Content uploaded by David Gigauri
Author content
All content in this area was uploaded by David Gigauri on May 22, 2017
Content may be subject to copyright.
ПОЛИТОЛОГИЯ
- 83 -
УДК 303.022 + 321.01 + 323.2
Гигаури Давид Ираклиевич
аспирант кафедры теории и философии политики
Санкт-Петербургского государственного
университета
СИМВОЛИЧЕСКИЕ ИЗМЕРЕНИЯ
ПОЛИТИКИ ИДЕНТИЧНОСТИ
Аннотация:
В статье рассматривается политика идентично-
сти как символическая практика конструирования
социальной и политической реальности и как ин-
струмент символической политики. Отмечено, что
любое государство проводит политику идентично-
сти наряду с политикой памяти в попытках скон-
струировать единое политическое сообщество как
гражданскую нацию. Раскрывается сущность меха-
низмов политики идентичности и определены ее
символические измерения и используемый в ходе ее
проведения потенциал политического мифа и риту-
ала, воплощенный в такой форме коллективного
действия, как политический праздник.
Ключевые слова:
политика идентичности, символы в политике,
конструирование политической реальности, по-
литическая идентичность, политический миф,
политический ритуал, политический праздник,
символическая политика.
Gigauri David Iraklievich
PhD student,
Theory and Philosophy of Politics Department,
Saint-Petersburg State University
THE SYMBOLIC DIMENSIONS OF
THE IDENTITY POLITICS
Summary:
The article deals with the identity politics as a symbolic
practice of social and political reality designing and as
an instrument of symbolic politics. It is noted, that
every country carries out an identity politics, along with
a memory politics in an attempt to build a unified polit-
ical community as a civil nation. The author considers
the essence of the identity politics mechanisms and its
symbolic dimensions, as well as resources of the polit-
ical myth and ritual used in the identity politics and em-
bodied in such a form of collective action as a political
holiday.
Keywords:
identity politics, symbols in politics, designing of polit-
ical reality, political identity, political myth, political rit-
ual, political holiday, symbolic politics.
Политика идентичности как категория научного анализа и как категория публичной прак-
тики в последнее время привлекает все большее внимание отечественных и зарубежных ученых.
Оперирование понятием «идентичности» превратилось в основной и непременный топос соци-
альных и гуманитарных наук [1, с. 135]. В российском политологическом дискурсе данная тема-
тика особенно актуальна, о чем свидетельствует ряд отечественных работ и сборников, посвя-
щенных проблемам политической идентичности в условиях политической трансформации на
постсоветском пространстве [2; 3; 4]. Задача данного исследования – рассмотреть символиче-
ские аспекты политики идентичности и используемый в ходе ее проведения потенциал таких по-
литико-культурных форм, как миф и ритуал, которым, на наш взгляд, в современном научном
дискурсе уделяется недостаточное внимание.
Политическую идентичность воспринимают в качестве одной из основных доминант мас-
сового сознания, воплощающих в себе установки на определенное политическое поведение и
наделение социального мира смыслом и имеющих социальные и культурные основания [5, с. 68].
Многие исследователи, придерживающиеся конструктивистских стратегий изучения наци-
онализма, полагают, что политическая идентичность является объектом конструирования со сто-
роны политических элит и интеллектуалов, а не формируется сама по себе и не наследуется из
истории [6; 7]. Подобную деятельность по конструированию идентичности воплощает в себе так
называемая политика идентичности, которая репрезентирует значимые символы посредством
образовательной политики, государственных праздников, общественно-значимых повседневных
практик и т. д.
Отечественный исследователь идентичности И.Н. Тимофеев проводит разграничение
близких по смыслу понятий «политическая идентичность», «политическая идеология» и «поли-
тическое самосознание». Политическую идентичность от идеологии отличает прежде всего все-
общность распространения, она может охватывать множество политических акторов с различ-
ными идеологиями, поскольку несет в себе идею гражданственности независимо от тех или иных
партийных предпочтений. Однако как идентичность, так и идеология находят свое воплощение в
нормативной политической доктрине и могут быть выражены в доктринальных документах. С по-
литическим самосознанием идентичность объединяет идея осуществления функций легитима-
ции политического порядка, консолидации граждан, политической мобилизации и интеграции. Но
ТЕОРИЯ И ПРАКТИКА ОБЩЕСТВЕННОГО РАЗВИТИЯ (2015, № 15)
- 84 -
политическая идентичность в отличие от самосознания имеет «проектный» характер и подразу-
мевает связанную последовательность принципов, символов и интерпретаций [8, c. 52].
