Sociocultural Meanings of Politics: New Logic of Interpretation and Religious References

Abstract

Extension of the theory of politics to include sociocultural meanings in its explanatory scheme reflects the current uncertainty of its theoretical and methodological foundations, politico-institutional references, political and ideological implications. Fluctuation of the contours of the "familiar world" corresponds to rising distrust in the existing institutions and actors, suggesting a crisis of their legitimacy and effectiveness. A qualitatively new nature of conflict in society, archaization of political ideologies and practices, transformation of the structures of social and power configurations indicate a change in the reference values of load-bearing structures of political life, reflexive schemes and ideological intentions. Redefinition of the standard linear epistemes and ideological discourses of modernity is accompanied by incorporation of socio-cultural referents and new references of modernity into the theoretical constructs. Religion ceases to be just a private affair of a particular person, and returns to the public space in various forms, reflecting the diversification and diversity of the semantic and practical presence in the theoretical schemes and political practices. Many political issues acquire social resonance only because they are given a religious meaning, whereas religious intentions are in demand primarily in the political space. The religious reference is perceived differently in the modern world, causing controversy and debate about the prospects for human development, actualizing new methodological and ideological constructions.

Full text

157
Полис. Политические исследования. 2016. № 1. C. 157-174
DOI: 10.17976/jpps/2016.01.11
СОЦИОКУЛЬТУРНЫЕ СМЫСЛЫ ПОЛИТИКИ:
НОВАЯ ЛОГИКА ИНТЕРПРЕТАЦИИ
И РЕЛИГИОЗНЫЕ РЕФЕРЕНЦИИ
М.М.Мчедлова
МЧЕДЛОВА Мария Мирановна, доктор политических наук, профессор, главный научный сотрудник
Института социологии РАН, профессор кафедры сравнительной политологии РУДН. Для связи
с автором: mchedlova@yandex.ru
Статья поступила в редакцию: 28.10.2015. Принята к печати: 11.11.2015
Аннотация. Расширение теории политики за счет включения в ее объяснительные
схемы социокультурных смыслов отражает современную неопределенность ее
теоретико-методологических оснований, политико-институциональных
референций, политических и идеологических импликаций. Зыбкость контуров
“знакомого мира” соответствует возрастанию недоверия к сложившимся
институциям и акторам, свидетельствуя о кризисе их легитимности и действенности.
Качественно новый характер конфликтности в обществе, архаизация политических
идеологий и практик, преобразование структур социальности и властных
конфигураций указывают на изменение референтных значений несущих
конструкций политического бытия, рефлексивных схем и идеологических
интенций. Переосмысление нормативных линейных эпистем и идеологических
дискурсов Модерна сопровождается инкорпорацией в теоретические построения
социокультурных референтов и новых референций современности. Религия перестает
быть только частным делом конкретного человека, она возвращается в публичное
пространство в различных формах, отражая диверсификацию и многоаспектность
смыслового и практического присутствия в теоретических схемах и политических
практиках. Многие политические проблемы приобретают социальный резонанс
только вследствие наделения их религиозными смыслами, тогда как религиозные
интенции становятся востребованными прежде всего в политическом пространстве.
Религиозная референция по-новому прочитывается в современном мире, вызывая
споры и дискуссии относительно перспектив развития человечества, актуализируя
новые методологические и идеологические построения.
Ключевые слова: политика; эпистемология; референция; разнообразие; религия;
демократия; идентичность; модернизация; изменения; социокультурные
факторы; социокультурные смыслы.
Общественные дискуссии, имеющие своим фокусом такую деликатную
сферу, как религия, свидетельствуют о сложном процессе поиска новых форм
взаимоотношения между светским и религиозным, между государством и ре-
лигиозными организациями, между традиционными смыслами и новыми
эпистемами современности. Социокультурная проблематика все настойчивее
манифестируется в теоретических построениях и инструментальной полити-
ке, порождая новые смыслы и новые ориентиры развития. Контуры “знако-
мого мира” становятся все более зыбкими и расплывчатыми. Интуитивное
схватывание качественной трансформации реальности, возвращение неполи-
тических смыслов в публичное пространство и неоднозначность социальных
и политических практик стимулируют более широкие теоретические обобще-
ния, связанные с включением социокультурных факторов в традиционную

