Content uploaded by Daria Litvina
Author content
All content in this area was uploaded by Daria Litvina on Aug 07, 2018
Content may be subject to copyright.
Д.А. Литвина. (Без)денежное потребление в среде... 47
ЭО, 2014 г., № 1
© Д.А. Литвина
(БЕЗ)ДЕНЕЖНОЕ ПОТРЕБЛЕНИЕ В СРЕДЕ
АНТИКАПИТАЛИСТИЧЕСКИ НАСТРОЕННОЙ
МОЛОДЕЖИ: ОПЫТ ПОЛЕВОГО ИССЛЕДОВАНИЯ
АНАРХИСТОВ
Ключевые слова: антикапиталистические движения, анархисты, анти-
консьюмеризм, безденежное потребление, DIY (Do It Yourself), соци-
альный капитал
Практики безденежного потребления непосредственно связаны с идеей антикапита-
листического протеста, которая приобретает все большую популярность среди тех,
кто включен в субкультурную/солидарную среду анархоориентированного активиз-
ма. В статье будут рассмотрены различные техники сопротивления капиталистиче-
ской экономической модели, практикуемые анархистами. Доступные исключительно
для участников солидарности, эти практики формируют ограниченное культурное
пространство, внутри которого значимость денег нивелируется, а основную ценность
приобретает социальный капитал.
Для многих анархистов антикапиталистические идеи не просто существуют в фор-
ме дискурсов, но реализуются посредством специфических для данного сообщества
повседневных практик. Опыт участия во внутрисолидарных экономических практи-
ках и формирование специфической стратегии потребления важны для приобщения к
ценностям группы и усиления коммуникативных связей между ее членами. Например,
это способствует изменению субъективной оценки стоимости вещей и услуг, восприя-
тия пространства города и служит инструментом для стилистического распознавания
“своих” и “чужих”.
Анархисты выбирают стратегию максимального отказа от участия в рыночных от-
ношениях, которая включает в себя устоявшиеся техники безденежного потребления,
а также бойкотирование определенных товаров и услуг. В данной статье я остановлюсь
на актуальных вариантах экономических/потребительских практик, характерных для
солидарности анархистов1 Санкт-Петербурга, а также опишу дискурсивное простран-
ство, в котором существуют ее участники. Это позволит продемонстрировать, каким
образом организована экономическая жизнь в среде антикапиталистически настро-
енной молодежи, идентифицирующей себя с анархистами; каким образом молодые
люди реорганизуют повседневность в соответствии с определенной системой знаний
и убеждений; как это сказывается на коммуникации внутри анархо-солидарности.
Анархистов нельзя назвать ни субкультурой, ни молодежным движением, ни по-
литической позицией в полном смысле этого слова. Применение одного из этих опре-
делений означало бы чрезмерное упрощение действительности. По отношению к типу
социальности анархистов я использую термин “солидарность”, родившийся в рамках
постсубкультурного подхода и развивающийся научными коллективами НИЦ “Регион”
(г. Ульяновск) и Центра молодежных исследований НИУ ВШЭ (г. Санкт-Петербург).
Данный термин используется для “описания различных видов молодежных формиро-
ваний, которые отличаются множеством измерений: гендерным, стилевым, субкуль-
турным. Солидарные формирования могут охватывать различные молодежные группы
в офф- и он-лайн, быть реальными и воображаемыми, временными и более постоян-
Дарья Александровна Литвина – стажер-исследователь Центра молодежных исследований
НИУ ВШЭ – Санкт-Петербург, магистр социологии; e-mail: litvina.darya@mail.ru
48 Этнографическое обозрение № 1, 2014
ными, включать в себя различные субкультуры и не иметь к субкультурам отношения.
Самым главным для такого рода идентичностей становится практикуемый жизненный
стиль (включая потребление, но к нему не сводящийся), а также солидарное представ-
ление о группах-антиподах” (Омельченко, Сабирова 2011: 13). Для анархистов такими
группами-антиподами, с которыми они вступают в символическую (или реальную)
борьбу за культурную, политическую и ценностную гегемонию, являются национал-
ориентированные движения (бонхеды, наци-скинхеды, националисты), а также госу-
дарственные органы и коммерческие структуры (полиция, банки).
В данной статье я не буду рассматривать весь корпус потребительских страте-
гий и практик, реализуемых в повседневных и активистских проектах различных
анархических групп, а сосредоточу внимание на (без)денежном потреблении. Под
безденежным потреблением я понимаю конкретные практики, связанные с антика-
питалистическими идеями и представлениями о социальной справедливости, кото-
рые предполагают минимизирование денежного потребления или полный отказ от
него. Я также обращусь к социальным процессам, которые сопровождают данный
вид потребления: каким образом социальный капитал конвертируется в экономиче-
ский и как организована возможность доступа к тем или иным ресурсам, имеющимся
у сообщества.
Исследование выполнено в рамках международного европейского проекта
MYPLACE (Memory, Youth, Political Legacy And Civic Engagement), участником кото-
рого является НИЦ “Регион” (г. Ульяновск) совместно с Центром молодежных иссле-
дований НИУ ВШЭ (г. Санкт-Петербург). Статья опирается на материалы кейс-стади
анархистов, проводившегося с февраля 2012 по март 2013 г. Эмпирическую базу ис-
следования составляют 28 глубинных интервью (длительностью от 1 до 5,5 часов) с
молодыми людьми в возрасте от 18 до 27 лет, идентифицирующими себя как анархи-
стов, а также материалы, полученные в ходе включенного наблюдения. Следует отме-
тить, что анализ охватывает лишь те практики, которые характерны для конкретного
анархического сообщества, локализованного в г. Санкт-Петербурге, и не претендует
на то, чтобы охарактеризовать все многообразие анархического опыта. Также одним из
результатов работы над проектом стало создание исследовательского фильма “Straight
Age. Part 1: Anarchists” (реж. Д. Омельченко), который иллюстрирует полученные
эмпирические находки (Straight Age 2013).
Методы, используемые в данном исследовании (case study), предполагали актив-
ное включение меня как исследователя в поле. А именно: проживание повседневнос-
ти с участниками движения (походы в магазины, вечера дома), посещение значимых
мест и событий (концерты, выездные фестивали на природе, семинары), а также по-
пытка “прочувствовать” особенности анархического стиля жизни через эксперимен-
тирование с собственной телесностью (вегетарианство, “вписки”, передвижение авто-
стопом). Вслед за другими социологами, работающими в качественной парадигме, я
придерживаюсь той точки зрения, что опыт включенного наблюдения позволяет при-
близиться к пониманию субъективных смыслов тех трудноуловимых практик, кото-
рые прочно входят в повседневную жизнь, становясь рутинными и недоступными для
артикуляции и рефлексии информантами (Костерина, Шарифуллина 2004). В данном
случае материалы интервью, несмотря на свои очевидные достоинства, не позволя-
ют говорить о тех техниках, при помощи которых происходит приобретение навыков
и усвоение ценностей компании. В качестве объекта исследования я беру только го-
родское сообщество Санкт-Петербурга, поскольку в фокусе данной статьи находятся
вопросы, связанные с формированием аутентичного, обособленного культурного про-
странства внутри большого города, и то, каким образом анархисты используют его
ресурсы в своих целях.
