ArticlePDF Available

РАЗГРОМНЫЙ АВГУСТ 1948 ГОДА: КАК ВЛАСТЬ БОРОЛАСЬ С БИОЛОГИЕЙ

October 2018

DOI:10.23683/2218-5518.2018.3.89112

Authors:

the St. Petersburg Branch of the S.I. Vavilov Instutute for the History of Science and Technology, Russian Academy of Sciences

70 лет тому назад состоялась Августовская сессия ВАСХНИЛ, с которой обычно связывают попытку покончить с генетикой в СССР. Но ее значение шире. Практиче-ски это был переломный момент не только для всей советской биологии, и но в отношениях всего научного сообщества с властью. По опробованному в августе 1948 г. сценарию вскоре в СССР был произведен разгром физиологии, цитологии, вирусологии и других наук. Сессия была срежиссирована И.В. Сталиным и обозначила курс СССР на особый путь развития националь-ной науки и ее сепарацию от мирового сообщества ученых. Ставилась цель взять под полный идеолого-политический контроль сам исследовательский процесс, превратить ученых в бес-правных исполнителей малограмотных предписаний властей в собственной сфере знаний, под-чинить сиюминутным политическим интересам цель и стратегию научного поиска. Ради это-го из научно-исследовательских институтов и высшей школы было изгнано огромное количе-ство ученых, подсчитать которых до сих пор не удается. Для получения точных данных необ-ходимо открыть архивы (прежде всего личные дела ученых). Без этого можно лишь приблизи-тельно и фрагментарно представить себе объем ущерба, нанесенного отечественной биоло-гии. Ключевые слова: история биологии, ВАСХНИЛ, Августовская сессия 1948 г., мичу-ринская биология, Т.Д. Лысенко, лысенковщина, неолысенкоизм. 70 лет назад, в здании Министерства сельского хозяйства СССР состоялась конферен-ция, на которой был объявлен запрет на все биологические исследования в СССР, так или иначе противоречащие «мичуринской биологии». Это прежде всего имело катастрофические последствия для советской генетической школы, в 1920-1930 гг. добившейся многочислен-ных успехов и уважаемой во всем мире. Конференция была очередной сессией Всесоюзной Сельскохозяйственной Академии имени Ленина (сокращенно-ВАСХНИЛ) и проходила с 31 июля по 7 августа 1948 г. Она вошла в историю как «августовская сессия ВАСХНЛ» (по номеру ее никто и никогда не называет) и стала самой черной страницей в истории отече-ственной биологии. Цель данной статьи попытаться оценить ближайшие последствия Авгу

Content uploaded by Eduard I. Kolchinsky

Content may be subject to copyright.

Политическая концептология № 3, 2018 г. 89

РАЗГРОМНЫЙ АВГУСТ 1948 ГОДА:

КАК ВЛАСТЬ БОРОЛАСЬ С БИОЛОГИЕЙ

Э.И. Колчинский,

А.И. Ермолаев

Санкт-Петербургский филиал

Института истории естествознания и техники РАН

Аннотация: 70 лет тому назад состоялась Августовская сессия ВАСХНИЛ, с которой

обычно связывают попытку покончить с генетикой в СССР. Но ее значение шире. Практиче-

ски это был переломный момент не только для всей советской биологии, и но в отношениях

всего научного сообщества с властью. По опробованному в августе 1948 г. сценарию вскоре в

СССР был произведен разгром физиологии, цитологии, вирусологии и других наук. Сессия была

срежиссирована И.В. Сталиным и обозначила курс СССР на особый путь развития националь-

ной науки и ее сепарацию от мирового сообщества ученых. Ставилась цель взять под полный

идеолого-политический контроль сам исследовательский процесс, превратить ученых в бес-

правных исполнителей малограмотных предписаний властей в собственной сфере знаний, под-

чинить сиюминутным политическим интересам цель и стратегию научного поиска. Ради это-

го из научно-исследовательских институтов и высшей школы было изгнано огромное количе-

ство ученых, подсчитать которых до сих пор не удается. Для получения точных данных необ-

ходимо открыть архивы (прежде всего личные дела ученых). Без этого можно лишь приблизи-

тельно и фрагментарно представить себе объем ущерба, нанесенного отечественной биоло-

гии.

Ключевые слова: история биологии, ВАСХНИЛ, Августовская сессия 1948 г., мичу-

ринская биология, Т.Д. Лысенко, лысенковщина, неолысенкоизм.

70 лет назад, в здании Министерства сельского хозяйства СССР состоялась конферен-

ция, на которой был объявлен запрет на все биологические исследования в СССР, так или

иначе противоречащие «мичуринской биологии». Это прежде всего имело катастрофические

последствия для советской генетической школы, в 1920–1930 гг. добившейся многочислен-

ных успехов и уважаемой во всем мире. Конференция была очередной сессией Всесоюзной

Сельскохозяйственной Академии имени Ленина (сокращенно — ВАСХНИЛ) и проходила с

31 июля по 7 августа 1948 г. Она вошла в историю как «августовская сессия ВАСХНЛ» (по

номеру ее никто и никогда не называет) и стала самой черной страницей в истории отече-

ственной биологии. Цель данной статьи попытаться оценить ближайшие последствия Авгу-

DOI: 10.23683/2218-5518.2018.3.89112

90 Колчинский Э.И., Ермолаев А.И.

стовской сессии ВАСХНИЛ для развития отечественной биологии. Но вначале напомним ее

предысторию.

Августовская сессия ВАСХНИЛ и ее предыстория

Главный ее «героем» стал украинский селекционер, «народный академик» (как он сам

себя предпочитал называть) Трофим Денисович Лысенко (1898–1976), который с 1935 г. вел

ожесточенную борьбу за власть в селекции, семеноводстве и генетике. В условиях «Большо-

го террора» его обвинения во вредительстве в адрес представителей академическо-универси-

тетской науки, за «социалистическую генетику» и против «буржуазного менделизма-вейсма-

низма-морганизма» импонировали Сталину. Будучи генеральным секретарем ВКП(б) и фак-

тически неограниченным руководителем государства, Сталин поддержал созданную Лысен-

ко «мичуринскую биологию» как принципиальное новое и прогрессивное направление в

биологии, построенное на марксистско-ленинской философии и нацеленное на ускоренное

развитие сельского хозяйства путем внедрения якобы чудодейственных «агроприемов».

Соавтором в ее создании и политическом оформлении стал философ-эволюционист

Исай Израилевич Презент (1902–1969), еще со времен «культурной революции» претендо-

вавший на роль лидера советской биологии. Новое направление назвали «мичуринским» по

имени известного селекционера-самоучки Ивана Владимировича Мичурина (1855–1935), со-

здателя широко рекламируемых гибридных сортов плодовых деревьев [Соколова 2014; Гон-

чаров, Савельев 2015]. Сам Мичурин никогда не применял генетических методов в своей ра-

боте, однако был далек от того, чтобы бороться с быстро прогрессирующей наукой. Он про-

сто констатировал тот факт, что картина расщепления при скрещивании плодовых деревьев

получается настолько сложной, что увидеть какие-либо закономерности «в духе Менделя»

не удается. Это объясняется на самом деле очень просто — высокой исходной гетерозигот-

ностью сортов плодовых и возможностью сохранения у них нужной комбинации генов толь-

ко при вегетативном размножении. Ни Лысенко, ни Презент никакого отношения к Мичури-

ну не имели. Более того, сотрудничая в течение долго времени с Н.И. Вавиловым, сам Мичу-

рин относился к будущим «мичуринцам» сугубо отрицательно [Резник 2017: 698–699]. Тем

не менее, воспользовавшись его именем после кончины популярного садовода и селекционе-

ра они начали под этим знаменем политическую борьбу со сторонниками классической гене-

тики и научной селекции, положив начало лысенковщине как способу уничтожения оппо-

нентов при помощи властей1. Лысенко и Презент отвергали не только закономерности, уста-

новленные генетиками-менделистами, но и само наличие каких-либо материальных струк-

тур, определяющих наследственность. Как следствие, полностью признавалось наследование

приобретенных в онтогенезе признаков, а причиной появления этих признаков называлось

стремление организма соответствовать условиям среды. Поэтому Лысенко полностью отвер-

гал большинство методов селекции, основанной на принципах менделизма и хромосомной

теории наследственности, а взамен рекламировал свои методы, которые якобы позволяют в

кратчайшие сроки добиться повышения урожайности и выведения новых сортов зерновых в

два-три года.

Первая широкомасштабная дискуссия между генетиками и «мичуринцами» состоялась

на четвертой сессии ВАСХНИЛ2 в декабре 1936 года. Позиции генетики отстаивали в своих

1 Далее мы придерживаемся предложенного ранее разделения «лысенкоизм» и «лысенковщина» [Kolchinsky

2017], подразумевая под лысенкоизмом совокупность идей, концептов и методов сторонников Лысенко (агро-

биология, мичуринская биология, советский творческий дарвинизм и т. д.). Термин лысенковщина в нашем по-

нимании обозначает практику борьбы с научными оппонентами, сложившуюся в то время.

2 ВАСХНИЛ была основана в 1929 г. по инициативе Н.И. Вавилова, который и стал ее первым президентом.

Разгромный август 1948 года… 91

докладах Н.И. Вавилов, Н.К. Кольцов, А.С. Серебровский и Г. Мёллер3. Их противник

Т.Д. Лысенко в своем докладе обвинял генетиков в нематериалистическом подходе, подверг

резкой критике закон гомологических рядов Н.И. Вавилова и его теорию центров происхо-

ждения культурных растений. Основным тезисом его доклада было положение о «переделке

путем воспитания природы самих требований растений к условиям внешней среды» [Лысен-

ко 1937: 58–59].

Вторая крупная дискуссия прошла с 7 по 14 декабря 1939 г. в редакции журнала «Под

знаменем марксизма». Лысенко, который с 1938 г. занял пост президента ВАСХНИЛ, и его

единомышленники повели более решительное наступление на генетику и селекцию. Выра-

жения стали куда резче, а демагогические выступления Лысенко куда злее. Чего стоит хотя

бы его характеристика менделизма-морганизма как «хлама, лжи в науке» [Лысенко 1939:

160]. На совещании раздавались голоса о запрещении преподавания современной генетики в

средних школах и вузах.

После дискуссий 1930-х гг. установилось чрезвычайно неустойчивое равновесие между

сторонниками двух несовместимых направлений в советской биологии. Не приходится гово-

рить о «научной победе» лысенковщины, но на административно-хозяйственном фронте Лы-

сенко безусловно взял верх. В годы «большого террора» обезглавлен оказался ВИР и кафед-

ра генетики растений ЛГУ после ареста Н.И. Вавилова, Г.Д. Карпеченко, Г.А. Левитского и

других сотрудников, Н.К. Кольцов был снят с руководства Институтом экспериментальной

биологии (Москва) и умер в 1940 году. Был разогнан занимавшийся чрезвычайно перспек-

тивными исследованиями медико-генетический институт в Москве, а его руководитель

С.Г. Левит был арестован и расстрелян. Институт генетики АН СССР, созданный Вавило-

вым, возглавил сам Лысенко.

Шестой Международный генетический конгресс, который должен был собраться в

Москве в августе 1937 года, был перенесен в Эдинбург (Великобритания), и состоялся лишь

в 1939 году. Советской делегации на нем не было. Генетиков туда не пустили, а «мичурин-

цы» и сами знали, что им там нечего делать, только позориться. Не было никого из советских

ученых и на следующем Международном генетическом конгрессе, состоявшемся в Стокголь-

ме в 1948 г. буквально за месяц до Августовской сессии ВАСХНИЛ. Президент конгресса

Г. Мёллер в своей вступительной речи обозначил борьбу с лысенкоизмом как главную зада-

чу мирового сообщества генетиков [Bengtsson, Tunlid 2010].

Непосредственные предпосылки Августовской сессии ВАСХНИЛ исследованы в

большом количестве публикаций [Александров 1992; Россиянов 1993; Левина 1995;

Krementsov 1997, Сойфер 2002; и т. д.]. Она открылась 31 июля 1948 г. докладом Лысенко

«О положении в биологической науке». Начал он с того, что подверг ревизии дарвиновскую

теорию эволюции. Далее Лысенко перешел к разбору «ошибочных установок», лежащих в

основе менделизма-морганизма. Слово «критика» здесь вряд ли уместно, огонь велся на уни-

чтожение из всех орудий: «Менделизм-морганизм наделяет постулированное „наследствен-

ное вещество“ неопределенным характером изменчивости. Мутации, т. е. изменения „на-

следственного вещества“, якобы не имеют определенного направления. Это утверждение

менделистов-морганистов логически связано с основой основ менделизма-морганизма, с по-

ложением о независимости наследственного вещества от живого тела и его условий жиз-

ни.