158
Теоретическая политология
Polis. Political Studies. 2016. No. 1. P. 157-174
институциональную парадигму политологических исследований. В свете
этой парадигмальной трансформации политика становится шире системы
политических институтов, коррелируя с возрастающим общественным недо-
верием к сложившимся ранее институциям и акторам и диагностируя кризис
их легитимности и действенности. Такой подход к изучению современной
политики нередко становится лейтмотивом глобальных политических иссле-
довательских институционализированных проектов, являющихся основной
верификационной базой для теоретических построений1.
Можно также констатировать не только диффузию политической и непо-
литической сфер общества, но и изменения референций последних в сторону
политического. Происходящие изменения социальных институтов и их функ-
ций побуждают Ульриха Бека настаивать на размывании “бывшего некогда
четким разграничения познаваемого и непознаваемого, истины и лжи, добра
и зла. Единственная неделимая истина дробится на тысячи относительных
истин...” [Бек 2009: 19]. Такая ситуация видоизменяет иерархию традицион-
ных ценностных приоритетов, в том числе фиксировавшихся в политических
институтах и солидарностях: “В эпоху, когда теряется вера в Бога, класс, на-
цию, правительство... вдруг плавятся и изменяются константы и референции
политического мира, казавшиеся прежде незыблемыми” [Beck 2004: 92].
Данное положение подтверждается и включением в пул понятий, описыва-
ющих сферу политики, концепта “идентичность”. Одновременно поиск иден-
тичности становится в политическом пространстве равнозначным поиску
смыслов и путей создания новых социальных структур [Castells 1999; Identity,
Culture and Globalization 2001; Olivier 2009; Политическая идентичность...
2012]. Кризис политического участия, потеря структурирующей роли тради-
ционных политических и гражданских форм солидарностей и мобилизаций,
эрозия доверия к политическим формам организации общества и к полити-
ческим элитам предопределяют выход на первый план иных форм солидар-
ностей – социокультурных, прежде всего этнических и религиозных. Данные
универсальные тенденции, интегрированные включением социокультурной
компоненты в интерпретацию политической реальности и пониманием со-
циокультурного фактора как одного из атрибутивных2, не только заставляют
1 Прежде всего следует отметить мегапроект Всемирного исследования ценностей (WVS, http://www.
worldvaluessurvey.org, президент – РональдИнглхарт), представляющий глобальную сеть социологов,
координируемую центральным органом, Ассоциацией World Values Survey, деятельность которой на-
правленна на исследование основных ценностей и верований в 78 странах, включенных в контекст
социальных, политических и экономических трансформаций.
Другой исследовательский проект REDCo (Религия в образовании: вклад в диалог или фактор конфликта
в трансформирующихся сообществах европейских стран, координатор – профессор Вольфрам Вайсе,
Университет Гамбурга, Германия, http://www.redco.uni-hamburg.de/web/3480/ 3481/index.html) изучает
влияние религиозного фактора на социальные трансформации, то, как религии и ценности могут
воздействовать на атмосферу диалога или напряженности в Европе, как европейские граждане разных
религиозных, культурных и политических взглядов могут жить вместе и вступать в диалог на основе вза-
имного уважения и понимания. Еще один проект – Европейское Социальное исследование (2001, ESS,
http://www.europeansocialsurvey.org), наделенный в 2013г. статусом Европейской исследовательской ин-
фраструктуры (European Research Infrastructure, его координирует Лондонский городской университет), –
представляет собой академическое кросс-государственное исследование, направленное на измерение
установок, убеждений и моделей поведения различных групп населения более чем в тридцати странах.
2 Так, например, недоучет социокульт урного фактора, прежде всего влияния религии на поступки политиков
и рядовых граждан, признавала Мадлен Олбрайт в качестве одного из основных фактор ов неудач внешнепо-
литической стратегии США. Она настаивает на неразрывности связи политики и религии [Олбрайт 2007].