В поисках анархистов: презентация объекта исследования. Существует боль-
шой корпус исследований теоретических, философских и исторических аспектов
Д.А. Литвина. (Без)денежное потребление в среде... 49
“классического” анархизма во всем его догматическом разнообразии вплоть до первой
половины XX в. (Рябов 1996, 2011; Эврич 2006; Амон 1906; Бессмертный 2009). Боль-
шую часть прошлого века анархического движения в России фактически не сущест-
вовало. По крайней мере, за исключением редких, преимущественно студенческих,
кружков по изучению анархизма, никаких следов деятельности анархистов (в том
числе подпольной) не обнаруживается (Бученков 2009: 4–5). Теоретические работы
по анархизму в советский период были малодоступны для читателей и ограничива-
лись трудами В.И. Ленина “Государство и революция”, И.В. Сталина “Анархизм и со-
циализм”, работами советских публицистов и переизданиями тех книг Кропоткина и
Бакунина, которые практически не содержали никаких сведений о теории анархизма
(Там же: 66).
К сожалению, полноценных социологических исследований российских анархи-
стов начиная с первой четверти XX в. и по настоящее время крайне мало. Многие
статьи, посвященные “анализу” современных анархистов и анархических групп/ком-
паний/организаций, являются откровенно субъективными и носят оценочный (морали-
заторский или пропагандистский) характер. В свою очередь, многие работы, освещаю-
щие более поздний период анархизма, представляют собой несколько поверхностный,
однобокий анализ, базирующийся в основном на клишированных представлениях, но-
востных материалах СМИ и анархическом самиздате. Ряд исследователей, занимаю-
щихся молодежной тематикой, отмечают, что молодежные солидарности, движения
и субкультуры, которых отличают радикальные политические взгляды и которые на-
ходятся в оппозиции по отношению к доминирующим социальным императивам, яв-
ляются опасными, экстремистскими, “террористическими” и просто “хулиганскими”
(напр., Арчаков 2010: 111). На противоположных позициях стоят социальные исследо-
ватели, которые поддерживают и продвигают новые леворадикальные (анархические,
антиглобализационные, автономные) движения, выступающие против капитализма,
иерархии и государственных институтов, открыто заявляя о своей ангажированности
(Ященко 2002; Аксютина 2008; Катсификас 2002 и др.). В результате реконструи-
руемый образ анархиста выходит либо романтически-революционным, либо паниче-
ски-опасным, а повседневные практики и реальность, доступная для понимания лишь
путем активного включения нейтрального исследователя в поле, остаются во многом
terra incognita. Поэтому в данной статье я постараюсь избегать излишней теоретизации
и каких-либо моральных или прагматических оценок анархических концепций, тактик
и традиций активизма и предоставлю большую свободу голосам самих молодых лю-
дей, сосредоточившись на анализе полученных мной в ходе включенного наблюдения
эмпирических материалов.
В глобальном контексте современный период для “левых”, и в том числе анархи-
стов, начинается в 1968 г. (Цветков 2003: 27). Однако в России анархизм возрожда-
ется лишь в конце 1980-х гг., когда возникают различные анархические объединения,
ассоциации и группы (такие, как АДА, КАС, АССА), начинают печататься соответ-
ствующие издания. С начала перестройки и до момента распада Советского Союза
большая часть анархистов действовала совместно с демократическими движениями
и придерживалась принципов ненасилия и эволюционизма. Однако в свете новых
глобальных тенденций анархизм не мог не претерпеть серьезных изменений, кото-
рые были продиктованы трансформациями социального порядка и появлением но-
вых движений и (суб)культурных сцен. Не секрет, что анархическая солидарность не
является эксклюзивным российским феноменом. Анархические движения, группы,
инициативы существуют во многих странах Западной и Восточной Европы, в США,
Канаде, Мексике. С развитием и распространением доступа к информации о различ-
ных культурах во всем мире анархическая солидарность, как и другие молодежные
культурные сцены, стала более диверсифицированной, включаясь в новые дебаты,
дополняя и дополняясь (суб)культурными находками, новыми стилями, музыкаль-
50 Этнографическое обозрение № 1, 2014
ными открытиями. Так, на стыке истории и современности, глобального и специ-
фически-локального возникает многоплановый и сложный современный российский
анархизм, который лишь отчасти опирается на классическую анархическую теорию.
В нем мы находим черты социальных теорий постмодернистов, антиглобализацион-
ных настроений, субкультурных стилей панк- и хардкор-сцен, “новых левых” поли-
тик и многих других идей.
Как утверждает В.Г. Ященко, «постмодернистская мысль, а также экономические
и политические перемены вывели на авансцену истории новые леворадикальные дви-
жения, которые не только разрушают существующую систему, но и создают “здесь и
сейчас” новый чудный мир» (Ященко 2002: 7). Движение стало более гетерогенным,
дополнившись такими течениями, как анархо-феминизм, экоанархизм и анархо-панк;
многие анархисты перешли от догматических традиционных течений анархизма к но-
вым формам борьбы и организации (Там же: 62–65). Под влиянием образов радикаль-
ных левых активистов изменились и техники сопротивления анархистов: традицион-
ные массовые (такие, как голодные забастовки, демонстрации, баррикады, митинги,
саботаж и т.д.) дополнились культурными (граффити-акции, перформансы) и инди-
видуальными (повседневными) (Бренер, Шурц 2011: 7). Проблематика данной статьи
охватывает спектр вопросов, связанных с последней группой названных техник, кото-
рые в анархическом дискурсе часто определяются как “революция через повседнев-
ность” или “анархия повседневности”.
Центральной идеей современного анархизма остается представление о том, что
общество может и должно быть устроено без государственной власти и правитель-
ственных учреждений. Главной консолидирующей идеей является протест против дис-
криминации и несправедливого распределения благ и ресурсов, которые происходят
по причине гегемонии капитализма и наличия государственного аппарата, эту гегемо-
нию защищающего. Вместе с тем, анархизм (как классический, так и современный)
включает в себя множество традиций, которые часто не могут достигнуть консенсуса
в отношении ключевых вопросов, касающихся представлений об устройстве анархи-
ческого общества, формах организации, целях и приоритетах, методах сопротивления,
выбора между революцией и эволюционным путем, отношения к конструированию
групповой идентичности, основанной на классовой принадлежности, и т.д. Различия
порой являются настолько принципиальными, что некоторые современные исследо-
ватели отмечают, что правильнее было бы говорить не об анархизме, а об анархизмах
(el-Ojeili 2012: 3).
