предприятие, корпорация) и неорганизованного (обычай) (Commons,
1931).
Попробуем выразить сказанное графически, совместив на рисунке представления
Пирса, Веблена, Коммонса, Шмоллера, Бергера и Лукмана о природе институционализации
общественных практик. При этом операциональным мы считаем определение институции
как опривыченной, взаимно типизированной членами определённого сообщества
социально-экономической практики, в основе которой—укоренённые ценности, убеждения
и стереотипы
7
.
Рисунок. Становление институции и института
Источник: составлено авторами
7
Подробнее такое представление развито в работах: Ефимов, 2016; Курышева, 2022.
7
На взгляд Коммонса, экономические теории прошлого изучали институты (кредиты, долги,
собственность, деловую репутацию, законное платёжное средство, корпорации, ценности,
права, обязанности, корпоративные активы и пассивы, действующие правила), а не
институции. Именно в этом смысле следует понимать замечание: «То, что обычно
называют institutions, точнее было бы называть institutes» (Commons, 1936, p.247).
Некоторые из наших коллег истолковывают это как указание всегда говорить «институт»
вместо «институция», но Коммонс не призывал к этому. Фактически анализировали
институты и те авторы, которые отвергали институциональную экономику. Примечательно,
что более ранние теории Коммонс называет «классическая теория» (classical theory) и
«гедонистическая теория» (hedonistic theory
8
), тогда как словосочетание «экономическая
теория» (economic theory) относит к институциональной теории. Последняя рассматривает
индивида не как фактор производства, подобный корове или рабу, а как гражданина,
включённого, со своими правами и обязанностями, в коллективное действие (Commons,
1936, pp. 247–248). Соответственно, понятие институции, содержащее элемент контроля,
регулирования индивидуального действия со стороны сообщества, становится
эпистемической единицей. Свойство человеческого поведения принимать форму
привычного действия выступает для Коммонса наиболее важной характеристикой,
занимающей обществоведов (Gruchy, 1947, p.161). Индивидуалистическая экономика
прошлого стала устаревшей или, по меньшей мере, оказалась в подчинённом положении по
отношению к институциональной экономике.
Несмотря на упоминание Коммонсом обоих терминов, в дальнейшем в англоязычной
литературе общеупотребимым остался только термин institution.
3. Судьба «институции» в России
Что касается литературы на русском языке, то отечественные мыслители по-разному
передавали содержание понятий, относящихся к институциональному устройству: как
основные начала «нравственности и общежития» (Посошков, 1951, c.301); ту или другую
сторону житейского быта, «общее заключение о духовной и нравственной особенности
народа, о житейских отношениях его» (Даль, 1862, c.XXXIV); «всевозможные житейские
склады», созидаемые историческими силами; «политические и общественные порядки и
идеи, успевшие плотно отложиться в быту и духе народа и составляющие народную
психологию» в составе русской культуры, помимо антропологических инстинктов;
8
Гедонистической теорией институционалисты того времени называли неоклассическую экономическую
теорию. См.также: Митчелл, 2009.
8
местные исторически сложившиеся особенности национального характера (Ключевский,
1897, c.4).
И до проникновения в Россию институциональной мысли Запада слова «институт» и
«институция» встречались в текстах обществоведов, общественных деятелей и
литераторов. Установления римского права изначально было принято переводить как
«институции» (Иностранная хроника, 1873, c.184; Добролюбов, не датировано, c.455;
Институции Гая, 1984). С.Уруский применяет понятие институции достаточно естественно,
как само собой разумеющееся, причисляя к институциям референдарную институцию,
пауперизм, военное право, военный заказ, орден кавалерии (Уруский, 1859, c.162, 207–208,
258–259). Упоминаются религиозные и военные институции (воинская повинность) (Там
же, с. 260, 262, 268). Институция, по-видимому, предполагает социальную практику,
закреплённую документально: «доказательством этого может служить институция 1667
года…» (Там же, c. 284). Схожим образом данное понятие М.А.Фонвизин (1859).
С.С.Шашков описывает «институции» полигамии, наследства, семейства, монашества
(Шашков, 1898, c. 36, 61, 125). Выражение «аристократические институции» встречается в
трудах А.И.Герцена (Герцен, 1861, c.351]). Н.Г.Чернышевский пишет: «нельзя ждать
скорого заменения нынешней коренной институции экономического быта порядком дел,
основанным на ином принципе» (Чернышевский, 1949, c. 352–353). Д.И.Менделеев
упоминает об институциях в значении научно-технических учреждений (Менделеев, 1949,
c. 24, 42, 156).