159
Полис. Политические исследования. 2016. № 1. C. 157-174
переосмысливать современную политику в иных категориях, но и актуали-
зируют новые методологические и идеологические концепты и дискурсы.
Очевидный провал многих глобализационных теорий, их интеллекту-
альное банкротство как дескриптивных и экспликативных идеологических
конструкций маркировал потребность поиска новой логики объяснения
политического процесса. “Социальные, политические, экономические му-
тации образуют новые понятийные конструкции, структура звеньев которых
в каждом отдельном случае вроде бы ясна, но общий смысл – темен, а меха-
низм действия нередко обескураживает” [Неклесса 2001: 34]. А идеология
и дискурс глобализации, онтологически обуславливающие ее существование
как социального факта, постепенно угасают, сталкиваясь c эскалацией на-
ционализма, этнического и религиозного фундаментализма, национальных
геополитик. Соглашусь с утверждением, что глобализация была “перепрода-
на” как минимум в трех смыслах: как описание социальной реальности, как
объяснение социальных изменений и как идеология социального прогресса,
в основании которой лежит европоцентристский демократический проект
[Stieglitz 2005]. Сегодня недостаточность описательного потенциала концеп-
ции глобализации, обусловленная идеологическими рамками линеарной
неолиберальной парадигмы, проявляется в невозможности интерпретации
новых форм конфликтности, в маркетизации основных смыслообразующих
референций и политических институтов, в противоречиях между навязан-
ным универсализмом и культурным многообразием.
Качественно новый характер конфликтности в обществе, архаизация
политических идеологий и практик, переустроение параметров социально-
сти и властных конфигураций указывают на изменение референциальных
значений несущих конструкций политического бытия, рефлексивных схем
и идеологических интенций. “Третья волна” демократизации принесла с со-
бой “собственные представления о мире, со своими собственными способами
использования времени, пространства, логики, причинности” [Тоффлер 1999:
34], однако и ее достижения начали подвергаться сомнению.
По мнению И.Валлерстайна, “мы должны признать специфический
характер произведенного Европой переустройства мира, ибо только в этом
случае мы сможем преодолеть его последствия и прийти к более универ-
салистской трактовке человеческих возможностей, к трактовке, в рамках
которой можно будет не уклоняться от решения сложной и противоречивой
проблемы соподчинения стремлений к истине и благу” [Валлерстайн 2004:
247]. Сходная мысль озвучена и в заявлении Ю.Хабермаса: “…западноевро-
пейский путь развития, специфический рационализм которого признавался
некогда моделью для всего остального мира, представляется сегодня ско-
рее исключением, чем правилом, то есть неким ‘девиантным маршрутом’”
[Хабермас 2008]. Дискуссии по поводу эффективности прямого заимствова-
ния западно европейского политического устроения имеют долгую историю,
но, в любом случае, понимание модернизации, прежде всего политической,
созвучно идеологиям и практикам проекта Модерна. Можно констатировать,
что идеология модернизации оказалась более устойчивой по сравнению
с ее философско-методологическим фундаментом, что свидетельствует о ее
адекватности ключевым императивам западной модели общества: идейная
направленность, и основанные на ней политические практики связаны с нор-