Соответственно, современные анархические объединения представлены в разно-
образных формах, которые придерживаются принципов горизонтального управления
и равенства всех участников, но могут вступать друг с другом в противоречия отно-
сительно многих других вопросов. Самая известная организация такого рода – “Авто-
номное действие”, основанная в 2000 г. и представляющая собой сеть ячеек во многих
городах России. Помимо организаций, анархисты представлены самостоятельными
инициативами и проектами (одним из самых известных является “Еда вместо бомб”),
а также аффинити-группами, т.е. группами “друзей, знающих достоинства, слабости,
жизнь друг друга, уже установивших общий язык и намеревающихся достигнуть одну
или несколько целей, [...] созданные на основе сообщества заинтересованных, дове-
ряющих друг другу людей” (Гелдерлоос 2010: 11).
В настоящий момент можно говорить о кризисе анархо-идентичности, связанном,
вероятно, с глобальным процессом трансформации молодежных (суб)культурных
сцен (Muggleton 1998; After Subculture... 2004; Hesmondhalgh 2005). Многие участни-
ки анархической солидарности отказываются от того, чтобы называть себя “анархи-
стами”, и предпочитают представлять себя как анархо-панков, анархо-коммунистов,
антиавторитариев, ультралевых или постанархистов, либо избегают номинаций. При-
чиной является нежелание или невозможность вписать себя в существующие анар-
Д.А. Литвина. (Без)денежное потребление в среде... 51
хические традиции и следовать их предписаниям, а также стремление избавиться от
негативных коннотаций слов “анархист”, “анархизм” и “анархия” как ассоциирую-
щихся с хаосом и беспорядком. Поэтому термин “анархисты” я использую здесь как
условный, обозначающий совокупность людей, которые принадлежат к одному и тому
же солидарному направлению и существуют внутри единого дискурсивного простран-
ства (не лишенного, однако, споров и противоречий):
Просто анархистов нельзя назвать каким-то движением. В принципе, они сами себя
не называют, потому что, опять же, вешать на себя ярлык, назвать себя какой-нибудь
группой, да, пиариться везде, вешать свои модные фотографии и пускать о себе слу-
хи... Или смотреть, какие слухи о тебе пускают в обществе, как СМИ манипулирует
всей этой информацией, [...] и что вообще происходит в головах, в умах людей, и что
они представляют о тебе. После того как средства массовой информации изгадят эту
информацию, как нужно, вот, то это очень не вариант, называть себя как-то. Поэтому
большая часть анархистов тоже не бегает, не говорит: “Я – анархист”. Вот. Просто есть
у них какая-то цель, да, определенная, где-то там, далеко, выше. Вот, они придумыва-
ют какие-то способы, средства достижения ее (ПМА 2012: Виктор).
Значительная часть участников солидарности – это молодежь (преимущественно
мужчины) в возрасте от 17 до 30 лет, которая консолидируется на основании еди-
ного жизненного стиля (включающего в себя вербальные, телесные и потребитель-
ские техники) и разделяемых представлений о ключевых идеях и ценностях. Можно
сказать, что анархическая солидарность в Петербурге представляет собой несколько
субсолидарностей (например, панки и стрейтэджеры [straight edgers], организацион-
ные анархисты и “хаоты”), которые отличаются друг от друга в первую очередь сти-
лем жизни, а также формой организации и способом репрезентации, на основании
которых и происходит разделение на “своих” и “чужих”. Вместе с тем между ними,
а также между другими политизированными движениями, субкультурными молодеж-
ными сценами и молодежным мейнстримом, существуют значительные буферные
зоны, которые в большей или меньшей степени заимствуют друг у друга культурные
черты.
Стоит отметить, что географический/локационный принцип для анархистов не
имеет большого значения – возможности социальных сетей и особенности коммуни-
кации создают условия для формирования не только символической, но и реальной
солидарности, охватывающей многие российские города, в которых существует анар-
хо- или панк-сцена, а также некоторые зарубежные страны (в большей степени это
касается ближнего зарубежья и таких стран, как Белоруссия и Украина). При этом мы
все же можем наблюдать ощутимые тенденции к концентрации анархистов в крупных
городах (Москве и Петербурге) и странах Европы (Испания, Греция, Дания). Свиде-
тельством включенности российских анархистов в глобальный анархический дискурс
является, в частности, наличие заимствованной лексики, активная адаптация проек-
тов и инициатив и формирование особого типа говорения о тех или иных практиках.
Анархический “словарь” складывается из таких терминов и названий, как зин (zine),
шоплифтинг (shop lifting), дистро (distro), донейшен (donation), ФНБ (FNB, Food Not
Bombs), бенефит-концерт (benefi t concert), гиг (gig), фримаркет (free market) и т.д.
И лишь некоторые, такие как “вписка”, “свалерить” (украсть) или “собака” (электрич-
ка)2, имеют “отечественную” историю.
Потребление как протест. Несмотря на то что “[п]овседневная жизнь часто про-
текает без рефлексии, следуя обычаям и рутинам, которые акторы не всегда осознают”
(Штомпка 2009: 10), для многих анархистов именно повседневность становится цен-
тральной площадкой для выражения протеста. “Революция повседневной жизни” или
“сопротивление через стиль жизни” (lifestyle-based resistance) – часть анархической
философии, которая подразумевает под собой повседневные практики, направленные
против существующего порядка. Рауль Ванейгем в своей книге “Революция повсе-
52 Этнографическое обозрение № 1, 2014
дневной жизни” пишет: “У тех, кто говорит о революции и о классовой борьбе, не
имея при этом в виду повседневную жизнь, не понимая подрывного элемента в любов-
ных отношениях и позитивного заряда в отказе от ограничений, – во рту мертвечина”
(Ванейгем 2005: 13).
Анархическое прочтение повседневности строится на постматериальных цен-
ностях, находящих реализацию в постпотребительских практиках, смысл которых
заключается в отказе от гедонистического (нацеленного на получение удовольствия)
потребления в пользу политизированного. Для анархистов важно то, что их позиция
в отношении денег, продуктов транснациональных корпораций, животноводческой,
табачной и алкогольной промышленности обусловлена не столько представлениями,
связанными с заботой о себе, своем здоровье или качестве потребляемой продукции,
сколько теми идейными векторами и культурной средой, в которую они погружены.
Многие современные исследователи отмечают, что в развитых странах потребление
перестало быть утилитарным и служить исключительно цели удовлетворения базо-
вых человеческих нужд. Как пишут Шоу и Ньюхолм в своем исследовании “этич-
ных потребителей” (ethical consumers), индивиды приобретают различные товары с
целью конструирования идентичности или выстраивания отношений, а маркетинг
становится центральным в культурной жизни (Shaw, Newholm 2002: 167–168). При
этом активисты не обязательно отказываются от потребления вообще, но стремятся
минимизировать его, исходя из собственных представлений, знаний и восприятия
проблемы.