Понятия институции и института разграничены у П.А.Кропоткина. В работе об
«институциях взаимной помощи и поддержки» институция обозначает, как следует из
контекста, ровно то же, что и у родоначальников институционализма, — установление,
установленный обычай. Автор оперирует этим словом без дополнительного разъяснения
его смысла. Слово же «институт» встречается лишь один раз, как синоним общественных
организаций: «Все эти ассоциации, общества, братства, союзы, институты и т.д., которые
можно насчитывать десятками тысяч в одной Европе» (Кропоткин, 2007, с. 214–215).
П.А.Сорокин говорит об институте семьи, собственности, государства, хозяйства,
религии, права. Акцентируется «цементирующая» роль привычки для становления
социальной организации: повторение действия (acte) приводит к возникновению привычки
(habitude), привычка переходит в обычай (usage), затем образуется соответствующая
социальная или правовая норма, правило (regle), следом формируется социальный институт
(institution), а совокупность социальных институтов составляет социальную организацию
(Сорокин, 1920, c. 41, 302–303). Как видим, слово institution уже тогда, в 1920 г., переведено
как «институт». Возможно, как раз отсюда растут специфически-русские корни восприятия
9
этого слова, которые спустя несколько десятилетий дали столь пышные всходы.
В первых переводах трудов классиков институциональной экономики—
Дж.Гэлбрейта (1979), Т.Веблена (1984) и др. — слово institution тоже было передано как
«институт». При переводе одного из самых значимых произведений Веблена «Теория
праздного класса» С.Г.Сорокина признала в Предисловии факт использования
зарубежными институционалистами сразу обоих терминов (и institution, и institute), после
чего вдруг вынесла вердикт, что разница между этими понятиями якобы расплывчата и
довольно условна (Сорокина, 1984, c.6)
9
. На этом основании переводчица отказалась от
одного из понятий и оставила только второе (ей, разумеется, виднее, чем Веблену. Кто,
вообще, такой был этот Веблен? даже не член ЦК компартии США). Кроме того, она
решила перевести institution словом «институт». Почему — мы уже никогда не узнаем.
Возможно, потому, что сама ходила на учёбу в институт, и другие однокоренные слова
представлялись ей избыточными. На самом деле смысл понятия institution у Веблена более
адекватно было бы передать как раз словом «институция» (подробное пояснение приведено
в предыдущем разделе статьи). С научного редактора перевода академического издания
спрос выше, чем с переводчика. Ответственный редактор В.В.Мотылёв, к несчастью,
солидаризировался с позицией переводчицы. Так возникла смысловая путаница, лишившая
русского читателя возможности понять глубину теоретических построений американских
институционалистов
10
. Последствия сказываются и по сей день. Слово «институт» для
обозначения institution засело в сознании людей навсегда.
В последующих русскоязычных переводах с английского языка трудов Веблена,
Гамильтона, Коммонса, Коуза, Митчелла, Норта, Рихтера, Уильямсона, Фуроботна и
Эггертссона «институция» в значении русского эквивалента слова institution перестала
упоминаться совсем. Это, вероятно, помогло окончательно укоренить обычай
11
.
9
На этот факт исследователи указывают как на решающий в плане последующего укоренения «традиции»
перевода institution как «институт» (Иншаков, 2003; Гайдай, 2006).
10
Закрадывается крамольное предположение: может быть, произошедшее было хорошо продуманным актом
саботажа, чтобы сделать работы «буржуазных теоретиков» менее понятными и привлекательными для
советского читателя? В ту эпоху в сфере идеологии такое вполне могло случиться. Тем более что
представителей институциональной школы, как посчитала Сорокина, характеризует «концептуальная
неопределённость» и «аморфность теоретических предпосылок» (Сорокина, 1984, c. 6–7): таких не очень и
жалко. Есть и другая версия: если термин «институция» не прошёл научного редактора перевода, то
упоминание во вступительной статье стало для переводчика способом довести этот термин до
общественности.
11
В данном случае речь не идёт о разграничении картин мира, которые сильно различаются у представителей
исходного институционализма и новой институциональной экономической теории (НИЭТ), о чём уже писали
историки, изучавшие философские основы институционализма (Mirowski, 1987). Термин institution
характерен и для традиционного институционализма, и для НИЭТ в англоязычном варианте. А слово
«институт» в качестве эквивалента для англоязычного institution укоренилось в русских переводах и статьях
как представителей традиционного институционализма, так и НИЭТ.