Как психологический феномен политическая идентичность является результатом самосо-
знания индивида, его самоидентификации на основании значимых и устойчивых социокультур-
ных критериев, отражающих включенность в социальное окружение и принадлежность к полити-
ческому сообществу, в котором артикулированы его интересы.
Исследователи подчеркивают, что разлад между нормативно закрепленной идентично-
стью и гражданским самосознанием может создавать угрозы стабильности государства, поэтому
политическая идентичность должна подкрепляться символическим оформлением и целенаправ-
ленной деятельностью по формированию массового политического сознания. Институты полити-
ческой социализации (школы, университеты, СМИ и т. д.) и призваны выполнять подобную функ-
цию [9, с. 158]. Однако весьма трудным представляется обнаружить «нормативно» закрепленную
идентичность, отраженную в массовом сознании. Декларируемые политические ценности и прин-
ципы государства, выраженные, например, в конституции, на деле могут отличаться от того, что
реально пропагандируется государством и транслируется символически посредством политики
идентичности.
Политическая идентичность существует за счет актов постоянного воспроизведения в раз-
нообразных процессах коммуникации. Этот сложный комплекс знаний, представлений, ценно-
стей и символов неизбежно становится объектом политического действия, предметом политиче-
ской борьбы, инструментом политического господства и символом политической власти. Как от-
мечает С.П. Поцелуев, в случае политической идентичности индивиды отождествляют себя с
событиями и группами, которые приобрели для них символическое значение. Поцелуев опира-
ется на творческую интенцию американского исследователя символической политики Мюррея
Эдельмана, согласно которой политика представляет собой «парад абстрактных символов» [10,
с. 8]. Политическая идентичность в полном смысле не совпадает с политической самоидентифи-
каций, а включает в себя множество различных идентификаций, связанных с политическими сим-
волами и мифами, зачастую выраженных в ритуалах [11, с. 109].
Политическая наука определяет политику идентичности прежде всего как процесс целена-
правленного конструирования идентичности в границах политического сообщества. Основными
механизмами политики идентичности при этом являются мифологизация, обозначение границ,
формирование позитивного образа сообщества как внутри, так и за его пределами, а также ри-
туализация истории. В контексте политики идентичности история выступает не только как наука,
но и как основа национальной и государственной идентичности, формулирующей коллективные
ценности, представления о добре и зле, «своих» и «чужих», т. е. история представляет собой
информационный и ценностный багаж текущей политики, в том числе и национальной политики.
Значимой составляющей политики идентичности выступают символические референции,
которые создаются и транслируются политическими элитами в ходе целенаправленного про-
цесса по конструированию политической реальности. Политика идентичности, в свою очередь,
является составляющей символической политики, поскольку она представляет собой борьбу за
символические ресурсы и является эффективным механизмом мобилизации участников обще-
ственных движений [12, с. 121].
Политика идентичности осуществляется государством и политическими элитами – это клю-
чевые субъекты, обладающие значимым символическим потенциалом и административными,
коммуникативными, информационными и прочими ресурсами [13, с. 14]. Однако в данном случае
речь идет о легитимации собственного положения со стороны элит (легитимирующая идентич-
ность, если воспользоваться типологией М. Кастельса) [14, с. 8], целью же политики идентично-
сти выступает создание и распространение новой или уже существующей идентичности, оправ-
дание действий со стороны власти и укрепление символических основ общества, тогда как про-
чие акторы политики идентичности (в противопоставление политике государства), такие как об-
щественные организации, протестные группы и движения, выдвигают притязания на обоснова-
ние своей собственной идентичности, вступают в символическую борьбу за признание особого
статуса и прав (идентичность сопротивления по Кастельсу).