В литературе, посвященной “альтернативным” формам потребления, возникают
такие исследовательские категории, как безденежное потребление (non-monetary con-
sumption), анти-потребление (anti-consumption), добровольная простота (voluntary
simplicity), этическое потребление (ethical consumption), персональная политика (per-
sonal politics), lifestyle-based resistance, антиконсьюмеризм. Каждая из них задает свой
фокус в исследованиях, но лишь в той или иной степени относится к потребительской
стратегии, которая характерна для “анархического мэйнстрима”. Антиконсьюмерист-
ские движения рождаются как критика в адрес общества потребления (идеологии и
практических аспектов консюьмеризма), преимущественно со стороны теоретиков
постмодернизма (Дебор 2000; Бодрийяр 2006). В своем обзоре практик протеста про-
тив консьюмеризма российский исследователь А.В. Овруцкий отмечает, что субъек-
тами антиконсьюмеристского движения, как правило, являются левые политические
течения, молодежные субкультуры и утописты (религиозные, политические и др.)
(Овруцкий 2011: 91), к которым можно отнести и анархистов.
В случае с анархистами формирование специфического, узнаваемого, аутентично-
го стиля потребления является неизбежным, поскольку они противопоставляют свои
идеи глобальному экономическому порядку, а именно – капиталистическому устрой-
ству общества. Один из анархических коллективов замечает в своей книге, что “[к]
апитализм – это такая система, при которой социальный ландшафт определяется тем,
кто владеет капиталом. В определенном смысле, сам капитал управляет обществом,
используя для этого взаимозаменяемых человеческих посредников. [...] И пока в осно-
ве нашей экономической системы лежит частная собственность, капитал будет иметь
тенденцию накапливаться все больше и больше. И наше общество будет вынужде-
но существовать в условиях все усиливающегося расслоения” (CrimethInc 2012: 50).
Стремление максимально дистанцироваться от капиталистических отношений, осно-
ванных на товарно-денежном обмене, рождает многочисленные стратегии безденеж-
ного потребления, часть из которых осуществляется за счет имеющихся у сообщества
ресурсов (навыков, знаний, умений и т.д.), а часть – за счет привлечения внешних ис-
точников: “возвращение украденного себе” (шоплифтинг); исключение потребления
тех или иных товаров и услуг (бойкоты [boycotte] и байкоты [buycotte]), веганство,
стрейт эдж [straight edge]); конвертирование социального капитала в ресурсы (вписки,
Д.А. Литвина. (Без)денежное потребление в среде... 53
воркшопы); использование приобретенных в результате информального образователь-
ного процесса навыков (автостоп, DIY, сквоттинг):
И если ты как-то платишь деньги за продукцию транснациональных корпораций ка-
ких-нибудь, будь то “Кока-Кола”, “Макдоналдс” или те же производители айфонов, т.е.
ты поддерживаешь деньгами, своим участием. Пускай не значительно то, что ты купил
кока-колу, т.е. во всеобщем масштабе этой корпорации эти копейки ничто, но, тем не
менее, ты стал причастным, что ты сделал свой вклад в мировое рабство. [...] Дело не
в том, что это как-то влияет, не влияет на что-то, просто для себя самого, для совести,
что не хочется быть причастным ко всему этому, платить деньги тем, кто использует
эксплуатацию людей, тем, кто проводит опыты над животными (ПМА 2012: Коля).
Стратегии безденежного потребления одновременно являются способом адапта-
ции к ситуации ограниченности ресурсов, а также связаны с традицией потребления,
сложившейся в том или ином сообществе. Так, российская исследовательница Т.Б. Ще-
панская отмечает, что существуют “субкультуры беспрайсовости” (безденежья), такие
как панки, индеанисты или растаманы, где “деньги и опосредованные ими формы от-
ношений [...] маркированы негативно” (Щепанская 2008: 43). Однако полный отказ
от денежного потребления в условиях города является утопической идеей. Поэтому
для многих анархистов безденежное потребление – это, скорее, некий вектор, цель, к
которой они бесконечно стремятся, по-своему интерпретируя анархические теории и
актуализируя представленные в них императивы лишь частично, в основном исходя из
реалий того социального контекста, в котором они существуют:
В основном я трачу деньги на то, что нельзя украсть или поменять. То есть я стараюсь
все, что мне нужно, обменом. [...] Ну, в основном, это, допустим, я не знаю, я собира-
юсь навестить родителей, они живут далеко, и мне потребуется много денег потратить
на проезд. Если бы это было лето, наверное, я бы поехала автостопом (ПМА 2012:
Полина).
Как отмечает американская исследовательница Лора Портвуд-Стэйсер, анархи-
сты выражают свою критику капиталистического потребления и связанных с ним
иерархий не путем отказа от потребления, а путем отказа платить за потребление
(Portwood-Stacer 2012: 94). Это относится не только к продуктам питания, но и к одеж-
де, книгам, косметике. Подобным образом выстраивается логика шоплифтинга (во-
ровства из крупных магазинов), которая базируется на идее, что владельцы крупного
капитала эксплуатируют труд рабочих, которые производят продаваемые товары, но
денег получают мало. Соответственно, “капиталисты” крадут рабочие часы и ресурсы
у людей и получают с этого большую прибыль, чем те, кто непосредственно произвел
данный товар. Поэтому кража (в терминологии анархистов “освобождение”) товаров
из “капиталистического” магазина определяется анархистами как восстановление
справедливости:
Даже если бы у меня были деньги, я так делал бы, потому что я считаю то, что, почему,
б*ь, еда – это привилегия, а не право? Хотя еда – это должно быть право, прежде всего,
а не привилегия. То же самое, можно посмотреть на жилье. [...] Но поскольку такая
ситуация политическая, то, что не каждый имеет свое жилье, не каждому хватает денег
на еду, я практикую такие вещи, как вынос продуктов, освобождение с магазинов,
потому что это, черт побери, право каждого человека. [...] Я хочу вот именно сказать
то, что воровство у богатых – это ни х*я не плохо, как бы, воровство у таких же, как
ты – да, это х*рово. [...] Нет, я выношу продукты, выношу вещи, но именно у тех,
в тех магазинах, в которых процветает капитализм. То есть это всякие буржуйские
супермаркеты, то же самое, буржуйские магазины с одеждой. Ну, то есть те магазины,
в которых просто наживаются на людях (ПМА 2012: Кирилл).
Наиболее распространенным способом бесплатно получить крышу над головой
являются “вписки”. Вписка подразумевает, что человек живет или остается на какое-
54 Этнографическое обозрение № 1, 2014
то время у людей, согласных его принять, при том, что жилец и хозяева до этого бы-
вают не всегда знакомы друг с другом. Под “впиской” также понимается возможность
бесплатно попасть куда-то, скажем, на концерт или фестиваль, за счет наличия особых
условий или знакомых организаторов, которые “впишут”. Существуют также так на-
зываемые house projects – квартиры, которые одновременно являются жилыми поме-
щениями и социальными центрами (площадками для проведения дискуссий и органи-
зации мероприятий), в которых реализуются анархические принципы коммуникации.