10
Введённый в результате случайного выбора одного переводчика и недосмотра одного
научного редактора термин «институт» стал воспроизводиться авторитетными
российскими учёными, которые были первыми проводниками книг и статей американских
институционалистов, начиная с 1990-х гг. Каждое новое упоминание этого слова усиливало
инерцию, а какая-либо альтернатива становилась всё менее реальной, поскольку любой
редактор / корректор / рецензент всегда опирается на сложившуюся в литературе традицию
как на своего рода конвенцию. Например, в самом раннем из найденных в Научной
электронной библиотеке eLIBRARY.RU обзоров ключевых иностранных работ в области
неоинституционализма для передачи смысла слова institution используется только термин
«институт» (Капелюшников, 1990). Это очень влиятельный текст: по состоянию на
12.03.2023 г. на него сослались 1006 раз. «Колея» становится всё глубже.
Термин же «институция» встречается довольно часто в работах по из других областей
социального и гуманитарного знания: политологии, истории, социологии, педагогики,
философии, психологии, культурологии, искусствознания. Одни авторы в теоретико-
методологическом плане обосновывают разницу между понятиями и рекомендуют
применять слово «институция» (Гайдай, 2006; Плетнёв, 2012; Дьяченко, 2017; Корнетов,
2017). Другие используют термин «институция» в эмпирических исследованиях
(Богданова, 2012; Шулимова, 2015; Дуков, 2020; Шувалова, 2020; Верников, Курышева,
2021; 2022).
Статья в русской Википедии, посвящённая самой известной книге Веблена, передаёт
полное название этой книги так: «Теория праздного класса: экономическое исследование
институций»
12
. В том же русле, в свежем переводе данной книги institution уже переводится
как «институция» (Веблен, 2021). Можно считать это своеобразным исправлением
небрежности, допущенной первым переводчиком (издания 1984 г.). Но до «торжества
справедливости» ещё очень далеко.
4. Блокировка
Введение авторитетными издательствами и дальнейшее воспроизведение учёными и
преподавателями термина «институт» породило и закрепило привычку, задало инерцию,
зависимость от ранее сделанного выбора и от предшествующего пути развития (QWERTY-
effect, path-dependence, «эффект колеи» и т.д.). Это проявляется, в частности, через
коллективную оборону сообщества от попыток вернуть понятие «институция» в научный
оборот и блокировку таких попыток, независимо от качества приводимых аргументов. Это
12
https://ru.wikipedia.org/wiki/Теория_праздного_класса
11
и есть эффект блокировки, причём в изначальном, конвенциональном значении слова —
как воспрепятствование проникновению чего-то нового на «свою» территорию
13
.
В анонимной рецензии на одну из наших рукописей мы прочли: «Были попытки
разграничивать категории «институт» и «институция» (Иншаков, Фролов, 2010,
Вопросы экономики. https://www.vopreco.ru/jour/article/view/1074?locale=ru_RU), но их
трудно признать удачными. Поэтому я рекомендую использовать термин “институт”».
Такую рекомендацию мы по принципиальным содержательным причинам принять не
смогли и благодарны редакции журнала «Вопросы экономики», проявившей гибкость и
разрешившей нам оставить в той нашей статье слово «институция» с необходимым
пояснением его значения. Зато указание на творческое наследие волгоградского учёного
О.В.Иншакова совершенно справедливо. Оценив оскудение лексикона институционализма
от утраты одного из двух ключевых терминов и отказавшись следовать «стадному чувству»
российских обществоведов, Иншаков и его ученик Д.П.Фролов изучили происхождение
понятий «институт» и «институция» и приложили существенные усилия, чтобы прояснить
и развести их смысл (Иншаков, 2003; 2007; Фролов, 2008; Иншаков, Фролов, 2010). Эту
мужественную отчаянную попытку восстановить истину мы, в отличие от оппонента,
считаем важной и удачной. Предложение вернуть в научный оборот тандем «институция—
институт» могло бы не только прояснить смыслы классических текстов. Это стало бы
научным результатом поистине международного уровня, поскольку, как мы уже видели,
понятийная путаница изначально произошла из-за сведения двух совершенно разных
сущностей в одно понятие (institution) в ставших хрестоматийными текстах, написанных
как раз на английском языке. Предъявленные Иншаковым и Фроловым содержательные
аргументы до сих пор не были никем убедительно опровергнуты. Их просто
проигнорировали, что тоже является эффективным способом блокировки.
Мы провели исследование методом погружённого наблюдением и собрали несколько
элементов «дискурса противодействия», который включался при упоминании слова
«институция» в научной аудитории. Мы не задавали прямого вопроса о восприятии этого
термина; нашей задачей было именно фиксировать реакцию учёных, вовлечённых в
преподавание институциональной теории или проведение институциональных
исследований в отсутствие явных вопросов или предложений. Далее реакции на термин
«институция» приводятся с нашим кратким комментарием. Чтобы корректно передать
чужую позицию, мы дословно цитируем тезисы из письменной рецензии и устных
откликов.