Политические элиты выступают в качестве безусловного субъекта политики идентичности,
другое дело, что они гетерогенны и позиции разных групп отличаются в плане оценки политиче-
ской идентичности. Особая роль в политике идентичности также принадлежит интеллектуалам и
интеллектуальным сообществам. Политика идентичности, проводимая государством и элитами,
направлена на консолидацию общества, создание макрополитической идентичности, достиже-
ние внутреннего единства и интеграции в рамках существующей нации. Политика идентичности
обеспечивает стабильность и жизнеспособность современного государства. Инструментами та-
ПОЛИТОЛОГИЯ
- 85 -
кой политики, по мнению Малиновой, являются «официальный язык, школьные программы, тре-
бования, связанные с приобретением гражданства, национальные символы и праздники, пере-
именование топографических объектов и т. д.» [15, с. 91].
Ведущим мотивом проведения политики идентичности политическими элитами выступает
необходимость легитимации своих действий в политическом сообществе. Политика идентично-
сти использует информационный и коммуникативный ресурс, большая роль отводится СМИ, ко-
торые формируют необходимый для поддержки осуществляемой политики дискурс [16, с. 73].
Символические средства – особый ресурс, позволяющий конструировать единое сообще-
ство, легитимировать существующий порядок вещей и мобилизовать граждан на совместные
действия посредством формирования чувства общности и важных для всех политических задач.
К символическим измерениям политики идентичности по праву могут быть отнесены топонимика,
городские культурные ландшафты, городские памятники, государственные ритуалы, символы, –
словом, все то, что может быть наглядно воспринято гражданами в повседневной жизни, то, что
конструирует смыслы повседневности социального мира и воплощает политическую память со-
общества. Определенный тип репрезентации прошлого находит свое отражение в особых прак-
тиках коммеморации, а «общепринятые» представления о прошлом являются одной из главных
опор идентичности современных политических сообществ [17, с. 5].
Память в политике идентичности выступает как комплекс коммуникативных структур, син-
хронизирующих социальные ожидания (структурные образцы смыслового фокусирования соци-
альных ожиданий). Такой комплекс поддерживается символьным дизайном, создающим для
трансляции политики памяти «символический контейнер» социальной идентификации [18, с. 152,
158] или, другими словами, ряд символьных комплексов.
В ряду этих символьных комплексов находятся миф и ритуал, которые выступают важным
символическим компонентом политической идентичности, в связи с чем С.П. Поцелуев пишет:
«В современных обществах политический миф определяет рамочные условия восприятия и ин-
терпретации политической реальности, формулирует определенную политическую онтологию и
тем самым как бы ограждает политическое игровое пространство» [19, с. 130].
Миф конструирует политическую идентичность. Принимая на веру тот или иной миф, инди-
виды отождествляют себя с конкретной политической ролью и приобретают идентичность. Помимо
того, что политический миф вводит оппозицию «друг / враг», «мы / они», он создает когнитивную
основу политической идентичности, мировоззренческую картину для каждого, кто вовлечен в поли-
тическое сообщество: миф объясняет политическую реальность, эмоционально насыщает ее бла-
годаря персонализации политических сил и тенденций. Посредством мифа политическая действи-
тельность осмысляется в контексте исторической памяти, а человек становится идеологически
«дееспособным» в политической сфере». Политические мифы в виде образов поставляют нам не-
обходимый уровень политического знания о повседневности и формируют нашу идентичность.
Идентичности формируются, трансформируются и закрепляются благодаря политическим
ритуалам, которые являются символическим средством воспроизведения политических мифов
[20, с. 43]. Роль ритуалов в символической политике зависит от идеологических и культурных
функций политических мифов, которые по сравнению с мифами традиционных обществ, сво-
бодны от религиозного наполнения и обретают технологический потенциал.
Современная политика принимает эстетический, зрелищный характер. Известный амери-
канский историк Дж. Мосс говорит в связи с этим о возникновении «нового политического стиля»
[21, с. 7], в котором «любая политическая акция должна была трансформироваться в спектакль»
[22, с. 18]. Особую роль в ритуальном закреплении политического мифа и формировании иден-
тичности при помощи эстетических средств выполняет политический праздник. Праздник служит
средством воспроизводства политической идентичности. Как «нестабильные символы» [23] по-
литические праздники, по мнению В.Н. Ефремовой, являются одним из способов формирования
политической идентичности и конструирования единого сообщества. «Национальные (государ-
ственные) праздники являются… инструментом символической политики, стимулирующим соли-
дарность и побуждающим к определенным политическим действиям» [24, с. 308].