160
Теоретическая политология
Polis. Political Studies. 2016. No. 1. P. 157-174
мативными смыслами Просвещения, что предопределяет монологичность
классической концепции модернизации и основанных на ней политических
практик3.
Методологически востребованным становится признание неуниверсаль-
ности политических императивов и институтов, их пригодности в одинако-
вой мере для всех эпох и народов, поскольку одни и те же образцы в различ-
ных условиях дают различные результаты, порою прямо противоположные.
Эвристический потенциал концепции множественных Модернов (Multiple
Modenities) Ш.Эйзенштадта [Eisenstadt 2000; Eisenstadt 2001; Eisenstadt 2003] во
многом представляется определенным синтезом линеарных интенций и плю-
ралистической несводимости современности к единому основанию. Однако
налицо и актуализация ракурса интерпретации цивилизаций как субъектов
исторического и политического процесса, а также поиска особенностей ма-
нифестаций Больших традиций в современных социально-политических
трендах. В силу этого выход на авансцену мирового процесса социокультурных
идентичностей как приоритетных вследствие их наиболее четко определенной
устойчивости представляется закономерным ответом на постоянно видоизме-
няющуюся и структурно перестраивающуюся современность. Осуществление
институциональных преобразований демократического характера: обеспечение
разделения властей, выборные механизмы формирования власти, политиче-
ский и экономический плюрализм уже не представляются однозначно самодо-
статочными для модернизационных преобразований. Не менее важны такие
характеристики социума, как сложившиеся в процессе историко-политического
развития устойчивые модели идентификации, мышления и поведения властных
сообществ и массовых групп, как ценности, нормы и традиции, регулирующие
социально-политические взаимоотношения в обществе, сам характер полити-
ческого участия [Гаман-Голутвина 2008: 101-102].
Проблема построения универсальной теории содержит в себе внутреннее
противоречие. С одной стороны, “…универсальность выглядит ныне все более
ограниченной на фоне рождения новой исторической формации науки, которая,
впрочем, при всей своей новизне не может отказаться от многих универсалий, вы-
работанных в ‘науке Запада’ за последние столетия” [Чешков 2005: 199]. С другой –
плюрализация действительности [Кирабаев 2010: 12] и ее гуманитарная рефлексия
побуждают к поиску новых операциональных схем познания и наполнению старых
понятий новыми смыслами и значениями, объясняющими качественно новое со-
стояние социальной реальности. В данном ряду стоит и предлагаемая М.Хардтом
и А.Негри концепция “множества”, применяемая как для объяснения реальности,
так и для анализа политической онтологии и феноменологии современности.
Множество представляет собой внутренне разнообразный, сложный социальный
субъект, строение и деятельность которого базируется не на идентичности или
3 Во многом монологизм политических стратегий Просвещения – стратегий цивилизации, секу-
ляризации, модернизации, либерализации и др. объясняется тем, что их философия покоится на
рациональных основаниях Абсолюта: Права вообще, Разума вообще и проч. Абсолют в политическом
контексте означает неразменность, несменяемость на вершине иерархии ценностей независимо от
смены ситуаций. В русле данной логики находится и концепция С.Хантингтона о волнах демокра-
тизации. Волна демократизации – это группа переходов от недемократических режимов к демокра-
тическим, происходящих в определенный период времени, при условии, что их число в этот период
значительно превосходит число переходов в обратном направлении. В рамках такой волны обычно
рассматривают также и либерализацию или частичную демократизацию в тех политических системах,
которые не становятся полностью демократическими [Хантингтон 2003].

161
Полис. Политические исследования. 2016. № 1. C. 157-174
единстве (и тем более на отсутствии различий), а на том, что есть общего между
его элементами: “множество – это плюральность, не поддающаяся упрощению;
единичные социальные различия, присущие множеству, всегда должны находить
свое выражение и не должны нивелироваться до состояния одинаковости, един-
ства, общей идентичности или нейтральности” [Хардт, Негри 2006: 135]. Данный
подход к политической реальности позволяет исследователям сделать вывод об
имманентно присущей множеству демократичности. Однако механизмом взаимо-
отношений и взаимодействий между множественными акторами социально-по-
литического процесса является война как в онтологическом смысле (по Т.Гоббсу),
так и в прагматических смыслах гражданской войны4. Соответственно, референция
демократии, как неотъемлемое и единственно возможное условие мира и стабиль-
ности, все более подвергается сомнению: современность опровергает аксиому
“кантовского вечного мира”, согласно которой демократические государства не
воюют друг с другом.
Проблема “ухода” универсальности из мышления, теоретических постро-
ений и объяснительных схем пересекается с элиминацией универсальных
идеологий из политического процесса. С одной стороны, это уход идеологий
как таковых из политического пространства в качестве сознательного самораз-
вития политики, смыслообразующего и структурирующего политику вектора,
особенно в том ее понимании, которое предполагает рассмотрение ее как
совокупности рационально выработанных идей [Соловьев 2001]. С другой
стороны, “…мы находимся сегодня в конце ‘идеологизированной’ истории,
в конце той эпохи, на протяжении которой массам казалось, что они могут
воплотить ту или иную глобальную идею. Поиск всеобъемлющей социологи-
ческой парадигмы давно ушел в прошлое, а стремление к ‘цивилизованности’
и ‘демократии’ не заменяет и не заменит идей того масштаба, о которых писали
Георг Гегель и Карл Маркс, – идей, которые люди пытались воплотить в жизнь
на протяжении целых столетий” [Белл 2010:14]. Не случайны в данном контек-
сте востребованность и актуализация религиозных смыслов, легитимирующих
политические практики и оформляющих внятную систему идей и ценностей,
способную выполнять функции политической солидаризации и мобилизации5.
Умение своевременно и адекватно реагировать на новые реалии, действен-
ность критерия фальсифицируемости обеспечивает эффективность гумани-
тарного знания. Востребованность его эвристического потенциала в эпоху
качественных трансформаций социального для объяснения и интерпретации
возникающих явлений и процессов очевидна, однако сама суть гуманитар-
ной интерпретации осложняет в данной ситуации познавательные процедуры.
Имманентная апостериорность гуманитарного знания (поскольку “именно с по-
4 Данный концептуальный посыл применим к объяснению такого явления современности, как полити-
ческая стратегия религиозного экстремизма, отражающего существующие противоречия современного
мира и вплетенного в канву становящегося нового миропорядка. Исходя из подобного посыла, следует
констатировать, что акцент на преодоление религиозного экстремизма политико-правовыми, соци-
ально-экономическими или идейно-духовными средствами должен дополняться поиском более общих
стратегий, исходя из осознания существа грядущего мира. В ряду таких альтернативных стратегий нахо-
дится межцивилизационный диалог, облекаемый в различные формы, но основанный на презумпции
политической субъектности цивилизационных и социокультурных образований в современном мире.
5 См.: Эксперты рассказали, как молодежь вступает в ИГ, чтобы уйти от проблем. 2015. –
РИА-Новости. Доступ: http://ria.ru/religion/20150624/1085150752.html (проверено 10.11.2015). Уход
молодежи в “Исламское государство” – уже не только кавказская проблема. 2015. – Информационное
агентство “REGNUM”. Доступ: http://www.regnum.ru/news/polit/1935906.html (проверено 10.11.2015)