13
О сущности блокировки см.: Верников, Курышева, 2023.
12
«Термин institution устойчиво переводится на русский как “институт”»
При всей банальности данного возражения, оно очень мощное. Потому что за ним—
инерция, «эффект колеи». К слову «институт» все привыкли, оно стало в нашей стране
частью исследовательской традиции. Но мы и не призываем автоматически заменять его на
слово «институция», а предлагаем лишь в каждом случае внимательно смотреть, о чём идёт
речь. Вполне возможно, что действительно об институте. А вот когда обсуждают обычай,
привычную практику или образ мысли, то лучше, как нам кажется, сказать «институция»
(здесь нам всем «Коммонс в помощь»). К тому же научный поиск, если приносит результат,
вынуждает пересмотреть ту или иную традицию; это неизбежно. В русском языке — как и
в любом другом — найдётся немало примеров изначально ошибочного перевода
иностранных слов. Устойчивость перевода institution как «институт» сложилась
относительно недавно по историческим меркам; вековой традиции за этим не стоит.
Вариацией на ту же тему служит тезис о том, что «язык — это стихия, а со стихией не
поспоришь», в том смысле, что, раз уж слово «институт» вошло в наш обиход, то так тому
и быть. Во-первых, повторимся, мы не призываем искоренять слово «институт». Наоборот,
мы предлагаем язык уточнить и даже обогатить. Во-вторых, язык — это стихия в
значительной мере рукотворная: есть масса примеров того, как конкретный человек
придумал и вбросил новое словцо, получившее распространение и даже вошедшее потом в
словари. Поэтому фатализм и невмешательство (пресловутое laissez-faire) не всегда
уместны. Язык — живой организм, он постоянно теряет одни слова и приобретает другие.
«Лишняя сущность»
Ещё один частый контраргумент — это то, что по отношению к «институту» «институция»
является лишней, дублирующей сущностью, и надо избегать умножения сущностей.
Подразумевается, что слово «институт» полностью передаёт все нужные смыслы, и места
для второго понятия здесь не остаётся.
Как мы показали выше, изначально сущностей было две, хотя по стечению
обстоятельств одно из составляющих этот тандем понятий выпало из научного дискурса.
Это было как-то связано с лексическими и фонетическими особенностями каждого из
языков (латинского, английского, русского и др.) и пресловутыми «трудностями перевода».
Оба слова по-прежнему существуют и в английском, и в ряде славянских языков:
«институция» и «институт» в русском, інстытуцыя и інстытут — в белорусском,
instytucja и instytut — в польском, інституція и інститут — в украинском. В какой мере
используется каждое из них — это отдельный вопрос.
Но главное другое. Основоположники институционализма наделяли понятие
13
«институция» вполне ясным смыслом, не дублирующим понятие «институт». Из
приведённых во втором разделе нашей статьи отрывков работы Коммонса следует, что
стирание границы между двумя обсуждаемыми понятиями привело к тому, что часть
авторов, формулируя понятие институции (institution), вкладывают в него содержание,
относящееся к институту.
Путаница была успешно импортирована из англоязычной литературы в русскую.
Русскоязычному исследователю, в отсутствие альтернативы, приходится теперь обозначать
одним и тем же термином очень широкий круг сущностей: ведь слово «институт»
понимается совершенно не одинаково, и каждый исследователь включает в него свой
смысл. Существенные различия наблюдаются не только между представителями разных
школ мысли, но и внутри каждой из них. Креативные соотечественники не удовлетворились
ролью интерпретаторов западных идей и внесли свой вклад в разнообразие трактовок слова
«институт». Трудно не согласиться с суждением о том, что отечественные учёные
чрезмерно увлечены метафорами на фоне размытости понятия «институт», позволяющей
обозначить им практически любое явление (Фролов, 2008, c. 57–58, 64–65). Этот факт стал
одним из значимых смысловых искажений в российской институциональной теории. О
единой конвенциональной трактовке ключевого понятия «институт» говорить не
приходится. Словом «институт» могут обозначать самые невероятные и далёкие друг от
друга сущности
14
, вплоть до того, что институт это мем или некий мемеплекс (Сухарев,
2004, c. 67). Мы не намерены сопоставлять все существующие определения (их слишком
много) и тем более выявлять «победителя». Важно то, что отдельное понятие хотя бы для
разграничения действия и его результата отнюдь не дублировало бы сущность.
«Так говорили Веблен, Коммонс, Норт и др.»