Связь символической политики и идентичности, осуществляемую посредством праздника,
отмечает и немецкий историк Я. Ассман: «Праздники и обряды в регулярности своего повторения
обеспечивают передачу и распространение знания, закрепляющего идентичность и тем самым
воспроизведение культурной идентичности» [25, с. 60].
Ефремова определяет праздник как «комплекс относительно стабильных и устойчивых во
времени, постоянно воспроизводящихся дискурсивных практик и политических взаимодействий
вокруг символического события или даты» [26, с. 53]. В качестве инструмента мотивации полити-
ческого поведения государственные праздники актуализируют потенциал политической симво-
ТЕОРИЯ И ПРАКТИКА ОБЩЕСТВЕННОГО РАЗВИТИЯ (2015, № 15)
- 86 -
лики. Результатом проводимой посредством праздников политики идентичности выступают кол-
лективные действия, которые вырабатываются в ходе идеологической и символической борьбы
за воспроизводство смыслов и значений.
Ефремова подчеркивает, что «смыслы, декларируемые государственными праздниками,
подразумеваются в качестве единственно возможных и законных. Вследствие чего праздники как
символические системы и собственно политическое действие, наделенное идеологическим со-
держанием, способны производить и навязывать представления о социальном мире. Однако не
следует забывать, что символическая политика происходит в публичной сфере и предполагает
конкуренцию смыслов» [27, с. 73].
Политический праздник актуализирует политические ценности, внедряет важнейшие эле-
менты культуры, такие как представления о совместном прошлом, символы, нравственные и
гражданские установки, в сознание граждан и воспроизводит определенный образ прошлого,
оправдывающий и легитимирующий политические основы современного режима [28, с. 145]. Как
коммуникативный феномен политический праздник создает необходимую элитам версию поли-
тической реальности и оперирует смыслами в символическом культурном контексте [29, с. 17].
Общность коллективных представлений через разделяемые ритуалы и символы способна
формировать чувство национальной сопричастности и обеспечивает интеграцию в единое поли-
тическое сообщество. Одним из таких представлений и выступают национальные праздники.
Проведенные на присоединенных к России территориях Крыма государственные праздники, по-
священные Дню Победы в Великой Отечественной войне, масштабный военно-морской парад в
Севастополе, который дважды в 2014 и 2015 гг. посещал президент, подтверждают важное сим-
волическое значение подобных мероприятий для политики идентичности, включения новых групп
населения в крупное политическое сообщество.
В условиях усиливающегося международного давления со стороны Запада на Россию в
связи с присоединением Крыма и конфликтом на Востоке Украины, возрастающих санкций эконо-
мического и политического характера, политическим элитам как никогда необходимо мобилизовать
ресурс поддержки в среде гражданского населения с целью оправдания собственных действий и
решений как внутри страны, так и за ее пределами, этим целям и служит политика идентичности.
Итак, мы установили, что политический миф и ритуал являются основой для проводимой
элитами политики идентичности, которая в свою очередь выступает важным инструментом сим-
волической политики. Через разделяемые совместно ритуалы и мифы массы обретают представ-
ление о едином сообществе, внутри которого они находятся, таким образом, формируется кол-
лективная идентичность. Процесс изобретения традиций (Э. Хобсбаум) всегда связан с ритуали-
зацией и формализацией, при этом новая традиция всегда связывается с прошлым, несмотря на
то что связь эта по большей части оказывается фиктивной. Политический праздник как символи-
ческая форма мифоритуального действия, являясь средством конструирования политической
реальности, воплощает в себе основные цели и задачи политики идентичности и является эф-
фективным механизмом работы с идентичностью, поскольку представляет собой визуальное
средство репрезентации образов власти в контексте символической политики, повторения и за-
крепления значимых для коллективной идентичности общества событий.
В заключение необходимо отметить, что конструирование, артикуляция и мобилизация
идентичностей были и остаются существенными аспектами политического процесса, которые
необходимо изучать, поскольку политика идентичности позволяет проанализировать механизмы
символической борьбы за смыслы и значения.
Ссылки:
1. Брубейкер Р., Купер Ф. За пределами «идентичности» // Мифы и заблуждения в изучении империи и национализма
М., 2010. 428 с.
2. Политическая идентичность и политика идентичности / отв. ред. И.С. Семененко. Т. 2. Идентичность и социально-
политические изменения в XXI веке. М., 2012. 471 с.