Провозглашая „неопределенность“ наследственных изменений, так называемых „му-

таций“, менделисты-морганисты мыслят наследственные изменения принципиально не-

3 Знаменитый американский генетик Герман Мёллер, будущий Нобелевский лауреат, в это время работал в

Институте генетики АН СССР (Москва).

92 Колчинский Э.И., Ермолаев А.И.

предсказуемыми. Это своеобразная концепция непознаваемости, имя ей — идеализм в био-

логии» [О положении… 1948: 20].

Лысенко утверждал, что наследственность зависит исключительно от условий жизни,

прежде всего — от поглощаемой организмом пищи, и полностью отвергал существование ге-

нов и вообще каких бы то ни было структур, ответственных за наследственность: «Наслед-

ственность есть эффект концентрирования воздействий условий внешней среды, ассимили-

рованных организмами в ряде предшествующих поколений» [Там же: 33].

Практические выводы из этой теории были следующими: «зоотехническая наука <…>

должна строить свою работу согласно принципу: по условиям кормления, содержания и

климата подбирать и совершенствовать породы и, одновременно, неразрывно с этим, со-

ответственно породам создавать условия кормления и содержания» [Там же: 35].

Излагаю свою теорию, Лысенко несколько раз повторяет, что «Менделизм-морганизм

(хромосомная теория наследственности) в разных вариациях до сих пор преподается еще во

всех биологических и агрономических вузах, а преподавание мичуринской генетики по суще-

ству совершенно не введено. Часто и в высших официальных научных кругах биологов после-

дователи Мичурина и Вильямса оказывались в меньшинстве» [Там же: 24]. Вывод присут-

ствующим предлагалось сделать самим. В докладе были обозначены и основные враги мичу-

ринской биологии в СССР: один из создателей современной эволюционной теории

И.И. Шмальгаузен (1984–1963), генетики А.Р. Жебрак (1901–1995) и Н.П. Дубинин (1906–

1998), ботаник П.М. Жуковский (1878–1975), Ю.И. Полянский (1904–1993), которые в после-

военные годы особенно резко критиковали Т.Д. Лысенко и И.И. Презента, приступивших к

тому времени и к полной ревизии учения Ч. Дарвина и отрицавших даже внутривидовую

конкуренцию. Из умерших критиковался только Н.К. Кольцов (1872–1940) (см. табл. ниже).

Таблица 1.

Количество упоминаний биологов в собственно докладе Т.Д. Лысенко

и всего за время Августовской сессии

Количество упоминаний В докладе Всего на сессии

Мендель

(без учета упоминаний в форме «менделизм» и т. п.) 1 86

Морган 5 48

Вейсман 25 68

Вавилов нет нет

Четвериков нет нет

Филипченко нет 9

Кольцов 6 26

Серебровский нет 20

Шмальгаузен 14 188

Дубинин 13 58

Жуковский 7 49

Жебрак 1 58

Полянский 1 7

Рапопорт нет 58

Мичурин

(без учета упоминаний в форме «мичуринская

биология»)

31 499

Разгромный август 1948 года… 93

Тимирязев 12 134

Лысенко 1 541

Академик В.И. Назаренко пишет, что доклад для Лысенко подготовил И.И. Презент

[Назаренко 2006]. Он был составлен не просто в агрессивном плане, но по существу в уго-

ловно-политическом ключе. Однако осторожный Т.Д. Лысенко дал его для предварительного

ознакомления И.В. Сталину. Тот существенно изменил тональность доклада, из него исчезли

слова «антисоветский», «антинародный», «вредительский» и т. д. Вместо них были вписаны

другие — «идеалистические», «антинаучные», «не соответствующие задачам сельского хо-

зяйства» и т. д. Впрочем, «смягчение обвинений» для последующей судьбы менделистов ни-

чего не изменило. Разве что для интеллигенции был сделан намек, что не нужно ждать, пока

тебя назовут вредителем, простого обвинения в идеализме достаточно, чтобы быть уволен-

ным с работы.

Никаких других мероприятий, кроме доклада Лысенко в первый день сессии не было, а

следующий день был посвящен экскурсии на экспериментальную базу Лысенко в «Горках

Ленинских». Посетителям демонстрировали ветвистую пшеницу, из которой сотрудники Лы-

сенко А.А. Авакян и Д.А. Долгушин путем «воспитания» через два года собирались полу-

чить устойчивый сорт с урожайностью 150 ц/га, в то время как в послевоенные годы средняя

урожайность зерновых по стране была около 7 ц/га [Урожаи и урожайность… б/г]. В 2016 г.

она достигала 26,8 ц/га, а в Краснодарском крае зафиксировано 58.2 ц/га [Урожайность пше-

ницы… б/г].

Рисунок 1.

Лишь на третий день начались прения, и продолжались в течение восьми заседаний.

48 ораторов дали восторженную оценку докладу Лысенко и обрушились на генетиков с об-

винениями иногда научного, а чаще политического характера. Из числа защитников возмож-

94 Колчинский Э.И., Ермолаев А.И.

ность выступить была предоставлена всего восьми ученым (а многих генетиков просто не

пригласили на эту сессию и не пустили в зал заседаний без пригласительных билетов). Если

кто-то надеялся, что это будет научная дискуссия, то вскоре от подобных иллюзий пришлось

отказаться. Показательно выступление новоиспеченного академика И.И. Презента: «В на-

стоящее время окончательно определился водораздел между менделевско-моргановским (ве-

сманистским) направлением и противоположным ему мичуринским направлением. В этой

связи чрезвычайно важно рассмотреть имевшие место здесь на сессии и за ее пределами

попытки найти русло примирения этих двух направлений. Возможно ли это?

<…> чтобы морганисты могли быть „примирены“ с мичуринским учением, моргани-

стам надо отказаться от всех до одного теоретических положений этого ложного учения.

Ни в какое другое русло примирения мичуринская биология не даст себя вовлечь» [О положе-

нии… 1948: 487–488]. Особенную ненависть и злобу у выступавших вызывал И.И. Шмаль-

гаузен, классический труд которого «Факторы эволюции» (1946) входит в число книг, со-

здавших основу современных эволюционных представлений [Колчинский 2012а: 262–320].

Его Лысенко объявил главным «вейсманистом-морганистом» и приверженцем «буржуазной

науки» [Там же: 9, 20–23], а всего его имя упоминалось 188 раз (см. табл. 1), естественно, что

почти всегда в негативном смысле.

На последнем, десятом заседании с заключительным словом выступил Лысенко. Преж-

де чем начать свою речь, он сделал следующее заявление: «Меня в одной из записок спраши-

вают, каково отношение ЦК партии к моему докладу. Я отвечаю: ЦК партии рассмотрел

мой доклад и одобрил его» [Там же: 512]. После этого как сказано в отчете начались «бурные

аплодисменты, переходящие в овацию. Все встают».

После этого судьба генетиков была решена. Трое из восьми выступавших на сессии ге-

нетиков произнесли покаянные заявления тут же на последнем заседании, большинству из

оставшихся пришлось сделать это позже. В качестве единственного исключения надо на-

звать И.А. Рапопорта (1912–1990), который отказался признать свои «ошибки» и в результа-

те был не просто уволен с работы, но вдобавок исключен из партии, что в те времена счита-

лось более серьезным наказанием и грозило арестом, если бы за него не заступился Д.Т. Ше-

пилов (1905–1995) — заведующий Отделом агитации и пропаганды ЦК ВКП(б), знавший Ра-

попорта по фронту. Другому «нераскаявшемуся» противнику Т.Д. Лысенко припомнили кле-

вету на Красную Армию в 1945 г., когда он протестовал против случаев мародерства некото-

рых советских военнослужащих в Германии, и надолго запрятали в тюрьму. Только в 1962 г.

ему вернули докторской степени, которой лишили в 1948 г.

Как подытожил в своих воспоминаниях Жорес Медведев «основные положения докла-

да Лысенко были примитивнейшей псевдонаукой, которая возвращала биологию и все свя -

занные с ней дисциплины на 150 лет назад к теориям Ламарка о наследовании благоприоб-

ретенных признаков. В СССР отменялись или запрещались, как реакционные, буржуазные и

иделистические сразу несколько важнейших дисциплин, прежде всего генетика с ее хро-

мосомной теорией наследственности, теории генов, мутаций и многое другое. Запрещалась

как реакционная наука медицинская генетика. Австрийский монах Мендель просто ошибал-

ся, формулируя „гороховые законы“, Вейсман со своей теорией зародышевой плазмы был

реакционным идеалистом, а хромосомная теория наследственности Моргана служила ин-

тересам американских расистов» [Медведев 2011]. На самом деле сам Лысенко свою кон-

цепцию наследственности позаимствовал у одного из пророков расовой гигиены Эрнста Гек-

келя (1834–1919), развивавшего представления о консервативной и прогрессивной наслед-

ственности в догенетическую эру [Haeckel 1866: 180–223].

Стенографический отчет сессии был сразу же издан на русском [О положении… 1948]

и на английском языках огромными тиражами. И хотя Р.Л. Берг указывает на то, что из отче-

Разгромный август 1948 года… 95

та были выброшены отдельные фразы [Берг 2003: 154], это мало меняет общую ситуацию —

историкам прекрасно известно, что говорилось на сессии. Разнятся лишь оценки. До 1964 г. в

СССР было принято положительно оценивать итоги сессии — как победу «настоящей» био-

логии над «буржуазными извращениями». После 1964 г. некоторое время происходила борь-

ба с наследием Лысенко, но к концу 1960-х гг. она прекратилась, и существовал негласный

запрет на упоминание лысенковщины в литературе под лозунггом «Не надо ворошить про-

шлое». Подробно описывать события того периода начали лишь после Перестройки, т.е с на-

чала1990-х годов.

Обсуждение феномена сессии и ее причин

Традиционно считается, что «взаимоотношения власти и интеллигенции в первые по-

слевоенные годы были предопределены политико-экономической ситуацией и международ-

ным положением СССР» и «дискуссии в науке должны были, по мнению партийных идеоло-

гов, консолидировать общество <…> в условиях начавшейся холодной войны» [Моисейченко

2017: 34]. На наш взгляд, это не совсем так. Главная цель дискуссий для Сталина заключа-

лась в необходимости заставить интеллигенцию забыть о послаблениях военных времен и

привести к покорности. Впрочем, начавшаяся холодная война действительно резко усугуби-

ла положение [The Lysenko Controversy 2017].

В.Н. Сойфер считает, что события, подобные полному разгрому генетики, могли

произойти только в тоталитарной стране. Поэтому ему кажется, что замена научной генетики

мичуринской биологией была в Советском Союзе предопределена. Даже своему основному

труду он сделал подзаголовок «Разгром коммунистами генетики в СССР» [Сойфер 2002].

С этим можно согласиться только частично. Конечно, в демократической стране запрещение

какой-либо науки невозможно. Даже частичный запрет преподавания «эволюции по Дарви-

ну» после «обезьяньих процессов» в США не привел к сколько-нибудь заметному замедле-

нию развития эволюционной биологии, как и активная борьба с ней современных сторонни-

ков научного креационизма, на стороне которых симпатии большинства населения, многих

крупных политических деятелей, а порой и президентов.

Но дело в том, что даже в тоталитарном Советском Союзе запрет на целое научное

направление — явление экстраординарное. В качестве примера напомним, что дискуссии в

советской биологии в 1920-е гг. были куда более яростными, чем в 1948 году, сопровожда-

лись хлесткими обвинениями и призывами к партийным органам «разобраться» с теми или

иными «идеологически вредными» и даже просто «вредительскими» теориями. Отдельных

ученых подвергали гонениям, иногда арестовывали или высылали из страны (вспомним пе-

чально знаменитые «философские пароходы»), науки делились на «пролетарские» и «буржу-

азные» по идеологическим признакам [Колчинский 1991]. Сотни, если не тысячи пер-

воклассных ученых уже тогда стали жертвами репрессий [Колчинский 2012б; Kolchinsky

2014]. Однако, определенная «свобода выбора» у учёного, как правило, оставалась. Научные

институты подчинялись разным наркоматам (министерствам): здравоохранения, земледелия,

просвещения и т. д., и подвергшиеся административным репрессиям могли перейти из одной

системы в другую и искать себе новых покровителей и «государственных спонсоров».