Это пространство фактически лишено приватных уголков и частной собственности и
является открытым для тех, кто является участником солидарности. Туда также мож-
но “вписаться” и при желании оставить постоянным жителям “донейшен” – какое-то
количество денег на продукты, квартплату и прочие расходы. Помимо вписок, воз-
можности для “бесплатного” жилья в Петербурге представлены сквотами – самоволь-
но занятыми пустующими помещениями. Сквоттинг – это во многом символическая
демонстрация анархической позиции в отношении собственности, форма выражения
протеста против нерационального использования жилых помещений, создание про-
странства свободы действия и коммуникации. Высокая степень мобильности, посто-
янный поиск “вписок” и переезды являются неотъемлемой и рутинной частью повсед-
невности некоторых анархистов:
Слушай, ну я постоянно жил на Нарвской у друга, с его отцом вместе. Ну, где-то три
года я там прожил [...]. Ну, там все время накурено, душно, постоянно там находиться...
неприятно туда приходить переночевать. Поэтому, как бы, ну, то там, то там, то там
в гости съездить, туда... как-то оно так вот все получается, на таких началах. То есть
зачастую день заканчивается тем, что нужно звонить по друзьям и искать, у кого мож-
но переночевать. Вот так лучше сказать. [...] Ну, летом можно спать на лавочке, вот.
Но бывали случаи, когда, ну, я был не в одиночестве, как бы еще товарищи оказыва-
лись без ночлега. Ну, просто в парадной, прижавшись друг к другу, на каком-нибудь...
на каких-нибудь газетах, там (смеется), вот как-то ночевалось (ПМА 2012: Толик).
Пожалуй, самой редкой практикой безденежного потребления является фриган-
ство – т.е. потребление товаров, которые были выброшены или списаны, обоснован-
ное идеологическими причинами, а не отсутствием средств (что на символическом
уровне отличает фриганство от практик людей с низким достатком). Поиск продуктов
на свалках, сортировочных станциях или в баках рядом с крупными магазинами и
местами общественного питания часто приносит плоды в виде большого количества
неиспорченных продуктов в хорошем состоянии, однако процесс связан для фриганов
с многочисленными рисками (охрана, полиция, сложность доступа к таким точкам).
Напротив, самая известная анархическая инициатива, связанная с бесплатным по-
треблением, – это фримаркеты. Фримаркет (free market) – рынок бесплатных вещей,
где каждый желающий может взять вещи, принесенные другими участниками, и от-
дать свои. Фримаркеты могут быть событийными или действовать в предназначенном
для этого месте на постоянной основе; они являются довольно популярными не только
среди DIY-(суб)культур, но и среди активных потребителей (например, хипстеров) и у
обычной, “цивильной” публики (Ариф 2011).
Бесплатное потребление подразумевает использование не только материальных
ценностей, но и культурных продуктов. В анархической среде культурное производство
тесно сплетено с культурным потреблением. Например, отсутствие (или сокращение)
дистанции между исполнителем и организатором является главным отличием DIY-сцен
от коммерческой музыки3. Крейг О’Хара в своей книге “Больше чем шум!” начинает
раздел, посвященный DIY, со слов музыканта по имени Джоэл (Joel): “Движущей силой
самых искренних устремлений в панке является этика DIY – Do It Yourself. Нам не нуж-
но полагаться на богатых дельцов, устраивая свое веселье ради их выгоды – мы можем
организовать его сами и не ради денег. Мы, панки, сами можем устраивать концерты,
проводить демонстрации и участвовать в них, выпускать записи, издавать книги и фан-
Д.А. Литвина. (Без)денежное потребление в среде... 55
зины, организовывать системы дистрибуции своей продукции, открывать музыкальные
магазины, распространять литературу, устраивать бойкоты, заниматься политической
деятельностью. Мы делаем все это, и делаем отлично” (цит. по: О’Хара 2003: 188).
Литература, музыка и атрибутика продаются через сети распространения, кото-
рые называются “дистро”. Часто это столы с продукцией, которые можно увидеть на
концертах, фестивалях и в социальных центрах. Брошюры, наклейки и тексты печата-
ются в небольших типографиях, или в любом месте, где это можно сделать недорого:
в офисе и дома. Как правило, за то или иное издание, памфлет, брошюру, журнал или
книгу может назначаться цена в 10–200 рублей, что призвано покрыть расходы на про-
изводство, но не на получение прибыли. Также формой оплаты может быть “доней-
шен”, о котором уже упоминалось выше – т.е. любая сумма денег, призванная подде-
ржать сцену. Выступление музыкальных коллективов также является некоммерческим
и часто проходит как бенефит-концерт (benefi t concert). Этот формат предполагает, что
музыканты выступают бесплатно, а все вырученные средства будут направлены на со-
циально значимые проекты или нужды движения: помощь приютам для животных и
детским домам, оплату услуг адвоката для заключенных анархистов и антифашистов,
организацию нового социального центра и т.д. В данном случае целью также является
коммуникация, солидарность, реализация анархических принципов на практике.
Агенты производства анархического дистро часто деперсонализованы и вы-
пускают свою продукцию под псевдонимами, некоторые из которых являются до-
вольно известными, но абсолютно безличными (напр., CrimethInc). Все материалы,
представленные на дистро, действуют на основании лицензии “Creative Commons”,
которая “позволяет другим перерабатывать, исправлять и развивать произведение
на некоммерческой основе до тех пор, пока они упоминают авторство” (Гелдерло-
ос 2010: 1). Также используется лицензия “Антикопирайт”, согласно которой “[в]се
опубликованное здесь доступно для некоммерческого использования: копирования,
одалживания, искажения смысла, плагиата или кражи рисунков, идей и текста для
вашего пользования” (Бригада любопытного Джорджа 2010: 9). На обложках часто
оставляются надписи, призывающие после прочтения оставить текст в людном месте
или дать его кому-то почитать, что связано с критикой идеи собственности, с одной
стороны, и с экономией ресурсов – с другой. Иногда авторы напоминают: “Собствен-
ность – это кража. Сопри ее обратно” (CrimethInc 2012).
Потребительские войны и солидарности: границы анархо-экономики. В целом
попытка представить анархическое общество, которое бы вписывалось в жизнь мега-
полисов, довольно проблематична, поэтому в настоящий момент анархизм в городах
может быть реализован только внутри анархических групп, организаций, инициатив и
тусовок, существующих в довольно обособленном культурном пространстве. Особен-
ностью таких форм социальности становится то, что новые участники социализиру-
ются и быстро интериоризируют ценности и идеологические основания солидарности
благодаря специфическим каналам распространения знаний и навыков, а также опыту
совместного проживания (и совместных тусовок – “угаров”) и телесного включения в
групповые практики (подробнее см.: Литвина, Омельченко 2013).
Анархисты обладают значительными ресурсами, выраженными не в денежном эк-
виваленте, но в форме обмена услугами, знаниями и навыками. Также они получают
возможность пользоваться собственностью других участников солидарности (квар-
тирами, палатками, машинами и т.д.) и рассчитывать на поддержку, выраженную в
безденежной форме: вписываться, путешествовать, получать знания, присоединяться
к проектам. Особенно важную роль играют коммуникация, отсутствие социального
контроля, возможность выразить себя. Значимость социального капитала внутри анар-
хической солидарности замещает денежные отношения. А специфика коммуникатив-
ных типов, основанных на горизонтальных связях каждого участника, диалектически
связана и с распределением благ внутри солидарности.