3. Постсоветская идентичность в политическом измерении: реалии, проблемы, перспективы : материалы Всероссий-
ской научно-практической интернет-конференции. Пермь, 2014. 128 с.
4. Малинова О.Ю. Конструирование смыслов: Исследование символической политики в современной России. М., 2013.
421 с.
5. Российская идентичность в социологическом измерении. Аналитический доклад. Ч. 1 // Полис. 2008. № 1. С. 67–90.
6. Андерсон Б. Воображаемые сообщества. Размышления об истоках и распространении национализма. М., 2001. 333 с.
7. Hobsbawm E. Inventing Traditions // The Invention of Tradition. Cambridge, 2002. 320 p.
8. Тимофеев И.Н. Российская политическая идентичность сквозь призму интерпретации истории // Вестник МГИМО.
2010. № 3. С. 51–59.
9. Вилков А.А. Идеологический фактор формирования российской политической идентичности // Идентичность как
предмет политического анализа : сб. ст. по итогам Всерос. науч.-теор. конф. (ИМЭМО РАН, 21–22 окт. 2010 г.). М.,
2011. 299 с.
10. Edelman M. The symbolic uses of politics. Urbana, 1964. 201 p.
ПОЛИТОЛОГИЯ
- 87 -
11. Поцелуев С.П. Символические средства политической идентичности. К анализу постсоветских случаев // Трансфор-
мация идентификационных структур в современной России. М., 2001. 220 с.
12. Здравомыслова Е. Политика идентичности правозащитной организации «Солдатские матери Санкт-Петербурга» //
Общественные движения в России: точки роста, камни преткновения. М., 2009. 224 с.
13. Цумарова Е.Ю. Политика идентичности: politics или policy? // Вестник Пермского университета. Политология. 2012.
№ 2. C. 5–16.
14. Castells M. The power of identity. Cambridge ; Mass., 1997. P. 8.
15. Малинова О.Ю. Символическая политика и конструирование макрополитической идентичности в постсоветской Рос-
сии // Полис. 2010. № 2. С. 90–105.
16. Шевцова И.К. Политика идентичности в политической повестке дня европейских регионов // Вестник ПГУ. Политоло-
гия. 2012. № 1 (17).
17. Малинова О.Ю. Актуальное прошлое: символическая политика властвующей элиты и дилеммы российской идентич-
ности. М., 2015. 207 с.
18. Завершинский К.Ф. 2012. Символические структуры политической памяти // Символическая политика. Вып. 1: Кон-
струирование представлений о прошлом как властный ресурс. М., 2012. 334 с.
19. Поцелуев С.П. Символические средства политической идентичности …
20. Поцелуев С.П. «Символическая политика»: к истории концепта // Символическая политика. Вып. 1: Конструирование
представлений о прошлом как властный ресурс. М., 2012. 334 с.
21. Mosse G.L. The Nationalization of the Masses: Political Symbolism and Mass Movements in Germany from the Napoleonic
Wars through the Third Reich. New York, 1975. 252 p.
22. Ibid. P. 18.
23. National day’s: constructing and mobilizing national identity / ed. by D. McCrone and G. McPherson. N.Y., 2009. 288 p.
24. Ефремова В.Н. Национальные праздники как «нестабильные символы» национальной идентичности // Символиче-
ская политика. Вып. 1: Конструирование представлений о прошлом как властный ресурс. М., 2012. 334 с.
25. Ассман Я. Культурная память: Письмо, память о прошлом и политическая идентичность в высоких культурах древ-
ности. М., 2004. 365 с.
26. Ефремова В.Н. Новые государственные праздники России и их осмысление в официальном политическом дис-
курсе // Вестник Пермского государственного университета. Серия «Политология». 2011. № 3 (15). С. 53–65.
27. Ефремова В.Н. Государственные праздники как инструменты символической политики: возможности теоретического
описания // Символическая политика. Вып. 2: Споры о прошлом как проектирование будущего. М., 2014. 382 с.
28. Сарайкина Д.Ю. Политический праздник как механизм интерпретации политической реальности // Вестник ТГУ. Фи-
лософия. Социология. Политология. 2011. № 3(15). С. 145–149.
29. Щербинин А.И. Коммуникативная природа политического праздника // Политический маркетинг. 2007. № 6. С. 5–20.