Но к 1940-м годам ничего подобного не осталось. У страны появился единственный

«хозяин» — Иосиф Сталин, физически уничтоживший в 1930-х гг. всех политических про-

тивников. Сталин действовал уже не как «марксист» и не с позиций классовой «диктатуры

пролетариата», а как рабовладелец, как единственный свободный человек в мире полностью

подчиненных ему рабов. С теорией Карла Маркса это уже, конечно, не имело ничего общего.

96 Колчинский Э.И., Ермолаев А.И.

И именно Сталин начал после окончания Второй мировой войны новый раунд репрес-

сий. Хотя его единоличная власть не подвергалась сомнению в СССР, но тяжесть пережитых

страной военных лет если и не стёрла совсем память об ужасах репрессий 1937 года, то хотя

бы «затушевала» их. В армии, промышленности, хозяйственных органах и даже партии

вновь появились люди, способные к самостоятельным решениями и поступкам. Иначе бы

страна не выжила.

Восстанавливая полноту своей власти и заменяя «самостоятельных» на покорных ис-

полнителей, Сталин провел в 1946–1953 гг. серию показательных процессов, например, так

называемые «суды чести». Генетик А.Р. Жебрак был в числе первых подвергнут «суду че-

сти» 21–22 ноября 1947 г. [Жебрак, Солнцева 2013], причем главным обвинением было пока

ещё то, что Жебрак критиковал Лысенко не в советских зданиях, а на страницах амери-

канского журнала “Science”, т. е. сама критика как бы допускалась. Затем состоялись суды

чести в Министерстве геологии и Министерстве государственного контроля, а в начале

1948 г. — в Министерстве электропромышленности и Министерстве станкостроения. В янва-

ре 1948 г. был проведен суд чести в Министерстве вооруженных сил. Под суд попали недав-

ние высшие руководители военно-морского флота — адмиралы Н.Г. Кузнецов, Л.М. Галлер,

В.А. Алафузов и Г.А. Степанов.

Средством административного давление на интеллигенцию стали постановления

ЦК ВКП(б) «О журналах „Звезда“ и „Ленинград“», «О репертуаре драматических театров и

мерах по его улучшению», «О кинофильме „Большая жизнь“», «Об опере В. Мурадели „Ве-

ликая дружба“» [Артизов, Наумов 1999: 588–596]. Художественные достоинства при этом

оказывались менее важными, чем их соответствие идеологическим постулатам.

Кульминацией «новой политики давления» стало так называемое «Ленинградское

дело» в конце 1940 – начале 1950-х гг., затронувшее огромную группу высших партийных и

государственных руководителей, многие из которых были расстреляны [Кузнечевский 2017].

В эту политику однозначно укладываются процессы против ученых. От локальных «су-

дов чести», видимо, эффект был слишком мал, и к 1948 г. Сталину просто необходима была

широкомасштабная акция. Тут-то и подвернулся Лысенко со своим желанием восстановить

утраченные за последние годы позиции своей агробиологии, да еще пообещавший из ветви-

стой пшеницы получить устойчивый сорт с урожайностью 150 ц/га Это было особенно важ-

но в условиях недавнего голода 1946–1947 гг. жертвами которого стали около двух миллио-

нов людей [Зима 1996]. Можно не сомневаться, что Сталин в любом случае нашел был кого

демонстративно покарать. Думается, что выбор именно генетики для этой акции не связан с

сутью данной науки, а обусловлен сиюминутными интересами, а именно катастрофическим

положением в сельском хозяйстве, и желанием найти «виновных» для предъявления недо-

вольному народу. И судя по воспоминаниям и СМИ эту задумку Сталин реализовал блестя-

ще. Под воздействием масштабной агитации часть населения воспылало ненавистью к гене-

тикам, из-за которых оно голодало. Никто им не объяснял, что во главе сельскохозяйствен-

ных наук уже более 10 лет стоит народный агроном Лысенко, который по совместительству

уже 8 лет и главный генетик страны. И почему с 1938 г. средняя урожайность зерновых не

только не растет, а даже существенно падает, надо прежде всего спрашивать у мичуринцев.

Но такие вопросы никто не осмеливался задавать. И по приказу сверху «народные» хоры ис-

полняли злобные частушки про генетиков, а в честь Лысенко — «оратории». Но продоволь-

ствия от этого в стране больше не становилось. И одному из авторов этой статьи, выросшему

в крупном промышленном г. Челябинске, сыгравшему решающую роль в снабжении Крас-

ной армии военной техники во время Великой отечественной войны, с пяти лет до 1953 г.

приходилось часами выстаивать в очереди, чтоб не пропустить привоз хлеба, который рас-

хватывали за полчаса. А мяса в челябинских магазинах вообще никогда не было, и

Разгромный август 1948 года… 97

большинство городского населения жило за счет крохотных приусадебных огородах и массо-

вых посадок картофеля.

Лысенко часто называют «злым гением» советской биологии. Но он только подручный.

Настоящий «злой гений», безусловно, был Сталин. Без его поддержки (да нет, не поддержки,

а прямого и непосредственного руководства процессом) сессия 1948 года осталась бы всего

лишь скандальной научной конференцией, а ее итоги затронули бы только ВАСХНИЛ. Лы-

сенко был только довольно бездарным актером, сыгравшим прописанную ему роль.

Оправдывает ли это Трофима Лысенко? Не думаем. С точки зрения научных норм и

ценностей он вечный грешник. На самом деле в «сталинской науке» менялись лишь декора-

ции, а суть оставалась одна и та же, и водораздел между ней и псевдонаукой был очевиден

каждому ученому. В 1935–1936 гг. и Вавилов, и Лысенко, уже ставшими научными против-

никами, пытались выполнять правила аппаратной игры: Вавилов скрепя сердце, а Лысенко,

видимо, с удовольствием. После 1937 г. Н.И. Вавилов понял, куда это ведет науку, и занял

позицию, резко отрицательную к лысенковскому направлению. Лысенко играл свою роль до

конца — будучи до смерти Сталина его верным апологетом, а позже сумев с тех же позиций

обаять нового руководителя СССР Никиту Хрущева. Да и после свержения последнего он

бомбардировал Президиум АН СССР, ЦК КПСС и Совет Министров СССР письмами не

столько с научными аргументами, сколько с прежними идеолого-политическими обвинения-

ми в адрес своих научных оппонентов [Овчинников 2010: 181–182; Gordin: 69–72].

Тотальный погром советской биологии

Если дискуссии 1930-х гг. создавали иллюзию дискуссий между группами ученых, за-

нимавших разные позиции по ключевым вопросам биологии, то Августовская сессия ВАСХ-

НИЛ была сугубо политико-административным мероприятиям, задуманным и осуществлен-

ным властью с целью подавления всех, выступавших за стандарты единой мировой науки и

за свободомыслие в профессиональных сферах. В принятом постановлении одобрялись уси-

лия Т.Д. Лысенко за «большую, плодотворную работу в разоблачении и разгроме теорети-

ческих позиций менделизма-морганизма» [О положении… 1948: 533] и предлагались неот-

ложные меры по утверждению единой мичуринской биологии. В их числе были названы:

полный контроль мичуринцев над биологическими исследованиями; пересмотр всех планов

и образовательных программ в области генетики, селекции, семеноводства, дарвинизма и

других биологических дисциплин; создание новых учебников для средней и высшей школ,

написанных в духе мичуринского учения; подчинение всех биологических исследований за-

дачам роста сельскохозяйственного производства.

Инициативу репрессий взяло на себя высшее партийное руководство. Через день после

окончания сессии состоялось заседание Оргбюро ЦК ВКП(б) под председательством

Г.М. Маленкова на котором были приняты важные кадровые решения [Есаков 2000: 378–

379]. В.С. Немчинова освободили от обязанностей директора Сельскохозяйственной акаде-

мии им. Тимирязева и назначили на эту должность В.Н. Столетова. С.Д. Юдинцева сняли с

поста декана биологического факультета МГУ, а И.И. Шмальгаузена — с заведования кафед-

рой дарвинизма. На их места был назначен главный идеолог лысенкоизма И.И. Презент, ко-

торый одновременно заведовал кафедрой дарвинизма в другом ведущем университете —

ЛГУ. Обосновывая уже состоявшееся решение по Шмальгаузену, министр высшего образо-

вания С.В. Кафтанов писал, что Шмальгаузен «является основным идеологом менделизма-

морганизма, <…> ярым противником школы Лысенко, полностью отвергает достижения

советской агробиологии» [там же: 379]. Вопросы внедрения решений ВАСХНИЛ в сферу об-

разования обсуждались на Оргбюро и Секретариате ЦК ВКП(б) также 11 и 16 августа.

98 Колчинский Э.И., Ермолаев А.И.

Последующие события в биологии вплоть до смерти Сталина в марте 1953 г. в много-

численных исторических трудах и воспоминаниях характеризуют обычно как «погром био-

логии в СССР» или ее «трудные» годы [Александров 1992; Сойфер 2002]. Важно отметить,

что Августовская сессия дала сигнал к ликвидации не генетики или научной селекции, а всей

«реакционно-идеалистической биологии» в академических учреждениях и высшей школе.

Начиная с 23 августа 1948 г. последовали приказы министров высшего образования, сельско-

го хозяйства и здравоохранения, по которым увольнялись профессора, преподаватели и науч-

ные сотрудники, а порой и лаборанты, кафедр генетики, дарвинизма, общей биологии, а так-

же сотрудники академических учреждений, преподававших концепции, противоречащие ми-

чуринской биологии. Массированные репрессии затронули практически все отрасли биоло-

гии. Они прокатились по всем исследовательским и учебным заведениям, причастным к био-

логии, независимо от их ведомственной принадлежности.

В соответствии с приказом Министерства высшего образования СССР от 23 августа

1948 г. № 1208 «О состоянии преподавания биологических дисциплин в университетах и о

мерах по укреплению биологических факультетов квалифицированными кадрами биологов-

мичуринцев» ректорам вузов предписывалось добиться «решительного искоренения реакци-

онного идеалистического вейсманистского (менделевско-моргановского) направления»

[О состоянии… 1948]. Искоренение началось без промедления: десяток руководителей вузов

и факультетов были освобождены от занимаемых постов решением секретариата ЦК, а сотни

профессоров, заведующих кафедрами, доцентов были уволены приказами С.В. Кафтанова.

Он же предложил изъять из публичных библиотек ряд учебников по биологии, которое было

отвергнуто даже секретариатом ЦК. Тем не менее учебники И.М. Полякова (1941), Л.Я. Бля-

хера (1944), А.А. Парамонова (1945), И.И. Шмальгаузена (1946) по общей биологии и дарви-

низму были изъяты из библиотек университетов и вузов и уничтожены как антинаучные.

«Антимичуринцы» должны были публично «разоружиться» посредством самокритики, при-

знавая ошибки и раскаиваясь в них. Но это мало кому гарантировало сохранение должности.

Для ускоренной подготовки «мичуринских» кадров в МГУ и ЛГУ университетах проводили

дополнительные наборы студентов на биологические факультеты. Многие кафедры были за-

крыты или их преподавательский состав был полностью сменен.

Из Московского университета помимо С.Д. Юдинцева и И.И. Шмальгаузена были уво-

лены профессора: антрополог В.В. Бунак, эмбриолог и эволюционист М.М. Завадовский, фи-

зиолог растений Д.А. Сабинин, агрохимик И.Г. Дикусар, алиолог В.В. Алпатов а также их со-

трудники Р.Л. Берг, З.И. Берман, А.Л. Зеликман, М.М. Камшилов, Р.Б. Хесин-Лурье,

Н.И. Шапиро и др. С.И. Алиханяна не спасла покаянная речь в последний день Августовской

сессии. Его уволили, а кафедру генетики реорганизовали в кафедру генетики и селекции, ко-

торую возглавил фитопатолог Н.И. Фейгисон — автор термина «советский творческий дар-

винизм». Кафедра агрохимии на факультете почвоведения была закрыта и все ее сотрудники

уволены. Никого из прежних сотрудников не осталось на реорганизованной Презентом ка-

федре дарвинизма. Ликвидирован был полностью университетский Институт зоологии.