56 Этнографическое обозрение № 1, 2014
Наличие большого количества социальных связей означает возможность исполь-
зования социального капитала в условиях ограниченных (иногда намеренно) ресурсов.
Используя данную категорию, я в первую очередь опираюсь на определение, предло-
женное П. Бурдье: «Социальный капитал представляет собой совокупность реальных
или потенциальных ресурсов, связанных с обладанием устойчивой сетью [durable net-
works] более или менее институционализированных отношений взаимного знакомства
и признания – иными словами, с членством в группе. Последняя дает своим членам
опору в виде коллективного капитала [collectively-owned capital], “репутации” [creden-
tial], позволяющей им получать кредиты во всех смыслах этого слова» (Бурдье 2002:
66). Социальные связи гарантируют доступ к таким ресурсам, как возможность полу-
чать информацию и посещать фестивали, концерты, воркшопы, находить “вписки”.
Объем социального капитала, которым располагает конкретный анархист, зависит
от размера сети социальных связей, в которую он включен и которую может мобили-
зовать для решения своих задач. Поскольку сеть социальных связей может включать в
себя незнакомых друг другу людей с локальных сцен всего мира, то размер социально-
го капитала отдельно взятого анархиста с трудом поддается исчислению:
Нет, есть, конечно же, тусовка, например, я, знаю точно несколько людей, которые
точно знают нескольких людей в другой [...]. Я знаю точно, что эти люди, к которым
я могу вписаться в любой момент, вообще, если они в городе, или даже если они не
в городе, абсолютно точно куда-то впишут, у которых точно есть какое-то количество
людей, которые тоже впишут. Об этом вообще даже нет вопросов. [...] Вот так это и
осуществляется, т.е. это такие человеческие связи, вот так это работает (ПМА 2012:
Полина).
Именно коммуникация выходит в среде анархистов на первый план, а тесные свя-
зи, развитые в сообществе, создают атмосферу уверенности и солидарности, необ-
ходимую для того, чтобы реализовывать проекты и инициативы, а также развивать
сцену, находясь в оппозиции к доминирующему социальному порядку. По мнению
самих информантов, государственная система современного российского общества
нетерпимо относится к политическому диссидентству. В подобных условиях наличие
развитой системы социальных связей является необходимым условием “выживания”
движения. Попадание в “тусовку” через определенные социальные каналы и призна-
ние за кем-то принадлежности к “своим” является важным для завоевания доверия и
получения доступа к социальному и культурному капиталу сообщества:
Ловили после акций, приходили домой, спиливали двери, ну, у родителей, когда я жил,
мусора устраивали обыск (ПМА 2012: Кирилл).
То есть особенно вот есть такой “Центр Э” – это центр по борьбе с экстремизмом.
То есть они очень всем интересуются, и, на самом деле, даже иногда пугает, ну, на-
сколько много они всего знают о людях, которые в принципе, ну, особо нигде, там,
не светились, да, ничего. А они знают, там, вплоть до того, там, какое твое любимое
блюдо, там, и так далее... (ПМА 2012: Лена).
Потребление является важной частью процесса социализации новых участников.
Так, многие отмечают, что вегетарианство или музыка стали для них первым шагом
к пониманию анархических идей. При этом со временем анархисты привыкают к но-
вому опыту и непривычные практики сперва легитимируются, а после многократного
воспроизведения и вовсе становятся рутинными:
Ну, сейчас уже я, знаешь, просто у меня уже настолько, ну, все-таки, когда ты как-то,
ну, чем-то занимаешься, у тебя все равно голову переклинивает. Например, я вот сей-
час, ну, из-за того что, вот, много раньше всякого этого насилия было вокруг меня, я
вот уже не могу представить, как можно по улице без ножа ходить. Смотрю – люди
ходят без ножа. Блин, как они без ножа ходят? Ну, я не знаю, без пистолета, как так
Д.А. Литвина. (Без)денежное потребление в среде... 57
можно? [...] Или можно... ну, знаешь, как-то сложно представить, что, там, люди мясо
едят. Блин, зачем они его едят? Ну, ты как-то уже знаешь, ты начинаешь, так это, ма-
ленько, такая, наверное, маргинально-сектантская тема, но ты как-то начинаешь уже
думать, что все такие же, как ты. [...] То есть ты как-то уже знаешь, приходишь, как бы,
кажется, что ты всегда таким был. Вот так, ну, просто уже, это самое, голова немного
изменилась (ПМА 2012: Олег).
Потребление играет важную роль в структурировании анархо-солидарности, по-
скольку на основе близости стилей жизни, которые основаны в том числе и на потреб-
лении, формируются суб-солидарности, отличные друг от друга не столько идейно,
сколько репрезентациями, способом организации, приоритетами направлений акти-
вистской деятельности. Среди векторов, в отношении которых выстраивается та или
иная потребительская логика, я бы выделила в качестве наиболее явных ЗОЖ / straight
edge и “alco edge”, а также гиперпотребление и аскетизм.
Внутри анархической солидарности существует серьезный раскол, основанный
на конфликте потребительских стратегий, между молодыми людьми, выбирающими
straight edge, и теми, кто не придерживается идей ЗОЖ (здорового образа жизни).
В первую очередь, речь идет о классических панках, часть которых открыто противо-
поставляет себя стрейтэджерам (straight edgers), в противовес иронично называя себя
алко-эджерами (alco edge) – т.е. теми, кто регулярно “угорает” и употребляет алко-
голь. Данный конфликт, основанный на различии потребительских предпочтений, не
является специфическим или новым для российской анархической сцены – подобное
происходит и на аналогичных молодежных субкультурных и политизированных сце-
нах мира (подробнее см.: Grossman 1996–1997: 24–25; О’Хара 2003: 183–187). Можно
сказать, что для многих (но не всех) участников солидарности стратегии потребления
являются не менее значимыми, чем идеология, мировоззрение и ценности. Особенно
остро воспринимаются темы, касающиеся ненормативного потребления (алкоголя,
наркотиков, сигарет) или крайнего варианта его оппозиции (полного отказа от психо-
активных веществ, чая/кофе, таблеток и сексуальных практик):
Люди, которые этим занимаются... вон там вот, т.е. вот эти вот, которые там вот сидят,
пьют, как бы. Это можно делать вполне у себя дома, на даче, там, в подъезде – я так
считаю. А сюда – мы сюда пришли, у нас совсем другие цели: поддержать сцену, там,
не знаю, там, ребят, которые находятся сейчас в тюрьме [...]. Как-то сплотиться. А они
наоборот, как-то, ну, делают обратные реакции в нашем ...[нрзб.], я считаю, разлагают
все это. Никакого единства с ними нету. Я вот не хочу с ними строить анархию, с таки-
ми людьми. Сам я стрейтэджер, как бы, ну, мне неприятно (ПМА 2012: Стас).