Не говорили они так. И вообще по-русски не говорили. Как мы показали, и Веблен, и
Коммонс писали преимущественно institution, так же поступал Норт и другие классики
институциональной мысли. В уже упомянутой знаменитой работе Норта institute
встречается только в качестве глагола (North, 1990, p.138). А как можно перевести institution
на русский—это отдельный сюжет, который мы уже осветили выше.
«Слово “институция” архаично»
Архаичность слова «институция» была одним из поводов отказаться от него (Гайдай, 2006,
14
Попытавшись докопаться до сути совсем другого термина («неолиберализм»), Р.И. Капелюшников
обнаружил, что это слово сделалось настолько рыхлым, что почти утратило значение, а «[с]фера его
употребления практически безгранична»; теперь это слово-призрак, безразмерное слово-паразит
(Капелюшников, 2022, с. 7, 13). К сожалению, подобные эпитеты можно было бы отнести и к понятию
«институт», почитав статьи российских коллег.
14
c 56). Ничего особо архаичного в данном слове мы не усматриваем
15
. В русском языке
немало слов, образованных аналогичным образом, при этом никто не призывает по причине
«архаичности» отказаться, например, от слов «конституция», «реституция» или, тем более,
«проституция»; эти слова всех устраивают (по разным причинам). Что касается
благозвучия, то «институция» не самое лёгкое для произнесения слово. Но оно уж точно не
хуже, например, чудовищных «редистрибуции», «хабитуализации» или
«адвокатирования», вброшенных в научный оборот нашими обществоведами после
ознакомления с англоязычной литературой.
«Каждый учёный использует в своей статье то определение института, которое ему
близко»
Мы, разумеется, не оспариваем права учёного на свою дефиницию «института». Мы
предлагаем другое: вернуть утраченный термин и понятие «институция» в его изначальном
смысле, предложенном исходными институционалистами. Работа исследователя требует
оперирования строгими понятиями (Тамбовцев, 2022). Ходжсон считает, что наука не
продвинется далеко в отсутствие работающих (workable) определений (Hodgson, 2019,
p.207). Во избежание недоразумений, редакция самого что ни на есть профильного журнала
Journal of Institutional Economics рекомендует авторам прояснять понятие institution среди
прочих терминов, относительно содержания которых отсутствует консенсус
16
. Ровно это
мы и пытаемся сделать.
5. Что дало бы возвращение понятия институции
Мы не первые поднимаем эту тему и обращаем внимание на безразмерность термина
«институт», снижающую качество теоретических изысканий. Как правило, этот вопрос
почему-то волнует экономистов гораздо меньше, чем социологов. Из уст социологов ещё в
2008 г. звучало, что определение института, ставшее привычным у экономистов (имеется в
виду нортовское определение через нормы, правила и механизмы принуждения), внутренне
противоречиво. В.В.Радаев указал на его излишнюю оторванность от действия
17
.
Традиционный институционализм передавал эту заложенную в категории institution идею
не только внешних ограничений, но и внутренних причин действия. Социолого-
15
Интересно, что в словаре В.И.Даля есть слово «институт» (воспитательное, учебное или учёное заведение
или учреждение; узаконение, устав, установление), а вот слова «институция» как раз нет, что ставит под
сомнение утверждение о его архаичности.
16
https://www.cambridge.org/core/journals/journal-of-institutional-economics/information/author-
instructions/preparing-your-materials
17
См., например: Понятное дело!..9 декабря в Вышке состоялся семинар “К новой аксиоматике социальных
наук: что не так с понятием «института» в институциональной экономике”.
https://www.hse.ru/news/science/5018144.html
15
антропологический подход позволил обнаружить ограниченность и внутреннюю
противоречивость неоинституционального определения института за счёт того, что под
сомнение была поставлена связь между правилом и действием, формальным и
неформальным. И всё же это определение по-прежнему остаётся общепринятым в среде
экономистов, соседствуя, иногда даже в пределах одного абзаца, с формулировками
Веблена или Коммонса.
В данной статье мы вовсе не пытаемся упрекнуть наших коллег-институционалистов,
использовавших понятие и термин «институт» в своих замечательных работах
теоретической и эмпирической направленности. Речь не идёт и о призывах к
принудительной перекройке привычки. Однако мы согласны с Д.П.Фроловым в том, что
разграничение понятий «институция» (обычай, заведенный порядок) и «институт»
(порядок, закрепленный в форме свода правил, системы прав и обязанностей, закона или
учреждения) представляет собой способ преодоления части искажений в отечественной
институциональной экономической теории. К таким искажениям, например, относится
неуместный акцент на правилах и нормах в составе определения института, а также на их
экзогенном характере (Фролов, 2008, c. 60–70).