Подлинный разгром был учинен в Тимирязевской сельскохозяйственной академии по-

сле увольнения В.С. Немчинова с поста ректора. Через полгода он потерял и кафедру стати-

стики. Его даже успели исключить из партии, но вскоре от И.В. Сталина, давно знакомого с

В.С. Немчиновым, последовала указание отменить решение об исключении Немчинова, и

ему предоставили почетную должность председателя Совета по изучению производительных

сил СССР в АН СССР. Вместе с ним из Тимирязевской академии были уволены А.Р. Жебрак

и П.И. Константинов. Кафедру генетики и селекции возглавил сам Т.Д. Лысенко, а его бли-

жайший сотрудник Н.И. Нуждин занял кафедру зоологии вместо крупнейшего гельминтоло-

га и эволюциониста А.А. Парамонова.

Разгромный август 1948 года… 99

23 августа 1948 г. из Московского пушно-мехового института были уволены заведую-

щий кафедрой каракулеводства профессор Б.Н. Васин и доцент кафедры генетики Е.Т. Ва-

вина-Попова [Трапезов 2009]. В Белорусском сельскохозяйственном институте был уволен и

арестован заведующий кафедрой ботаники Б.А. Вакар. От заведования кафедрами общей

биологии во 2-м Московском медицинском институте был отстранен эмбриолог Л.Я. Бляхер,

а в Ленинградском медицинском институте — И.И. Канаев.

Не меньшие потери понёс Ленинградский университет. И.о. ректора Ю.И. Полянский

был уволен с партийным выговором и в течение нескольких месяцев был безработный, а за-

тем устроился старшим научным сотрудником на Мурманской биологической станции в по-

селке Дальние Зеленцы. В Ленинград он смог вернуться только в 1955 г. Проректор универ-

ситета, профессор кафедры зоологии позвоночных, биометрик П.В. Терентьев был также

уволен и смог найти работу только в Вологодском педагогическом институте. Вместо гене-

тика М.Е. Лобашева деканом биолого-почвенного факультета ЛГУ был назначен Н.В. Тур-

бин, который возглавлял также вновь созданную кафедру генетики и селекции, отрицая при

этом дискретность наследственности, законы Менделя и хромосомную теорию Моргана, от-

стаивая наследование приобретаемых признаков и вегетативную гибридизацию. Презент

окружил себя на кафедре дарвинизма собранными со всей страны малограмотными «творца-

ми мичуринской биологии» и подхалимами, которые занимались совсем анекдотичными те-

мами. Например, Алексеева, начав с изучения удойности коров, занялась «удоями у свиней, а

затем удойности собак, которых можно разводить на севере с целью получения молока»4.

Кафедру общей биологи вместо высокообразованного ихтиолога Н.Л. Гербильского заняла

лояльная к мичуринцам, но славившаяся невежеством М.В. Виноградова. Презент добился

увольнения физиолога Э.Ш. Айрапетьянца, эколога Г.А. Новикова, эмбриолога П.Г. Светло-

ва и др., не имевших отношения к генетики, но скептически относившихся к мичуринской

биологии. От работы со студентами и аспирантами был освобожден будущий крупный эво-

люционист К.М. Завадский. По существу Презент воспользовался ситуацией для сведения

личных счетов. Так, от должности директора Биологического института ЛГУ в Петергофе

был освобожден физиолог растений С.В. Солдатенков, никогда не участвовавший в дискус-

сиях.

Аналогичная картина наблюдалась по всей стране. В публикациях последних лет все

большое внимание привлекают события в нестоличных университетских центрах, где, как

правило, события протекали в еще более жестком режиме. В качестве примера рассмотрим

хотя бы поволжские города (Горький, Казань, Ульяновск, Саратов). Так, в городе Горький

(Нижний Новгород) все генетики и им сочувствующие были изгнаны из стен высшей школы.

Среди них были горьковские профессора С.С. Станков, А.Д. Некрасов, И.И. Пузанов,

Н.П. Красинский [Филипчук, Тимкова 2017]. Но наиболее известен Сергей Сергеевич Четве-

риков (1880–1959), один из создателей популяционной генетики. Он был освобожден от ра-

боты с формулировкой «как проводивший активную борьбу против мичуринцев и мичу-

ринского учения и не обеспечивший воспитания советской молодежи в духе передовой мичу-

ринской биологии». Ему предлагали отказаться от своих убеждений, на что Сергей Сергеевич

отвечал: «Если бы я и сделал это, то никто из сообщества генетиков не поверил бы» [Там

же].

В Казанском университете известный зоолог профессор Н.А. Ливанов (1876–1974) вы-

нужден был оставить место заведующего кафедрой зоологии, которой он руководил уже

32 года. В приказе ректора КГУ от 2 октября 1948 года говорилось: «Проф. Н.А. Ливанов чи-

тал курсы по биологическим дисциплинам в духе буржуазного объективизма, излагал анти-

4 Центральный государственный архив историко-политической документации (далее ЦГАИПД). Ф. 984.

Оп. 6. Д. 36. Л. 34.

100 Колчинский Э.И., Ермолаев А.И.

научные взгляды вейсманистов без критики, игнорировал диалектико-материалистическое

учение И.В. Мичурина, научную работу кафедры на протяжении многих лет проводил в пол-

ном отрыве от практики социалистического строительства, не обеспечил подготовку кад-

ров через аспирантуру в духе творческой мичуринской биологии» [Барабанщиков, Ермолаев

2011].

Этим же приказом была уволена из университета ближайший помощник Ливанова —

доцент З.И. Забусова. Сотрудников кафедры лишили возможности заниматься традиционной

для них эволюционной морфологией беспозвоночных. Заведовать кафедрой была назначена

М.И. Волкова — узкий специалист по кровососущим двукрылым насекомым, не оставившая

в итоге о себе никакой памяти в науке. Сразу после сессии была сделана попытка создать

«кафедру генетики и дарвинизма» для пропаганды «мичуринской биологии». Долго эта ка-

федра не прожила, видимо потому что изначально была «мертворожденной» [Ермолаев

2017].

В Ульяновске объектом травли стала заведующая кафедрой разведения сельскохозяй-

ственных животных местного сельхозинститута профессор О.А. Иванова. 7 сентября 1948 г.

в газете обкома ВКП(б) «Ульяновская правда» была опубликована посвященная ей статья

«Непризнанные ошибки». Через несколько дней приказом Министерства высшего образова-

ния О.А. Иванову уволили из сельхозинститута и удалили из Ульяновской области [Кузне-

цов, Кузнецова 2014]. На первом же заседании спешно образованного «мичуринского круж-

ка» заведующий кафедрой акушерства доцент В.В. Петропавловский изложил новую теорию

пола. По его мнению: «пол не предопределяется половыми клетками и не возникает в ре-

зультате их случайного сочетания, как считают формальные генетики, а он развивается в

процессе развития зародыша только при наличии определенных условий. Формирование пола

происходит в результате типичного для данного пола обмена веществ, протекающего в за-

родыше, и воздействия среды». «Отсюда открываются, — как доказывал В.В. Петропав-

ловский, — новые пути к возможности исследовательской работы по решению проблемы

регулирования полов» [Там же].

Крупным научным центром в нижнем Поволжье был Саратов. Здесь действовали 13 ву-

зов, 10 НИИ, из которых НИИ «Микроб» и институт зернового хозяйства Юго-Востока

СССР имели союзное значение. В вузах и НИИ работало свыше 350 биологов. Поскольку

ректор Саратовского государственного университета П.В. Голубков и декан биологического

факультета А.Д. Фурсаев проявили, якобы, мало активности в деле осуждения генетики, счи-

тая вейсманизм одним из течений в биологии, за дело взялись обком и горком ВКП(б). Они

четырежды организовывали заседания партбюро, дважды — совещания актива, созвали Уче-

ный совет СГУ и три раза — Совет биофака [Моисейченко 2017: 33]. От работы были от-

странены заведующий кафедрой генетики и дарвинизма СГУ профессор В.Е. Альтшулер и

его сотрудник Б.А. Гельцберг, доцент сельхозинститута Н.П. Бубнов, были пересмотрены

учебные программы по биологическим наукам [там же]. С.С. Хохлов сохранил место работы

в Саратовском педагогическом институте, а в 1949 г. был переведен в Саратовский государ-

ственный университет на кафедру генетики и дарвинизма, откуда был уволены В.Е. Альтшу-

лер. Но и ему пришлось сменить тему научных исследований, отказаться от исследований

роли апомиксиса в эволюции высших растений, по которой он успел защитить докторскую

диссертацию, утвержденную только в 1966 г., и переключиться на изучение полезащитного

лесоразведения.

Чтобы не ограничиваться Поволжьем, переместимся в Сибирь. В вузах города Томска

в 1948–1949 учебном году от работы было освобождено более 50 человек [Сизов 2004: 148].

В Омском сельхозинституте два дня длилось собрание научных работников, посвященное

итогам августовской сессии ВАСХНИЛ. В его работе участвовали секретарь обкома ВКП(б)

Разгромный август 1948 года… 101

П.А. Шуркин и другие партработники. Докладчик, директор ОмСХИ Ф.М. Дробышев, сооб-

щил собравшимся, что «менделисты-морганисты» «свили свое гнездо» и в руководимом им

вузе. В качестве таковых были названы профессора Б.А. Вакар, К.Е. Мурашкинский, К.Г. Ре-

нард и А.А. Стольгане. Больше всех досталось профессору Мурашкинскому. 12 сентября

1948 г. в «Омской правде» целая страница была посвящена собранию в ОмСХИ. В газете

утверждалось, что Мурашкинский и ему подобные «открыто и тихой сапой боролись про-

тив передового учения К.А. Тимирязева, В.Р. Вильямса, И.В. Мичурина, Т.Д. Лысенко, уходи-

ли сами и пытались уводить своих аспирантов и студентов от практики социалистическо-

го строительства». 25 сентября 1948 г. К.Е. Мурашкинский предпочел смерть продолже-

нию этих экзекуций. Остальные были просто уволены [Сизов 2009].

И так по всей стране. Из Киевского университета был изгнан заведующий кафедрой

дарвинизма и генетики С.М. Гершензон, из Ереванского — морфолог растений А.Л. Тахта-

джян, из Белорусского — гидробиолог Г.Г. Винберг, из Харьковского — зоолог Е.И. Лукин и

т. д. Многие из них читали курсы по дарвинизму, но за исключением ленинградца К.М. За-

вадского, а также москвичей З.И. Бермана и А.Л. Зеликмана, приглашенных со временем чи-

тать лекции в периферийных педагогических институтах Смоленска и Костромы (соответ-

ственно), никто из них уже никогда не возвратился к преподаванию эволюционной теории.

Их места занимали лысенкоисты, чаще всего не имевшие ни малейшего представления ни об

учении самого Ч. Дарвина, ни о его современном варианте — СТЭ.

Итоги сессии ВАСХНиЛ сказались не только на высшей, но и на средней школе. По

всей стране преподавание биологии в школе перестраивалось в соответствии с положениями

мичуринской биологии. Из учебников убирались упоминания о менделеевской генетике и за-

менялись цитатами из работ Т.Д. Лысенко. В школах и во дворцах пионеров создавали «ми-

чуринские кружки» и проводили их слёты. В отчетах о работе школ отмечается что, учащие-

ся стали проводить работы по вегетативной и половой гибридизаций растений [Шитов 2016].

Учащиеся средней Пышминской школы якобы вывели новый местный сорт помидора «Уро-

жайный». С целью связать школьную практику с сельским хозяйством 30 школ

Свердловской области выращивали у себя ветвистую пшеницу [Там же: 397].