Интересно, что у участников солидарности безденежное или частично безденеж-
ное потребление зачастую приводит к совершенно разным результатам. Так, у одних
происходит сокращение потребления (вплоть до полного отказа от денежного потреб-
ления и минимизации остальных его форм), тогда как у других, напротив, формируют-
ся тенденции в сторону его увеличения (поскольку товары и услуги можно получать
бесплатно за счет задействования своих социальных связей или использования навы-
ков ухода от оплаты). Таким образом, количество и качество потребляемых товаров не
только не снижается, но, в определенных случаях, напротив – растет:
Мы заходим в магазин, покупаем хлеб за 32 рубля... покупаем иногда там какую-ни-
будь овсяную кашу... и лук. При этом мы выносим... я выношу шампунь за полторы
тысячи, я выношу маску для лица за три тысячи, опять же, там, соусы, там, макароны
по 300 рублей... бухло, “Хеннесси”, “Джэк Дэниэлс”, ну все что угодно. Вино по 600,
по 700 рублей. Ну и, как бы, так я живу, я стала очень привередливой с тех пор как на-
чала, вот, что-то выносить. То есть я, ну, я не люблю дешевый алкоголь, по большому
счету я не люблю дешевую еду, я ненавижу дешевые макароны, я ненавижу дешевый
кетчуп (ПМА 2012: Лена).
58 Этнографическое обозрение № 1, 2014
Аскетичный вариант представлен позицией, близкой к анархо-примитивизму,
который критически осмысливает современное общество и предлагает вернуться к
“естественному”, “природному”, до-индустриальному его состоянию (Зерзан 2005,
2007). Наиболее выраженной современной формой подобных социальных проектов
являются экологические поселения, в которых анархические паттерны потребления
и коммуникации могут быть воплощены в полной мере за счет ведения натурального
хозяйства и изолированности от внешнего мира. В России мне известен один такой
проект, хотя, вероятно, их больше. В условиях города воплощение подобных проектов
оказывается практически невозможным.
* * *
В данной статье я обозначила определенные значимые моменты, связанные с
(без)денежным потреблением, которые характерны для многих анархистов. В дейс-
твительности необходимо понимать, что, выражаясь словами анархиста начала про-
шлого века, “[в]се классификации создаются искусственно; они помогают людям в
изучении явлений, но реально они не существуют. Natura non facit saltus (природа не
делает скачков) – истина одинаково ценная в социологии, как и в области естествен-
ных наук” (Амон 1906: 105). Несмотря на значимые культурные отличия, анархисты
не существуют в изоляции от других солидарностей и движений; между молодеж-
ными культурами и (суб)культурами существуют большие “буферные”, переходные
зоны. Естественно, что в ходе взаимодействия происходит заимствование традиций и
идей, и отдельные элементы, идеи и значимые культурные маркеры становятся частью
не только других субкультур (панков, антифашистов, традиционных скинхедов), но
и обычной молодежи (Хиз, Поттер 2007). Самим анархистам также не чуждо пот-
ребление “мэйнстримной” культурной продукции и товаров массового производства.
Частью такого потребления является китч – ироническое дистанцирование от мэйн-
стримного, “низкого” в эстетическом плане культурного продукта, который, тем не
менее, потребляется тем, кто его критикует (Там же: 151). Например, анархисты могут
слушать “Краски” или “Руки вверх”, ездить на популярные курорты, питаться фаст-
фудом, совершать покупки в гипермаркетах. Таким образом, анархические проекты
переосмысления повседневности далеко не всегда полностью реализуются на прак-
тике. Как показывает опыт включенного наблюдения, анархисты часто обращаются к
воспроизводству некой “правильной” и “шаблонной” версии анархической риторики,
но в действительности не все из них уходят дальше декларирования тех или иных
идей, ценностей и позиций. Например, радикальная критика транснациональных кор-
пораций, как ни парадоксально, может быть присуща любителю брендовой одежды.
Несмотря на это, символическое или реальное отнесение себя к тому или иному жиз-
ненному стилю, выраженному в характерных культурных и потребительских практи-
ках, становится одним из центральных оснований для солидаризации или вражды и
является смыслообразующим для многих молодежных культур.
Примечания
1 В данном контексте я употребляю термины “анархизм” и “анархисты” в качестве
обобщающих категорий, сознавая, что это является неизбежным упрощением – российская
анархическая солидарность представляет собой мозаику позиций и стилей жизни, что делает
ее фрагментарной и исключает возможность существования единой и цельной системы,
характерной для идеологии анархизма.
2 К сожалению, формат данной статьи не позволяет представить развернутый глоссарий
всех используемых терминов. Поэтому хотелось бы отослать читателя к словарю понятий
DIY панк/хардкор-культуры, который можно найти в книге О. Аксютиной (Аксютина 2008:
331–335).
Д.А. Литвина. (Без)денежное потребление в среде... 59
3 DIY расшифровывается как “Do It Yourself” (“сделай это сам”) и предполагает самостоя-
тельную подготовку фестивалей и концертов, создание и запись музыки, распространение пе-
чатных материалов, CD-дисков и атрибутики (значки, футболки, мыло), что позволяет избежать
искажения идей и влияния цензуры, а также отказаться от посредничества и коммерциализации.
Источники и литература
Аксютина 2008 – Аксютина О. “Если я не могу танцевать, это не моя революция!”. DIY панк/
хардкор сцена в России. М.: Нота-Р, 2008.
Амон 1906 – Амон А. Соцiализмъ и анархiзмъ. Социологические этюды / Под ред. А. Боровой.
М.: К-во “Заратустра”, 1906.
Ариф 2011 – Ариф Э. “Хватит покупать! Всего и так навалом!”: пространства, свободные от
коммерциализации в среде российской молодежи // Бюллетень ЭСФорум. 2011. № 1 (22),
февраль. С. 5–9.
Арчаков 2010 – Арчаков М.К. К вопросу о появлении и деятельности леворадикальных
общественных организаций в России // Известия Саратовского ун-та. 2010. Т. 10. Сер.:
Социология. Политология. Вып. 1. С. 108–111.
Бессмертный 2009 – Бессмертный К.С. Анархистское движение в России [Электронный
ресурс] // Журнал “Самиздат”. 2009. URL: http://samlib.ru/k/k_s_b/anarhistskoedwizhe-
niewrossii.shtml.
Бодрийяр 2006 – Бодрийяр Ж. Общество потребления. Его мифы и структуры. М.: Республика;
Культурная революция, 2006.
Бренер, Шурц 2011 – Бренер А., Шурц Б. Что делать? 54 технологии сопротивления отношениям
власти в эпоху позднего капитализма. М.: Гилея, 1999.
Бригада любопытного Джорджа 2010 – Бригада любопытного Джорджа. Анархия в эпоху
динозавров. М.: Гилея, 2010.
Бурдье 2002 – Бурдье П. Формы капитала [Электронный ресурс] // Экономическая социология:
электронный журнал. 2002. Т. 3. № 5. C. 60–74. URL: http://ecsoc.hse.ru/data/670/586/1234/
ecsoc_t3_n5.pdf.