Поскольку «институция» — это определённая социально-экономическая практика,
привычная для изучаемого сообщества, специфическая в культурном, историческом и
контекстном отношении, то изучению подлежат составляющие основу таких практик
ценности, убеждения и стереотипы, т.е. то, что составляет закономерность во
взаимодействии между людьми. Этот исследовательский подход позволил бы:
• разобраться, наконец, в том, что пытались сказать Веблен и Коммонс;
• перестать умозрительно рассуждать об «институтах вообще», избежать чересчур
расширительной трактовки понятий (Тамбовцев, 2022);
• не обозначать разнородные явления (деятельность или распространённый образ мысли,
деньги, законы, те или иные организации, и т.д.) одним и тем же словом «институт»;
• включить в область исследования моральные, этические, культурные и правовые
аспекты. Категория «институция» изначально задумывалась основателями
институциональной школы, чтобы служить проводником в область междисциплинарных
исследований (Гайдай, 2006. С. 58);
• применять качественные методы исследования, не оправдываясь в этом всякий раз. Эти
методы (полевое исследование, интервьюирование, погружённое наблюдение,
исследование действием) первыми применили в области общественных наук именно
институционалисты (Резерфорд, 2012a; 2012b), хотя сейчас качественные методы (в
частности, анализ дискурса) каждый раз «открывают» заново;
16
• сосредоточиться на эволюционном процессе, порождающем те или иные институции и
институты.
6. Заключение
Статья написана в рамках нашего исследовательского проекта по «исправлению имён» (по-
китайски zhèngmíng), то есть уточнению понятийного аппарата и терминологии российских
экономистов. Объектом анализа стала пара понятий — «институт» и «институция». О
различии их смысла писал Дж.Коммонс (1936). Несмотря на это, в англоязычной
литературе по институциональной экономике укоренился лишь термин institution, а для
русскоязычной стало традицией говорить институт. Это привело к тому, что разнородные
понятия стали обозначаться — в рамках каждой из языковых традиций — одним термином.
Опираясь на работы основоположников институциональной школы Веблена,
Коммонса и Гамильтона, а также родоначальника немецкой историко-этической школы
Шмоллера, мы считаем допустимым и целесообразным использовать термин «институция»
там, где это уместно, и попытались аргументировать свою позицию.
Сегодня представители общественных дисциплин тоже пользуются понятием
институции, но экономисты составляют исключение. Учёные-экономисты заблокировали
редкие призывы разграничить обсуждаемые понятия, а слово «институция» вызывает у них
отторжение. В ход идут разные аргументы от «так принято» до «так говорили Веблен,
Коммонс и Норт».
Восстановление первоначального значения и написания термина «институция» может
прояснить целый ряд спорных теоретических и методологических моментов. Возвращение
этого понятия в русскоязычный научный оборот помогло бы сосредоточиться на изучении
социально-экономических практик, специфических в культурном, историческом,
нравственно-этическом плане, причём с применением качественных методов и отказом от
умозрительности. Такой подход позволяет проследить эволюцию общественного порядка,
опираясь на изучение дискурса относительно изучаемого явления, характерного для разных
эпох. Всё это повысило бы уровень отечественных исследований.
В нашей стране каждое столетие рушатся ещё и не такие устои, не чета скромному
научному термину. Пытаться полностью перекодировать сознание целого народа
представляется кому-то не только возможным, но и желательным, а вот внимательно
прочитать книгу Коммонса и исправить ошибку перевода почему-то нельзя. Или можно?
17
Список литературы
Богданова М.В. (2012). Каким образом возможно социологическое исследование этоса //
Социологический журнал. № 1. С. 47–66.
Веблен Т. (1984). Теория праздного класса. М.: Прогресс.
Веблен Т. (2021). Теория праздного класса. М.: Аст.
Верников А.В., Курышева А.А. (2021). Показное потребление в долг: на примере легковых
автомобилей // Экономическая социология. Т. 22, № 5. С. 11–38. https://doi.org/10.17323/1726-
3247-2021-5-11-39
Верников А.В., Курышева А.А. (2022). Жизнь взаймы: институциональные аспекты и их измерение
// Вопросы экономики. № 10. С. 138–156. https://doi.org/10.32609/0042-8736-2022-10-138-156
Верников А.В., Курышева А.А. (2023). Не тот эффект назвали блокировкой… («исправление имён»
в российском институционализме). AlterEconomics 20(3): 485–504.
https://doi.org/10.31063/AlterEconomics/2023.20-3.1
Вольчик В.В., Цыганков С.С., Фурса Е.В., Ширяев И.М., Маскаев А.И. (2022). Институты и
механизмы регулирования российской инновационной системы в зеркале нарративов //
Journal of Economic Regulation. Т. 13, № 4. С. 6–23. http://dx.doi.org/10.17835/2078-
5429.2022.13.4.006-023
Гайдай Т.В. (2006). Институция как инструмент институционального экономического анализа //
Экономическая теория. Т. 3, № 2. С. 53–65.