Отреагировала на решения сессии ВАСХНИЛ и Академия наук. 24–26 августа состоя-

лось расширенное заседание Президиума АН СССР, который признал «свою работу по руко-

водству биологическими институтами Академии неудовлетворительной». Бюро Отделения

биологических наук было предписано вывести из составов ученых советов институтов и ред-

коллегий журналов «сторонников вейсманистско-морганистской генетики и пополнить их

представителями передовой, мичуринской биологической науки»; пересмотреть «всех аспи-

рантов, их руководителей и тематики аспирантских диссертаций». Поскольку глава Отде-

ления биологических наук Л.А. Орбели отказался каяться, на его место избрали А.И. Опари-

на — автора популярной концепции происхождения жизни, поддержавшего Лысенко. Прези-

дент Академии выдающийся физик С.И. Вавилов «признал» научную правоту главного оп-

понента своего брата, и его косвенного убийцу, покаялся в том, что АН стремилась сохра-

нить нейтралитет в борьбе двух направлений в биологии и заверил, что будут приняты «все

необходимые меры, чтобы в биологических институтах, журналах и издательской деятель-

ности получила полное развитие мичуринская биологическая наука» [Расширенное заседа-

ние… 1948]. О его самочувствии от занятой позиции красноречиво говорит запись от 26 ав-

густа 1948 г.: «Все так грустно и стыдно» [Вавилов 2012: 364]. Ценой такого компромисса

С.И. Вавилов добился разрешения своими силами «почиститься» от антимичуринцев, и кад-

ровые потери в АН СССР были не столь велики как в сфере образования.

Сильнее всего пострадали Институт эволюционной морфологии им. А.Н. Северцова

АН СССР, директором которого был И.И. Шмальгаузен, и Институт цитологии, гистологии

102 Колчинский Э.И., Ермолаев А.И.

и эмбриологии АН СССР. Их 16 ноября 1948 г. объединили в Институт морфологии живот-

ных им. А.Н. Северцова во главе Г.К. Хрущовым. Шмальгаузена освободили от обязанно-

стей директора Института, заведующего отделом эволюционной морфологии Института зоо-

логии АН УССР, главного редактора «Журнала общей биологии» и т. д. Более семи лет он не

печатался и ни выступал с докладами. Вместе с ним был уволен выдающийся эволюционист

М.М. Камшилов, а созданную им лабораторию феногенеза ликвидировали.

В Институте цитологии, гистологии и эмбриологии, АН СССР была закрыты лаборато-

рии: цитогенетики Н.П. Дубинина и ботанической цитологии М.С. Навашина как имевшие

«неправильное и антинаучное направление». Н.Д. Тарнавский, открывший мутагенное дей-

ствие ДНК и заведовавший первой на территории Украины лабораторией по селекции ки-

тайского дубового шелкопряда, вместе со своими сотрудниками А.Л. Левочкиной и

Г.А. Зильберман были уволены из Института зоологии АН УССР.

В институтах АН СССР много зависело от позиций директоров и парторганизации.

В Ботаническом институте АН СССР удалось ограничиться тем, что несколько ученых

(В.И. Полянского, С.Я. Соколова и В.Б. Сочаву) вывели из состава Ученого совета [Лебедев

1991: 278; Гельтман 2015]. С работы выгоняли не только генетиков. В соответствии с дирек-

тивой Отделения биологических наук АН СССР от 26 августа 1948 г. Зоологический инсти-

тут АН СССР уволил несколько сотрудников, в том числе старшего экскурсовода Зоологиче-

ского музея Л.А. Чудновского, а в самом музее был развернут отдел «Основы мичуринского

учения» и удалены экспонаты по генетике [Слепкова 2010].

В Академии медицинских наук (АМН СССР) расширенное заседание Президиума со-

стоялось 9–10 сентября 1948 г. [Кременцов 1991]. На нём с докладом «Вопросы медицинской

науки в свете решений сессии ВАСХНИЛ по докладу академика Т.Д. Лысенко» выступил

глава Отделения медико-биологических наук И.П. Разенков. Здесь в качестве главных объек-

тов для удара были выбраны Институт эволюционной физиологии и патологии высшей нерв-

ной деятельности АМН СССР, возглавляемый Л.А. Орбели, и Институт экспериментальной

биологии АМН СССР во главе с А.Г. Гурвичем. Последний был уволен с поста директора, а

его лабораторию по изучению митогенетических лучей закрыли. Орбели же не только сохра-

нил еще на два года пост директора, но не дал уволить генетиков Р.А. Мазинга, И.И. Канаева

и А.Н. Промтова и даже принял на работу уволенного из ЛГУ М.Е. Лобашева. Правда, гене-

тическую тематику исследований отстоять ему не удалось.

До сих пор нет обобщающего труда о масштабах кампания по «реорганизации» биоло-

гических научных и образовательных учреждений в соответствии с решениями Авгу-

стовской сессии. В начале перестройки писали о трех тысячах человек [Гайсинович 1988:

277]. Позднее стали называть другие цифры. Комиссия АН СССР по анализу истории разви-

тия генетики в СССР во главе с академиком В.А. Струнниковым успела составить и опубли-

ковать лишь предварительный отчет. В нём говорится: «Только осенью 1948 г. было уволено

127 преподавателей, из них 66 профессоров. Общее число уволенных, пониженных в должно-

сти или устраненных от руководящей работы после сессии ВАСХНИЛ 1948 г. исчислялось

тысячами человек» [Струнников 2004: 153]. В последние годы называют иногда цифру в

300 человек, но не ясно, каким образом она получена.

Собственно говоря, никаких серьезных количественных подсчетов относительно из-

гнанных в те годы из биологии ученых невозможно сделать до тех пор, пока не открыты ар-

хивы того времени. После недолгого периода Перестройки, когда архивы на некоторое время

лишились покрова секретности, гайки были опять закручены, и свободный доступ исследо-

вателей в архивы вновь затруднен. Просмотр личных архивов ученых доступен ближайшим

родственникам, но очень у многих давно умерших биологов таковых уже не осталось. Да и

попробуй их разыскать.

Разгромный август 1948 года… 103

Так что мы не ставили цели подсчитать (даже приблизительно) число тех, кого затрону-

ла волна увольнений и партийных гонений после 1948 г. Зато приведенные выше примеры

(именно примеры, а вовсе не полное перечисление известных нам случаев административ-

ных репрессий) должны, на наш взгляд, качественно показать всеобщий масштаб тогдашних

событий. Это необходимо ввиду того, что ныне некоторые апологеты Сталина и Лысенко

пытаются вообще отрицать наличие репрессий против генетиков и сочувствующих им био-

логов, а сторонников Лысенко хотят представить пострадавшей стороной. Впрочем, об этом

ниже.

Судьбы пострадавших складывались по-разному. Основатель советский этологии

А.Н. Промтов и знаменитый физиолог растений Д.А. Сабинин, не выдержав травли и не-

взгод, и. подобно К.Е. Мурашкинскому, покончили жизнь самоубийством. Другие в течение

долгого времени были безработными, а затем работали в других областях биологии и только

некоторые из них в середине 1950-х гг. смогли заняться снова генетикой. Третьи долгое вре-

мя мимикрировали и вели себя как верные мичуринцы. Но никакие цифры не способны пере-

дать трагедию, переживаемую большинством биологов, вынужденных отрекаться от своих

взглядов под давлением невежд и шарлатанов в науке. Чувство изгоя в собственной стране,

сознание краха любимой науки и личной работы, материальные потери, месяцы безработи-

цы, а самое главное изнуряющее чувство страха не столько за себя, сколько за своих близ-

ких, друзей и сотрудников — вот далеко неполная гамма чувств, которую переживали все те,

кто понимал абсурдность происходящего. Выступая в Актовом зале ЛГУ весной 1987 г.,

бывший заведующий кафедры генетики животных Polianskii, который, будучи проректором

двух крупнейших вузов Ленинграда — ЛГУ и ЛГПИ, добровольцем ушел на фронт и провое-

вал всю блокаду на «Невском пятачке», искренне и с болью сказал: «Страшно было не себя,

а за то, что при допросах, не выдержав пыток, оговоришь и погубишь друзей и сотрудни-

ков».

Иначе чувствовали себя сторонники Т.Д. Лысенко. Большинство из них идейной фор-

мой прикрывали обыкновенный карьеризм и после сессии с удовольствием заняли посты

своих оппонентов. К выше упомянутым данным о Н.И. Нуждине, Н.В. Турбине, А.И. Опари-

не, В.Н. Столетове, И.И. Презенте прибавим сведения о блестящей карьере еще двух актив-

ных защитников мичуринской биологии на Августовской сессии: М.А. Ольшанский — вице-

президент ВАСХНИЛ (1951–1960), министр сельского хозяйства СССР (1961–1962), прези-

дент ВАСХНИЛ (1962–1964); И.Г. Эйхфельд — президент АН Эстонии (1950–1968), а затем

председатель Президиума Верховного совета ЭССР. Председательствовавший на сессии за-

меститель министра сельского хозяйства СССР П.П. Лобанов впоследствии был замести-

телем председателя Совета министров РСФСР и СССР, дважды возглавлял ВАСХНИЛ.

(1956–1961) и (1965–1978). Именно ему позднее поручили «искоренять» лысенковщину.

Ирридиация лысенковщины

Заняв командные посты в советской биологией, лысенкоисты инициировали новые

грандиозные планы. 20 октября 1948 года было опубликовано постановление ЦК ВКП(б) и

Совета Министров СССР «О плане полезащитных лесонасаждений, внедрения травопольных

севооборотов, строительства прудов и водоемов для обеспечения высоких и устойчивых уро-

жаев в степных и лесостепных районах европейской части СССР». Весь план, в разработке

которого участвовал Т.Д. Лысенко, оказался большой аферой, как и его ключевой пункт

«гнездовой способ» посадки деревьев, выдаваемый им за «новейшее достижение» отече-

ственной науки и построенный на надуманные аналогии между пользой кооперации в обще-

ственной жизни и в растительном сообществе. Огромные средства, вложенные в лесопосадки

104 Колчинский Э.И., Ермолаев А.И.

«по способу Т.Д. Лысенко», оказались буквально выброшенными на ветер. Уже осенью

1949 г. произошла массовая гибель саженцев, высаженных весной по предложенному

Т.Д. Лысенко способу посадок, хотя он за провальный проект получил третью в своей жизни

Сталинскую премию с огромными по тем временам деньгами в 200 000 рублей.

Зато какими только бранными словами не обзывали его противников. «Расисты» и «му-

холюбы-человеконенавистники» были, наверно, самыми безобидными среди них. Казалось,

нет предела фантазиям талантливого карикатуриста Б.Е. Ефимова, иллюстрировавшего на

эту тему печально знаменитую статью А.Н. Студитского в 11 номере «Огонька» за 1949 г.

В новогоднем номере «Огонька» за 1949 г. Лысенко был представлен дворником, выметав-

шим из советской науки вейсманистов, морганистов, менделистов, а его ближайшие подруч-

ные И.И. Презент и Н.В. Турбин, как Священное Писание, несли труды И.В. Мичурина.

Т.Д. Лысенко стал «вождем» советской биологии, чуть ли не равновеликим Сталину. Худож-

ники Львова подарили Ставрополю и Гродно скульптуры «Сталин и Лысенко». Надо сказать,

что советская власть всегда активно использовала методы «массовой культуры» в борьбе с

генетиками [Фандо 2002, 2014].

Решения Августовской сессии словно круги от брошенного камня расходились по все-

му научному сообществе, затрагивая сферы, далекие не только от генетики, но и от биологии

вообще [Балакин 1997]. Происходящие события отражали нараставшее научное мракобесие в

стране. 22–24 мая 1950 г. под председательством академика-секретаря Отделения биологиче-

ских наук АН СССР А.И. Опарина состоялось обсуждение работ О.Б. Лепешинской о «жи-

вом веществе». В выступлениях руководителей АМН СССР (Н.Н. Аничков, Н.Н. Жуков-

Вережников, С.Е. Северин), членов АН СССР (Е.Н. Павловский, А.Д. Сперанский, Г.К. Хру-

щов и др.) не было критических замечаний и сомнений в достоверности результатов, полу-

ченных Лепешинской, а А.И. Опарин оценил их как сокрушение последнего оплота менде-

лизма. Т.Д. Лысенко, «порадовавший» участников совещания сенсационной теорией «поро-

ждения видов», противоречащей уже всей биологии, и его сторонники (А.А. Авакян,

И.Е. Глущенко, Н.И. Нуждин, А.Н. Студитский и др.), отождествив вирховианство с морга-

низмом-вейсманизмом, также приветствовали труды О.Б. Лепешинской как существенный

вклад в мичуринскую биологию. Вскоре это официально подтвердили присуждением Лепе-

шинской Сталинской премии и утвердили монополию ее «учения», а ей предоставили воз-

можность учинить расправу над критиками. Под угрозой увольнения, безработицы и репрес-

сий те вынуждены были каяться в печати, на заседаниях Ученых советов академических

учреждений и университетов, а также во время специально организованных «свободных дис-

куссий» [Гайсинович, Музрукова 1991; Трудные… 1994]. Они должны были восхвалять

«судьбоносные эксперименты» О.Б. Лепешинской о зарождении клетки из бесструктурного

живого вещества и Г.М. Бошьяна, «доказавшего», что вирусы превращаются в кристаллы, а

кристаллы в вирусы.