Бученков 2009 – Бученков Д.Е. Анархисты в России в конце XX в. М.: ЛИБРОКОМ, 2009.
Ванейгем 2005 – Ванейгем Р. Революция повседневной жизни. Трактат об умении жить для мо-
лодых поколений. М.: Гилея, 2005.
Гелдерлоос 2010 – Гелдерлоос П. Консенсус: принятие решений в свободном обществе // Сер.:
Современная радикальная теория и практика. СПб., 2010.
Дебор 2000 – Дебор Г. Общество спектакля. М.: Логос, 1999.
Зерзан 2005 – Зерзан Д. Агрокультура: демонический двигатель цивилизации [Электронный
ресурс] // Сайт Антона Шеховцова. 2005. URL: http://svonz.lenin.ru/articles/Zerzan-Agricul-
ture.html.
Зерзан 2007 – Зерзан Д. Первобытный человек будущего. М.: Гилея, 2007.
Катсификас 2002 – Катсификас Д. Ниспровержение политики. Европейские автономные со-
циальные движения и деколонизация повседневности / Реферативный перевод В. Ященко.
Волгоград, 2002.
Костерина, Шарифуллина 2004 – Костерина И., Шарифуллина Э. Метод участвующего наблю-
дения в изучении “скрытых” практик молодежных компаний // Полевая кухня: как провести
исследование / Под ред. Н. Гончаровой. Ульяновск: Симбирская книга, 2004.
Литвина, Омельченко 2013 – Литвина Д.А., Омельченко Е.Л. Риторика и повседневность инфор-
мального образования анархистов // Вопросы образования. 2013. № 2. С. 133–153.
О’Хара 2003 – О’Хара К. Философия панка. Больше чем шум! М.: Нота-Р, 2003.
Овруцкий 2011 – Овруцкий А.В. Морфология антиконсьюмеристских движений: источники, на-
правления, практики // Журнал социологии и социальной антропологии. 2011. Т. 14. № 5.
С. 89–98.
Омельченко, Сабирова 2011 – Омельченко Е., Сабирова Г. Молодежный вопрос: смена оптики.
От субкультур к солидарностям // Новые молодежные движения и солидарности России /
Под. ред. Е.Л. Омельченко, Г.А. Сабировой. Ульяновск: Изд-во Ульяновского гос. Ун-та,
2011. С. 5–20.
ПМА 2012 – Полевые материалы автора по международному европейскому проекту MYPLACE
(Memory, Youth, Political Legacy and Civic Engagement), 2012 г. (Информанты: Виктор,
60 Этнографическое обозрение № 1, 2014
24 года; Полина, 27 лет; Кирилл, 23 года; Толик, 24 года; Коля, 25 лет; Лена, 22 года; Олег,
26 лет; Стас, возраст неизв.).
Рябов 1996 – Рябов П.В. Проблема личности в философии классического анархизма: Дисс. ...
к.филос.н. Мос. пед. ун-т им. Ленина. М., 1996.
Рябов 2011 – Рябов П.В. Краткий очерк истории анархизма в XIX–XX вв. М.: Гилея, 2011.
Хиз, Поттер 2007 – Хиз Д, Поттер Э. Бунт на продажу. Как контркультура создает новую куль-
туру потребления. М.: Добрая книга, 2007.
Цветков 2003 – Цветков А. Без государства. Анархисты // Анархия. Антология современного
анархизма и левого радикализма. Т. 1: Без государства. Анархисты. М.: Ультра. Культура,
2003. С. 27–34.
Штомпка 2009 – Штомпка П. В фокусе внимания повседневная жизнь. Новый поворот в со-
циологии // Социологические исследования. 2009. № 8. C. 10.
Щепанская 2008 – Щепанская Т.Б. Антропология молодежного активизма // Молодежные дви-
жения и субкультуры Санкт-Петербурга / Ред. В.В. Костюшев. СПб., 1999. С. 262–302.
Эврич 2006 – Эврич П. Русские анархисты, 1905–1917. М.: Центрполиграф, 2006.
Ященко 2002 – Ященко В.Г. Либертарный бунт в эпоху постмодерна. Волгоград: Изд-во
Волгоград. гос. ун-та, 2002.
After Subculture... 2004 – After Subculture: Critical Studies in Contemporary Youth Culture / Ed. by
A. Bennett, K. Kahn-Harris. L.: Palgrave, 2004.
CrimethInc 2012 – CrimethInc. Работа: Капитализм. Экономика. Сопротивление. М.: Гилея,
2012.
el-Ojeili 2012 – el-Ojeili C. Anarchism as the Spirit of Contemporary Anti-Capitalism? A Critical Sur-
vey of Recent Debates [Electronic source] // Critical Sociology. 2012. URL: http://crs.sagepub.
com/content/early/2012/09/04/0896920512452023. P. 1–18.
Grossman 1996–1997 – Grossman P. Identity Crisis: The Dialectics of Rock, Punk, and Grunge //
Berkeley Journal of Sociology. 1996–1997. Vol. 41. Youth and Youth Culture. P. 24–25.
Hesmondhalgh 2005 – Hesmondhalgh D. Subcultures, Scenes or Tribes? None of the Above // Journal
of Youth Studies. 2005. Vol. 8. № 1. P. 21–40.
Muggleton 1998 – Muggleton D. The Post-subculturalist // The Clubcultures Reader. Readings in Pop-
ular Cultural Studies / Ed. by S. Redhead, D. Wynne, J. O’Connor. Oxford, Malden: Blackwell
Publishers, 1998. P. 183.
Portwood-Stacer 2012 – Portwood-Stacer L. Anti-consumption as tactical resistance: Anarchists, sub-
culture, and activist strategy // Journal of Consumer Culture. 2012. № 12 (1). P. 87–105.
Shaw, Newholm 2002 – Shaw D., Newholm T. Voluntary Simplicity and the Ethics of Consumption //
Psychology & Marketing. 2002. Vol. 19 (2). P. 167–185.
Straight Age 2013 – Straight Age. Episode 1. Anarchists [Видеозапись] / Реж. Д. Омельченко. СПб.:
Центр молодежных исследований, 2013. URL: http://www.youtube.com/watch?v=lxR_hR2_
YEY.
D.A. Litvina. (Non-)monetary Consumption in Anti-Capitalist Youth Milieu: An
Experience of Field Study of Anarchists
Keywords: anti-capitalist movements, anarchists, anti-consumerism, non-monetary
consumption, DIY (Do It Yourself), social capital
Practices of non-monetary consumption are directly related to the idea of anti-capitalist protest
which is increasingly gaining popularity among those who are involved in the subcultural/solidary mi-
lieu of anarchistically oriented activism. The article discusses the various techniques of resisting the
capitalist economic model practiced by anarchists. These practices, which are exclusive to the solidar-
ity members, shape an enclosed cultural space within which the relevance of money wanes while the
social capital attains the primary value.