Гаррета Г. (2015). Наука, этика и общество: Дьюи и прагматистское исследование-расследование //
Антиномии. Т. 15, № 3. С. 5–30.
Герцен А.И. (1861). Предисловие к «Историческому сборнику Вольной русской типографии» в
Лондоне, 1861 г., кн. II. В кн.: Статьи из «Колокола» и другие произведения 1859–1960 годов
(не датировано).
Гэлбрейт Дж. (1979). Экономические теории и цели общества. М.: Прогресс.
Даль В.И. (1862). Пословицы русского народа. Сборник пословиц, поговорок, речений, присловий,
чистоговорок, прибауток, загадок, поверий и проч. Императорское общество истории и
древностей российских при Московском университете.
Добролюбов Н.А. (не датировано). Статьи, рецензии, юношеские работы // Национальная
электронная библиотека. https://rusneb.ru/catalog/000199_000009_005429319/
Дуков Е.В. (2020). Ночь и её индустрии // Художественное образование и наука. № 4. С. 155–164.
Дьяченко Ю.В. (2017). Ключевые категории конституционализма: определение институции //
Вестник Поволжского института управления. Т. 17, № 2. С. 94–98.
Ефимов В.М. (2016). Экономическая наука под вопросом: иная методология, история и
исследовательские практики. М.: Курс: ИНФРА-М.
Иностранная хроника (1873). Отечественные записки. Журнал литературный, политический и
учёный. Т. 206, № 1. С. 161–194.
Институции Гая (1984). В кн.: Поликарпова Е.В., Савельев В.А. (сост.) Хрестоматия по истории
государства и права зарубежных стран. М.: Юрид. лит., с. 53–71.
Иншаков О., Фролов Д. (2010). Эволюционная перспектива экономического институционализма //
Вопросы экономики. № 9. С. 63–77.
Иншаков О.В. (2003). Экономические институты и институции: к вопросу о типологии и
классификации // СОЦИС. № 9. С. 42–51.
Иншаков О.В. (2007). Институты и институции в современной экономической теории // Вестник
Волгоградского государственного университета. Серия 3: Экономика. Экология. № 11. С. 6–
21.
18
Капелюшников Р.И. (1990). Экономическая теория прав собственности. М.: ИМЭМО РАН.
Капелюшников Р.И. (2022). Приключения «неолиберализма». Логос 32(4): 1–50.
Ключевский В.О. (1897). Западное влияние в России XVII в. М.: Типо-лит. И.Н.Кушнерев и К°.
Корнетов Г.Б. (2017). Теоретическое и историческое осмысление институтов образования и
педагогических институций (статья 1) // Историко-педагогический журнал. № 2. С. 51–81.
Кропоткин П.А. (2007). Взаимопомощь как фактор эволюции. М.: Самообразование.
Курышева А.А. (2022). Исследовательская традиция институциональной школы и прагматистский
подход // Вопросы теоретической экономики. № 1. С. 89–101. https://doi.org/10.52342/2587-
7666VTE_2022_1_89_101
Менделеев Д.И. (1949). Пороха. В кн.: Сочинения, т.9. Л.–М.: Академия наук СССР.
Митчелл У. (2009). Рациональность экономической деятельности. Теrrа Economica 7(4): 80–88.
http://dx.doi.org/10.24412/2073-6606-2009-4-80-88
Пирс Ч. (2000). Как сделать наши идеи ясными. В кн.: Пирс Ч. Избранные философские
произведения. М: Логос, с. 266–295.
Плетнёв Д.А. (2012). Природа и эволюция взглядов на институт как категорию экономической
науки // Вестник Челябинского государственного университета. № 10. С. 5–13.
Посошков И.Т. (1951). Книга о скудости и богатстве и другие сочинения. М.: Изд-во Акад. наук
СССР.
Резерфорд М. (2012a). Висконсинский институционализм: Джон Р. Коммонс и его студенты // Terra
Oeconomica. Т. 10, № 2. С. 32–53. https://doi.org/10.24412/2073-6606-2012-2-32-53
Резерфорд М. (2012b). Полевые, тайные и включенные наблюдатели в американской экономике
труда: 1900–1930 годы // Terra Oeconomica. Т. 10, № 4. С. 91–106. https://doi.org/10.24412/2073-
6606-2012-4-91-106
Сорокин П.А. (1920). Система социологии, т. 1. Социальная аналитика, ч. 1. Учение о строении
простейшего (родового) социального явления. Петроград: Колос.