Месяц спустя, 28 июня – 4 июля 1950 г., состоялась Объединенная сессия АН СССР и

АМН СССР, на которой К.М. Быков, А.Г. Иванов-Смоленский, Э.Ш. Айрапетьянц,

Э.А. Асратян обрушились с критикой на академиков Л.А. Орбели, А.Д. Сперанского,

И.С. Бериташвили, Л.С. Штерн за их якобы «отход» от учения И.П. Павлова. В результате

идеологически правильным было признано только одно направление в разработке наследия

И.П. Павлова, связанное с учением об условных рефлексах, и объявлено, что отныне медици-

на, педагогика и биология должны опираться только на него. Все остальные физиологиче-

ские исследования были расценены как антипавловские, что повлекло за собой еще одну

волну увольнений, проработок, разоблачений, покаяний и «изживания» ошибок [Ярошев-

ский 1991: 24–29]. Особенность этой сессии состояла в том, что уже не псевдоученые, а одни

ученики И.П. Павлова во главе К.М. Быковым, назначенным И.В. Сталиным главным храни-

Разгромный август 1948 года… 105

телем наследства И.П. Павлова, по указке партийных кругов громили других его учеников и

последователей (Л.А. Орбели, Н.А. Бернштейна, И.С. Бериташвили, А.Г. Гинецинского и

др.) за якобы допущенную ревизию павловского учения.

Сессии всесоюзных академий порождали микросессии в каждом исследовательском

институте, университете и вузе. На них опять критиковали биологов, намеченных на закла-

ние и причисленных к сторонникам заклейменных Д.Н. Насонова и Л.А. Орбели, утвержда-

лись очередные планы «реорганизации» советской биологии уже в свете так называемого

павловского учения, единого почвообразовательного процесса В.Р. Вильямса, учения

О.Б. Лепешинской. В итоге закрывались кафедры, лаборатории, увольнялись сотрудники, ме-

ста которых часто занимали совершенно неподготовленные люди. Под ударом оказались и

далекие от биологии науки: кибернетика, математическая логика, отдельные разделы физики

и химии, социология, экономика и даже филология [Дружинин 2017].

В ЛГУ подобная вакханалия достигла апогея в конце 1950 г. 8–14 декабря в Физиологи-

ческом НИИ им. А.А. Ухтомского ЛГУ, где среди 40 сотрудников было немало сторонников

концепций парабиоза Н.Е. Введенского, доминанты А.А. Ухтомского и паранекроза Д.Н. На-

сонова, была организована конференция по итогам Объединенной сессии двух академий с

участием в заседаниях от 500 до 700 человек. С вводными докладами выступили ученики

А.А. Ухтомского, бывший директор Физиологического института ЛГУ, один из создателей

направления по изучению физиологии труда в СССР М.И. Виноградов и директор Физиоло-

гического НИИ, нейрофизиолог Н.В. Голиков, которые критиковали методологию ряда ис-

следований сотрудников университетского института, давая им характеристики различной

степени жесткости и признавая собственные ошибки в недооценке важнейших разделов пав-

ловского наследия. Особое внимание Виноградов уделил критике работ убежденного про-

тивника О.Б. Лепешинской члена-корреспондента АН СССР Д.Н. Насонова, уже снятого с

должностей директора Всесоюзного института экспериментальной медицины АМН СССР и

заведующего лабораторией общей и сравнительной гистологии ЛГУ, к тому времени ликви-

дированной. Из выступивших на конференции 39 человек никто не оспаривал постановлений

Объединенной сессии двух академий и решений совещания по трудам Лепешинской. Ведь,

по меткому выражению В.Я. Александрова, люди в те годы были лишены не только свободы

слова, но и свободы молчать [Александров 1992]. Не только критики должны были оставать-

ся верными одобренным вверху концепциям, сколь бы бредовыми они ни выглядели, но и

критикуемые обязаны были выступать с покаянными речами, а далее уже шла дифференциа-

ция на искренне и неискренне раскаявшихся.

Активно наступательную позицию занимали новые лидеры «павловской» физиологии:

академик К.М. Быков, возглавлявший кафедру физиологии высшей нервной деятельности,

Э.Ш. Айрапетьянц, заглаживавший вину за поддержку антилысенкоистов, профессор ЛГПИ

им. А.И. Герцена, физиолог С.В. Гальперин, и упивавшийся своим могуществом И.И. Пре-

зент и др. За серьезные «ошибки» в физиологии и игнорирование учения Лепешинской кри-

тиковали Д.Н. Блохина, Л.Л. Васильева, Д.И. Дейнеку, В.А. Догеля, Д.Н. Насонова,

И.Г. Уразова, а они вынуждены были как-то оправдываться, порою отказываясь от собствен-

ных научных убеждений. Д.Н. Насонову еще долго припоминали его неискренность в при-

знании достижений О.Б. Лепешинской и верность собственной теории паранекроза. Хотя

учение Введенского-Ухтомского было, с некоторыми оговорками, признано павловским, все

же досталось основным докладчикам — М.И. Виноградову и особенно Н.В. Голикову, кото-

рого обвинили в либерализме по отношению к «противникам» павловского учения5. Часть

«раскаявшихся» тут же обернулись критиками своих учителей или недавних соратников по

5 ЦГАИПД. Ф. 984. Оп. 6. Связка 157. Д. 51. Л. 30.

106 Колчинский Э.И., Ермолаев А.И.

борьбе с Лепешинской (П.В. Макаров, Б.П. Токин). От факультета требовали также пере-

стройки работы в свете труда И.В. Сталина по языкознанию, лицемерно призывавшего лик-

видировать аракчеевский режим во всех отраслях науки. И такие собрание происходили по-

всеместно.

В то же время необходимо учитывать, что поддержка биологами спускаемых сверху

передовых учений нередко носила сугубо внешний, показной характер. Об этом говорят не

только воспоминания участников тех событий с их стремлением приукрасить прошлое в

пользу вспоминающего, но сохранившиеся стенографические отчеты и протоколы Ученых

советов вузов и факультетов и особенно партийных собраний, написанные нередко эзоповым

языком.

О реальном восприятии биологами всякого рода «новейших учений» ярко рассказал

академик А.Д. Александров, который в 1952–1965 гг. был ректором ЛГУ. Во время офици-

альной встречи с ведущими учеными биолого-почвенного факультета, которых Александров

пригласил по поводу приказа министра высшего и среднего образования РСФСР о внедре-

нии учения Лепешинской в учебные планы, не прозвучало никаких возражений. Все согласи-

лись с приказом. Каково же было его удивление, когда спустя пять дней Александров узнал

от одного из участников встречи, что «он считает учение Лепешинской „собачьей чушью“ и

не собирается о нем говорить на лекциях. Потом аналогичный разговор был еще с одним

участником совещания, и я понял, что почти все профессора факультета не признают из -

мышления Лепешинской, а лишь имитируют свое согласие <…> Хотя мне был преподан

урок, что не всегда биологи готовы открыто высказывать и отстаивать свои взгляды, мы

познакомились. Вся министерская затея с Лепешинской закончилась ничем: приказ мини-

стра попросту не был выполнен. И это не один такой случай, когда мы на министерские

приказы не обращали внимания» [Колчинский 1994: 170].

В какой-то степени аналогичная ситуация складывалась относительно эволюционной

теории и генетики. К.М. Завадскому после Августовской сессии ВАСХНИЛ запретили рабо-

тать со студентами и аспирантами из-за антилысенковских взглядов. Тем не менее, уже с

осени 1949 г. он вместо И.И. Презента, который систематически не выполнял учебную на-

грузку, путешествуя между Ленинградом и Москвой, читал курсы лекций по дарвинизму для

студентов старших курсов биолого-почвенного факультета, а также на философском фа-

культете. Кроме того Завадский вел занятия с аспирантами АН СССР и ВАСХНИЛ, руково-

дил методологическими семинарами в биологических институтах АН СССР и по многочис-

ленным воспоминаниям их участников знакомил их не только с советским творческим дар-

винизмом. На биолого-почвенном факультете ЛГУ из месяца в месяц раздавались сетования

на игнорирование новейших учений, в то же время положения осужденной генетики излага-

лись в курсах «неразоблаченных» менделистов-морганистов. Например, В.С. Фёдоров читал

под видом критики буржуазной генетики полноценный генетический курс с практическими

занятиями [Захаров 2013]. Под влиянием экспериментальной работы и статистической обра-

ботки ее результатов студенты на практике приходили к выводам, противоположным утвер -

ждениям Лысенко, Презента, Лепешинской и им подобных. Осторожную, но явно непролы-

сенковскую политику начал вскоре вести сам декан Н.В. Турбин.

В то же время прямое политико-идеологическое давление на биологию способствовало

утверждению научной бюрократии, под контролем которой оказывались каналы связи пар-

тийно-государственного руководства и научных учреждений [Балакин 1997: 34]. Партийные

идеологи уже не делали различий между научными концепциями и их философскими интер-

претациями и брали на себя роль судьи в научных дискуссиях. В каждой отрасли знания пла-

нировался свой «Лысенко» как единственный носитель истины [Graham 1987: 17–18]. Лишь

военная важность работ по атомной энергетике стала препятствием для проведения уже под-

Разгромный август 1948 года… 107

готовленной сессии с осуждением квантовой физики и теорию относительности, на которой

с главным докладом поручили выступать президенту АН СССР С.И. Вавилову [Водичев

2014: 46].

Заключение

Послевоенные события в отечественной биологии в полной мере показали, что органи-

зационная модель развития науки, принятая в СССР в предвоенные годы, таит в себе угрозу

самой науке. Централизованная и монополизированная система порождала бешеную конку-

ренцию и беспощадное столкновение научных групп в борьбе за ключевые позиции. Лысен-

ковщина, как и все последующие политические кампании 1940-х гг., была результатом борь-

бы за власть в науке, в которой почти с неизбежностью терпела поражение сама наука. По-

следствия оказывались тяжелыми потому, что в системе практически не было «резерваций»

для выживания идей и ученых, не согласных с признанными теориями. Система была в су-

щественной степени иерархична, однородна и прозрачна для политического контроля.

Эта охота за «ведьмами» в той или иной степени продолжалась не только после смерти

Сталина, но и после того как генетика была официально восстановлена в своих правах. Лы-

сенкоизм не исчез после 1964 г. Его приверженцы оставались руководителями кафедр, в том

числе и генетики, в сельскохозяйственных вузах и даже некоторых университетов, а также

лабораторий, факультетов и даже целых институтов. И некоторые из них или их учеников до

сих пор стремятся как-то оправдать Августовскую сессию ВАСХНИЛ.

Например, Л.А. Животовский высказался так: «…весной 1948 г. ситуация в биологии

была прямо противоположна той, что была представлена потом во многих мемуарах и ис-

торических исследованиях противников Т.Д. Лысенко: будто бы последний замыслил уни-

чтожить генетику. Всё было ровно наоборот. А именно, высшие партийные чиновники на-

чали активно поддерживать генетиков в их борьбе против Т.Д. Лысенко» [Животовский

2016: 82]. И далее: «сами генетики в предшествовавшие годы фактически содействовали

случившемуся: дискуссия, тянувшаяся два десятка лет, скорее напоминала дуэль, в которой

каждая сторона желала погибели другой и в которой каждая из сторон старалась зару-

читься поддержкой государства в лице соответствующих официальных органов в наде-

жде, что именно она-то и будет поддержана» [там же: 84]. Впрочем, идею о том, что Лы-

сенко не нападал, а защищался, впервые высказал Кременцов [Krementsov 1997]. Однако,

если Кременцов воздержался от вывода о невиновности Лысенко во всех последующих со-

бытиях то Животовский пошел дальше и старается представить Лысенко великим ученым и

безвинной жертвой злобных генетиков.

Один из учеников Т.Д. Лысенко П.В. Кононков выпустил книгу «Два мира — две идео-

логии: О положении в биологических и сельскохозяйственных науках в России в советский и

постсоветский период» [Кононков 2014]. В ней он пытается разоблачить незаслуженно вос-

петых, как он считает, представителей «классической генетики» — Н.И. Вавилова,

Н.К. Кольцова, их соратников и учеников, — и вновь возвести на пьедестал их научного про-

тивника и гонителя Лысенко Стилистические средства и обороты речи, которые использует

при этом автор, заставляют вспомнить Августовскую сессию ВАСХНИЛ и годы расцвета

борьбы с «продажной девкой империализма буржуазной наукой генетикой», времена гоне-

ний «зарубежной науки» просто за то, что она «зарубежная». Само название книги является

аллюзией к докладу Лысенко «О положении в биологической науке», один из разделов кото-

рого назывался «Два мира — две идеологии в биологии».

В числе причин сегодняшнего расцвета интереса ко временам лысенкоизма и личности

Т.Д. Лысенко множество факторов. Тут и общее положение науки, и падение уровня образо-

108 Колчинский Э.И., Ермолаев А.И.

вания, и реклама псевдонауки в средствах массовой информации, и восприимчивость власт-

ных кругов к паранаучным проектам. Не следует списывать со счетов и имеющуюся у неко-

торых людей ностальгию по сталинизму и жажду «твердой руки» [Kolchinsky 2014, 2017;

Колчинский 2015а, 2015в; Ермолаев 2016; Kolchinsky et al. 2017].

Кроме того, в дискредитации научного наследия Вавилова заинтересованы круги, наце-

ливавшиеся на приватизацию собственности РАСХН [Колчинский 2015б]. Об этом свиде-

тельствует совпадение по времени антивавиловской кампании с провалом попыток высоко-

поставленных чиновников, включая М.М. Касьянова, захватить историческое здание ВИР с

переводом коллекции Вавилова в Шушары, в неприспособленное для этого помещение.

Вдвое сократилось количество опытных станций ВИР, продолжается изнурительная борьба

за сохранение 91 га Павловской опытной станции, поля которой Федеральное агентство по

управлению государственным имуществом Минэкономразвития планирует передать Фонду

развития жилищного строительства для возведения коттеджей. При таких планах, сулящих

сотни миллионов прибыли, не до забот о сохранении научного наследия Вавилова, коллек-

ция которого оценена всего в какие-то 8 триллионов долларов. По данным Счетной палаты к

2013 г. у РАСХН было изъято более 16 тыс. га сельскохозяйственных угодий, еще около

600 000 находилось на разных стадиях отчуждения.

Таким образом, пока одни переписчики трагических страниц отечественной биологии,

связанных с Августовской сессией ВАСХНИЛ, цинично отрабатывают социальный заказ,

другие заявляют о «великой сталинской науке», загубленной либеральными реформаторам, и

уверяют, что «суверенной демократии» нужна «суверенная наука», а третьи бездумно «пиа-

рятся», демонстрируя независимость от общепринятых оценок и «оригинальность» мышле-

ния.

Проблема эта не только российская. Ее обсуждение приобрело международное звуча-

ние.За последние годы прошли несколько симпозиумов по лысенкоизму в Нью-Йорке (2009),

Токио (2012), Вене (2012), Праге (2014, 2016), «Рио де Жанейро» (2017). Как в прежние вре-

мена им уделяют внимание отечественные и зарубежные средства массовой информации,

публикуются монографии [Fujioka Tsuyoshi 2010; DeJong-Lambert 2012; Graham 2016 и др.].

Только в прошлом году таких книг было издано по крайней мере было четыре [The Lysenko

Controversy… 2017; Глазко 2017; Гончаров 2017; Резник 2017 и др.]. Печальная история Авгу-

стовской сессии ВАСХНИЛ до сих пор свидетельствует о том, как важно для науки быть не -

зависимой от власти, особенно авторитарной.

Александров В.Я. 1992. Трудные годы советской биологии: Записки современника. —

СПб.: Наука.

Балакин В.С. 1997. Отечественная наука в 50-е — середине 70-х гг. XX в. (Опыт изуче-

ния социокультурных проблем). — Челябинск: Изд-во Челяб. гос. техн. ун-та.

Барабанщиков Б.И., Ермолаев А.И. 2011. Казанский университет в период лысенковщи-

ны — Историко-биологические исследования. — № 2. — С. 54–65.

Берг Р. 2003. Суховей: Воспоминания генетика. — 2-е изд., доп. — М.: Памятники ис-

торической мысли.

Вавилова В.В. (сост.) 2016. Сергей Иванович Вавилов. Дневники. 1909–1951/ Ред.

В.М. Орёл и Ю.И. Кривоносов. — Кн. 2. — М.: Наука.

Артизов А., Наумов О. (сост.) 1999. Власть и художественная интеллигенция: Доку-

менты ЦК РКП(б), ВКП(б), ВЧК-ОГПУ-НКВД о культурной политике. 1917–1953. —М.: Де-

мократия.

Разгромный август 1948 года… 109

Водичев Е.Г. 2014. Советская научная политика в период «позднего сталинизма» (вто-

рая половина 1940-х – начала 1950-х гг.): маркеры и метаморфозы. — Вестник Томского го-

сударственного университета. Сер. История. — № 2 (28). — С. 41–53.

Гайсинович А.Е. 1988. Зарождение и развитие генетики. — М.: Наука.

Гайсинович А.Е., Музрукова Е.Б. 1991. «Учение» О.Б. Лепешинской о «живом веще-

стве». — Репрессированная наука.— Отв. ред. М.Г. Ярошевский. — Л.: Наука. — С. 71–90.

Гельтман Д.В. 2015. Ботанический институт им. В.Л. Комарова и Всесоюзное ботаниче-

ское общество в борьбе за научную биологию в СССР. — История ботаники в России. Сб.

статей участников межд. науч. конф. Т. 1. — Тольятти: Кассандра. — С. 108–115.

Глазко В.И. 2017. Николай Вавилов… жизнь как служение Родине. 1935–1939. — Моск-

ва: Курс. — Т. 1.

Гончаров Н.П. 2017. Николай Иванович Вавилов. — М.; Новосибирск: Гео.

Гончаров Н.П., Савельев Н.И. 2015. К 160-летию со дня рождения Ивана Владимирови-

ча Мичурина.— Вавиловский журнал генетики и селекции. — № 3. — С. 339–358.

Дружинин П.А. 2017. Последствия сессии ВАСХНИЛ для филологической науки (Се-

кретная докладная записка ленинградских лингвистов в ЦК ВКП/б/). — Литературный

факт. — № 3. — С. 307–354.

Ермолаев А.И. 2016. Вавиловские чтения и Вавиловский семинар как арена борьбы с

неолысенкоизмомэ — Историко-биологические исследования. — № 1. — С. 148–155.

Ермолаев А.И. 2017. Этапы становления и развития генетики в Казанском университе-

те. — Учен. зап. Казан. ун-та. Сер. Естеств. науки. — Т. 159. — Кн. 2. — С. 179–205.

Есаков В.Д. (сост.) 2000. Академия наук в решениях Политбюро ЦК РКП(б)–ВКП(б)–

КПСС: 1922–1952. — М.: РОССПЭН.

Жебрак Э.А., Солнцева М.П. 2012–2013. Судилище. Материалы и воспоминания о под-

готовке «суда чести» над академиком А.Р. Жебраком в 1947 г. — Историко-биологические

исследования. — Т. 4 (2012). № 4. — С. 77–99; Т. 5 (2013). № 1. — С. 63–94.

Животовский Л.А. 2016. Неизвестный Лысенко. — 2-е изд. М.: KMK.

Захаров И.А. 2013. Как я стал генетиком. — Историко-биологические исследования. —

№ 1. — С. 110–117.

Зима В.Ф. 1996. Голод в СССР 1946–1947 годов: Происхождение и последствия. —М.:

ИРАН.

Колчинский Э.И. 1991. Несостоявшийся «союз» философии и биологии (20–30-е гг.). —

Репрессированная наука. — Отв. ред. М.Г. Ярошевский. — Л.: Наука. — С. 34–70.

Колчинский Э.И. 1994. Взгляд из ректората на биологию в Ленинградском университе-

те (интервью с академиком А.Д. Александровым). — Репрессированная наука. — Вып. 2. —

Отв. ред. М.Г. Ярошевский. — СПб.: Наука. — С. 169–175.

Колчинский Э.И. (ред.) 2012а. Создатели современного эволюционного синтеза: Кол-

лективная монография. — СПб.: Нестор-история.

Колчинский Э.И. 2012б. Культурная революция в СССР (1929–1932) и первые атаки на

школу Н.И. Вавилова. — Вавиловский журнал генетики и селекции. — Т. 16. — № 3. —

C. 502–538.

Колчинский Э.И. 2015а. Н.И. Вавилова распинают вновь. — Политическая концепто-

логия. — № 2. — С. 272–281.

Колчинский Э.И. 2015б. Публичный донос как способ «научных дискуссий». — Поли-

тическая концептология. — № 1. — С. 237–246.

Колчинский Э.И. 2015в. Т.Д. Лысенко как проект наркомзема Я.А. Яковлева. — Исто-

рико-биологические исследования. — № 2. — С. 81–96.

110 Колчинский Э.И., Ермолаев А.И.

Колчинский Э.И. 2017. В бой идут одни старики», или о перспективах возрождения лы-

сенкоизма в России. — Вопросы истории естествознания и техники. — № 2. — С. 365–384.

Кононков П.Ф. 2014. Два мира — две идеологии: О положении в биологических и сель-

скохозяйственных науках в России в советский и постсоветский период. — М.: Луч.

Кременцов Н.Л. 1991. От сельскохозяйственной науки к … медицине. —Репрессиро-

ванная наука. — Отв. ред. М.Г. Ярошевский — Л.: Наука. — С. 91–113.

Кузнецов В.Н., Кузнецова М.Н. 2014. Борьба с генетиками после сессии ВАСХНИЛ

1948 г. в Ульяновском сельхозинституте. — Любищевские чтения-2014. Современные

проблемы эволюции и экологии. Сб. мат-лов межд. конф. — Ульяновск: Ульяновский гос.

пед. университет. — С. 38–42.

Кузнечевский В.Д. 2017. «Ленинградское дело». — М.: Издательство ФИВ.

Лебедев Д.В. 1991. Из воспоминаний антилысенковца с довоенным стажем. — Репрес-

сированная наука. — Отв. ред. М.Г. Ярошевский. — Л.: Наука. — С. 264–285.

Левина Е.С. 1995. Вавилов, Лысенко, Тимофеев-Ресовский. — М.: АИРО-ХХ.

Лысенко Т.Д. 1937. За дарвинизм в агробиологической науке. — Спорные вопросы ге-

нетики и селекции: Работы IV сес. ВАСХНИЛ, 19–27 дек. 1936 г. — М. — С. 39–71.

Лысенко Т. Д. 1939. Выступление на совещании по генетике и селекции. — Под знаме-

нем марксизма. — № 11. — С. 146–168.

Медведев Ж. 2011. Опасная профессия. — Историко-биологические исследования. —

№ 2. — С. 109–123.

Моисейченко Л.А. 2017. Взаимоотношения власти и интеллигенции в 1946–1953 гг.:

региональный аспект. — Современные тенденции развития науки и технологий. — № 3–

7. — С. 31–35.

Назаренко В.И. 2006. Августовская (1948 г.) сессия ВАСХНИЛ: ее предыстория и по-

следствия. — Экономика сельскохозяйственных и перерабатывающих предприятий. —

№ 10. — С. 12–15; № 11. — С. 13–17.

О положении в биологической науке… 1948. О положении в биологической науке:

Стенографический отчет сессии ВАСХНИЛ, 1948. — М.: Огиз–Сельхозгиз.

Овчинников Н. 2010. Академик Трофим Денисович Лысенко: Мичуринская биология. —

М.: Луч.

О состоянии преподавания биологических дисциплин… б/г. О состоянии преподавания

биологических дисциплин в университетах и о мерах по укреплению биологических фа-

культетов квалифицированными кадрами биологов-мичуринцев (приказ министерства выс-

шего образования СССР от 23 августа 1948 г. № 1208. — Доступно:

http://www.libussr.ru/doc_ussr/ussr_4710.htm. — Проверено: 20.07. 2018.