Сорокина С.Г. (1984). Торстейн Веблен и его книга «Теория праздного класса» (вступительная
статья). В кн.: Веблен Т. Теория праздного класса. М.: Прогресс, с. 5–54.
Сухарев М.В. (2004). Социальные антиинституты // Экономическая социология. Т. 5, № 5. С. 63–73.
Тамбовский В.Л. (2022). Что могут делать институты? Метафоры организационного
институционализма // Вопросы теоретической экономики. № 2. С. 22–38.
Уруский С. (1859). Крестьянское дело в Царстве Польском, ч.1–2. СПб.: Русское слово.
Фонвизин М.А. (1859). Записки Фон-Визина, очевидца смутных времен царствований: Павла I,
Александра I и Николая I. Лейпциг: В. Гергард.
Фролов Д.П. (2008). Эволюционная перспектива институциональной экономики России. Волгоград:
Изд-во ВолГУ.
Чернышевский Н.Г. (1949). Очерки из политической экономии (по Миллю). В кн.: Чернышевский
Н. Г. Полное собрание сочинений, в XV т., т. IX, 1860–1861 гг. М.: Государственное
издательство художественной литературы, с. 335–725.
Шашков С.С. (1898). Собрание сочинений, в 2-х т., т. 1-2. Исторические судьбы женщины,
детоубийство и проституция. СПб.: Издание О.Н.Поповой
Шмоллер Г. (1897). Наука о народном хозяйстве. Ее предмет и метод. М.: Сабашниковы
Шувалова А.С. (2020). Трансформация музейных выставочных форматов в кураторских проектах
Мэтью Копланда // Актуальные проблемы теории и истории искусства. № 10. С. 703–714.
Шулимова А.А. (2015). Эволюция российского торгового предпринимательства: социально-
институциональный и организационный аспекты // Психология. Экономика. Право. № 1. С.
19
62–68.
Berger P., Luckman T. (1991). The social construction of reality. London: Penguin Books.
Commons J. (1931). Institutional Economics. The American Economic Review, Vol. 21, No. 4, pp. 648–
657.
Commons J. (1936). Institutional economics. The American Economic Review, Vol. 26, No. 1, Supplement,
papers and proceedings of the forty-eighth annual meeting of the American Economic Association,
pp. 237–249.
Commons J. (1959). Institutional economics. Its place in political economy. Madison: The University of
Wisconsin Press.
Gruchy A. (1947). Modern economic thought. The American contribution. New York: Prentice-Hall, Inc.
Hamilton W. (1919). The institutional approach to economic theory. The American Economic Review, Vol.
9, No. 1, Supplement, papers and proceedings of the thirty-first annual meeting of the American
Economic Association, pp. 309–318.
Hodgson G. (2004). Reclaiming habit for institutional economics. Journal of Economic Psychology, Vol.
25, pp. 651–660.
Hodgson G. (2019). Taxonomic definitions in social science, with firms, markets and institutions as case
studies. Journal of Institutional Economics, Vol. 15, No. 2, pp. 207–233.
Mirowski Ph. (1987). The philosophical bases of institutionalist economics. Journal of Economic Issues,
Vol. 21, pp. 1001–1038.
North D. (1990). Institutions, institutional change and economic performance.—(Political economy of
institutions and decisions). Cambridge University Press.
Peirce Ch. (1932). Elements of logic. In: Hartshorne, Ch., Weiss, P. (eds.) (1931–1935). Collected Papers
of Charles Sanders Peirce, 8 vols. Cambridge: Harvard University Press, vol.II.
Peirce Ch. (1934). Some consequences of four incapacities. In: Collected Papers, vol. V. Pragmatism and
Pragmaticism. Cambridge: Harvard University Press, bk. II, ch. 2.
Schmoller G. (1893). Die Volkswirtschaft, die Volkswirtschaftslehre und ihre Methode. Frankfurt am Main:
Vittorio Klostermann.
Schmoller G. (1901). Grundriss der Allgemeinen Volkswirtschaftslehre. Erster Teil. Leipzig: Verlag von
Duncker & Humblot.
Veblen T. (1922). The theory of the leisure class: An economic study of institutions. N.Y.: B.W. Huebsch.
Waller W. (2022). Institutions, technology, and instrumental value. A reassessment of the Veblenian
dichotomy. In: Whalen, Ch. (ed.) Institutional Economics. Perspectives and Methods in Pursuit of a
Better World. Routledge, ch.1, pp.19–48.