Расширенное заседание Президиума АН СССР… 1948. Расширенное заседание Прези-

диума АН СССР 24-26 августа по вопросу о состоянии и задачах биологических наук. Стено-

графический отчет. — Доступно: http://textarchive.ru/c-1860864.html. — Проверено:

20.07.2018.

Резник С. 2017. Эта короткая жизнь. Николай Иванович Вавилов и его время. — М.:

Захаров.

Россиянов К.О. 1993. Сталин как pедактор Лысенко. К предыстории августовской

(1948 г.) сессии ВАСХНИЛ. — Вопросы философии. — № 2. — С. 56–60.

Сизов С.Г. 2004. Региональные органы ВКП(б) – КПСС и интеллигенция Западной Си-

бири в 1946–1964 гг. — Дисс. на соискание ученой степени доктора исторических наук. —

Омск.

Разгромный август 1948 года… 111

Сизов С.Г. 2009. Образование, наука, культура (1945-й – март 1953 года). — Энцикло-

педия города Омска. В 3 т. Т. 1. Омск от прошлого к настоящему. — Омск: ЛЕО. — С. 424–

439.

Слепкова Н.В. 2010. Развитие экспозиции Зоологического музея Академии наук в

Санкт-Петербурге в XX в. — Вопросы музеологии. — № 2. — С. 145–156.

Сойфер В.Н. 2002. Власть и наука: Разгром коммунистами генетики в СССР. — Изд.

4-е, перераб. и доп. — М.: ЧеРо. — 1024 с.

Соколова Т.И. 2014. О действительной ценности сортов селекции И.В. Мичурина — ис-

тория преувеличений и недомолвок. — Вестник Воронежского государственного универси-

тета. Серия: Химия, биология. Фармация. — № 4. — С. 102–107.

Струнников В.А. 2004. Шелковый путь. — М.: Наука. — 276 с.

Трапезов О.В. 2009. Дарвинизм и уроки российской практической селекции. — Вест-

ник ВОГиС. — № 2. — С. 249–297.

Урожаи и урожайность… б/г. Урожаи и урожайность зерновых России за 100 лет. —

Доступно: https://burckina-faso.livejournal.com/973587.htm. — Проверено: 20.07.2018.

Урожайность пшеницы… б/г. Урожайность пшеницы. — http://ab-

centre.ru/page/urozhaynost-pshenicy. — Проверено: 20.07.2018.

Фандо Р.А. 2002. Полемика о судьбе евгеники (в поэтическом жанре). — Вопросы ис-

тории естествознания и техники. — № 3. — С. 604–617.

Фандо Р.А. 2014. Биология в зеркале карикатуры. — Природа. — № 7. — С. 87–95.

Филипчук И.В., Тимкова С.В. 2017. Августовская сессия ВАСХНИЛ (1948 г.) и распра-

ва над генетикой в Горьковской области. — Вопросы архивоведения и источниковедения в

высшей школе. Сб. статей участников XIV научно-практ. конф. Выпуск ХIII. — Арзамас:

Арзамасский филиал ННГУ. — С. 179–184.

Шитов А.К. 2016. Партийные идеологические установки в послевоенный период и пре-

подавание естественнонаучных дисциплин в общеобразовательных школах во второй пол.

40-х – сер. 50-х гг. (на материалах Урала). — Современные исследования природных и со-

цильно-экономических систем. Инновационные процессы и проблемы развития естествен-

нонаучного образования. Материалы Межд. научно-практ. конф. — Екатеринбург: Ураль-

ский гос. пед. ун-т. — С. 395–402.

Ярошевский М.Г. 1991. Сталинизм и судьбы советской науки. — Репрессированная

наука. — Отв. ред. М.Г. Ярошевский. — Л.: Наука. — С. 9–33.

Bengtsson B.O., Tunlid A. 2010. The 1948 International Congress of Genetics in Sweden:

People and Politics. — Genetics. — Vol. 85. — No. 3. — P. 709–715.

DeJong-Lambert W. 2012. The Cold War Politics of Genetic Research: An Introduction to

the Lysenko Affair. — New York: Springer.

Fujioka T. 2010. Why Lysenkoism appeared? The fruit and the breakdown of dialectical

biology. — Tokyo: Gakujutsushuppanka (In Japan).

Gordin 2018. Lysenko Unemployed: Soviet Genetics after the Aftermath. — ISIS. —

Vol. 109. — No. 1. — Pp. 56–78.

Graham L.R. 1987. Science and Philosophy in the Soviet Union. — New York: Columbia

univ. press.

Graham L. 2016. Lysenko’s Chost. Epigenetics and Russia. — Cambridge (Mass.): Harvard

Univ. Press.

Haeckel E. 1866. Generelle Morphologie der Organismen. Allgemeine Grundzüge der

organischen Formen-Wissenschaft, mechanisch begründet durch die von Charles Darwin

reformirte Deszendenz-Theorie. Bd. 2. Allgemeine Entwickelungsgeschichte der Organismen. —

Berlin: Reimer.

112 Колчинский Э.И., Ермолаев А.И.

Kolchinsky E.I. 2014. Nikolai Vavilov in the years of Stalin’s «revolution from above»

(1929–1932). — Centaurus. — Vol. 56. — No. 4. — P. 330–358.

Kolchinsky E.I. 2017. Current Attempts at Exonerating ‘Lysenkoism’ and Their Causes. —

The Lysenko Controversy as a Global Phenomenon. Vol. 2. — Eds. W. DeJong-Lambert,

N.L. Krementsov. — Cham: Palgrave Macmillan. — P. 207–236.

Kolchinsky E.I., Kutschera U., Hossfeld U., Levit G.S. 2017. Russia’s New Lysenkoism. —

Сurrent Biology — Vol. 27. — No. 19. — P. R1042–R1047.

Krementsov N.L. 1997. Stalinist Science. — Princeton: Princeton University Press. — 371 p.

The Lysenko Controversy… 2017. The Lysenko Controversy as a Global

PhenomenonGenetics and Agriculture in the Soviet Union and Beyond. — Eds W. DeJong-Lambert

and N.L. Krementsov. — Vol. 1–2. — Cham: Palgrave Macmillan.

Failed revival: some results of the development of Russian evolutionary theory in the second half of the XX century

Article

Jan 2020

Eduard I. Kolchinsky

The historical and scientific narrative about the August 1948 session of Lenin All-Union Academy of Agricultural Sciences, portrayed for more than half a century in historiography as a triumph of pseudoscience, has undergone significant changes in recent decades. People who participated in those events are increasingly envisioned as representatives of various scientific clans competing for the authorities’ protection, finances, materials and human resources. The confrontations among biologists of those years are also explained by the interference of ideologists from the US state Department and the Central Committee of the CPSU in the clash two scientific concepts. Based on the analysis of August session’s causes and consequences, the author considers its role in the development of Russian evolutionary theory in the second half of the XXth – early XXI centuries. In those years the state became the sole customer of scientific research and tried to use it effectively to raise economic and military power, to justify its ideological policy and increase its international status. The confrontation between supporters of Michurin’s biology (lysenkoists) and their opponents on both sides involved scientists who already shared the morals, plans, and worldview of the party and government apparatus. Realizing that only the state can provide funds for their research projects, they sought to reach an understanding with the authorities, emphasizing the “ideological correctness” of their research and its great ideological significance. But at the same time, Lysenko’s opponents sought to stay in the mainstream of world science, follow its standards, and therefore were sensitive to the interference of the authorities in determining the strategy of scientific search. As a result, ethical and political compromises were inevitable. Scientists engaged in a dialogue with the authorities in a language they understood, using ideologies they understood, demonstrating loyalty to the party’s policy and official philosophy, but at the same time demanding not only financial and material resources, but also non-interference in science itself. As a result, even after the official collapse of Lysenko’s dominance, the evolutionary theory in the Russian-speaking regions could not regain its leading position in the knowledge of the evolution’s laws and ways.

Russia's new Lysenkoism

Article

Full-text available

Oct 2017
CURR BIOL

Current Attempts at Exonerating ‘Lysenkoism’ and Their Causes

Chapter

Full-text available

Feb 2017

Eduard I. Kolchinsky

This chapter examines social, political and intellectual contexts of recent attempts to exonerate Lysenkoism and restore his academic credibility in Russia. It argues that the revival of Lysenkoism is rooted in public attitudes to science in contemporary Russia. The rise of anti-scientific sentiments among the ruling elites and the general public, along with a growing influence of religious fundamentalism provide the context for the revival of Lysenkoism. To some extent, the revival of Lysenkoism can also be explained by academic traditions of Russian biologists, many of whom learned biology from textbooks produced by the advocates of Lysenko. The chapter argues for making a distinction between Lysenkoism, as a set of concepts and theories, and Lysenkovshchina, as a social practice of fighting against competing research teams by appealing to the party-state administration. A recent revival of similar practices of discussion in Russia explains attacks on Vavilov and attempts to exonerate Lysenko.

Nikolai Vavilov in the years of Stalin's ‘Revolution from Above’ (1929–1932)

Article

Full-text available

Aug 2014
Centaurus

Eduard I. Kolchinsky

This paper examines new evidence from Russian archives to argue that Soviet geneticist and plant breeder, Nikolai I. Vavilov's fate was sealed during the ‘Cultural Revolution’ (‘Revolution from Above’) (1929–1932). This was several years before Trofim D. Lysenko, the Soviet agronomist and widely portrayed archenemy and destroyer of Vavilov, became a major force in Soviet science. During the ‘Cultural Revolution’ the Soviet leadership wanted to subordinate science and research to the task of socialist reconstruction. Vavilov, who was head of the Institute of Plant Breeding (VIR) and the All-Union Academy of Agricultural Sciences (VASKhNIL), came under attack from the younger generation of researchers who were keen to transform biology into a proletarian science. The new evidence shows that it was during this period that Vavilov lost his independence to determine research strategies and manage personnel within his own institute. These changes meant that Lysenko, who had won Stalin's support, was able to gain influence and eventually exert authority over Vavilov. Based on the new evidence, Vavilov's arrest in 1940 after he criticized Lysenko's conception of Non-Mendelian genetics was just the final challenge to his authority. He had already experienced years of harassment that began before Lysenko gained a position of influence. Vavilov died in prison in 1943.

Lysenko's Ghost: Epigenetics and Russia

Book

Apr 2016

Loren Graham

The Lysenko Controversy as a Global Phenomenon, Volume 2: Genetics and Agriculture in the Soviet Union and Beyond

Book

Jan 2017

This volume examines the international impact of Lysenkoism in its namesake’s heyday and the reasons behind Lysenko’s rehabilitation in Russia today. By presenting the rise and fall of T.D. Lysenko in its various aspects, the authors provide a fresh perspective on one of the most notorious episodes in the history of science.

The Cold War Politics of Genetic Research

Book

Jan 2012

William deJong-Lambert

Science and Philosophy in the Soviet Union.

Article

Dec 1972

ДАРВИНИЗМ И УРОКИ РОССИЙСКОЙ ПРАКТИЧЕСКОЙ СЕЛЕКЦИИ

Article

О. В. Трапезов

Советская научная политика в период «позднего сталинизма» (вторая половина 1940-х -начала 1950-х гг.): маркеры и метаморфозы. -Вестник Томского государственного университета

Jan 2014
41-53

Е Г Водичев

Водичев Е.Г. 2014. Советская научная политика в период «позднего сталинизма» (вторая половина 1940-х -начала 1950-х гг.): маркеры и метаморфозы. -Вестник Томского государственного университета. Сер. История. -№ 2 (28). -С. 41-53.

Зарождение и развитие генетики

Jan 1988

А Е Гайсинович

Гайсинович А.Е. 1988. Зарождение и развитие генетики. -М.: Наука.

РАЗГРОМНЫЙ АВГУСТ 1948 ГОДА: КАК ВЛАСТЬ БОРОЛАСЬ С БИОЛОГИЕЙ

Abstract

Recommended publications

Russia’s new Lysenkoism

Nikolaĭ I. Vavilov in the realm of historical and scientific discussions

Н.И. Вавилов и Т.Д. Лысенко в пространстве историко-научных дискуссий

Russia's new Lysenkoism