162
Теоретическая политология
Polis. Political Studies. 2016. No. 1. P. 157-174
мощью апостериорного познания могут быть осознаны реальные взаимосвязи”
[Лукач 1991: 371]) в условиях стремительно меняющейся современности обуслав-
ливает ускоренное “старение” традиционно-действенных понятийных массивов,
а также смещение локуса исследований в сторону сиюминутных интерпретаций.
Данное противоречие проблематизирует инструментальность рационального
знания, что дает основание сравнить современное знание с “чердаком тетуш-
ки Эмили”, набитым устаревшими фактами, идеями, теориями и образами.
“…Базы данных оказываются устаревшими уже в тот момент, когда мы закан-
чиваем их комплектование” [Тоффлер, Тоффлер 2008: 167]. Такая ситуация
подвергает сомнению и традиционный инструментарий научного познания,
долгое время бывший эвристически оправданным. Поскольку основным
инструментарием является понятийный аппарат, то ключевой проблемой
представляется видоизменение основополагающих политических катего-
рий, прежде всего универсалий6, а также предметных полей и референций
понятий, задающих смыслообразующие познавательные координаты. Четко
звучащий вопрос: “Как возможно употребление традиционных понятий?”, – во
многом определяет направленность научного поиска и выработку конкретной
политики, способной учитывать современные реалии.
Одновременно “апостериорность познавательной позиции прокладывает
себе путь социально опосредованным образом… При этом немаловажную
роль играют идеологические мотивы… понятые как средство осознания
и разрешения конфликтов” [Лукач 1991: 371-372]. Данное обстоятельство
порождает ситуацию, когда конкуренция различных политических субъектов
и распространяемых ими идеологических и политических практик приводит
к созданию наиболее удовлетворяющих их запросам “историй”. Именно
этим объясняется “сегодняшнее сосуществование множества ‘историй’ –
и, по утверждению Поппера, среди них нет ни одной настоящей” [Нефедов
2011: 17], а также наблюдаемая коррозия функций и эффективности анало-
гий как одного из ключевых мыслительных инструментов теории познания,
даже в предположении достаточной меры осторожности. Исторические
аналогии как способ легитимации политических действий и идеологических
конструкций политических субъектов различного уровня – от государства
до небольших групп субъектов целеполагания, не срабатывают, продуцируя
в дискурсивном пространстве спекулятивный характер идейного контекста.
Эпистемология, в том числе политическая, центрируется на проблеме
критериев истинности, смещение которых представляется трендом совре-
менной рефлексии. Этот посыл пересекается с изменениями требований
к достоверности знания и выдвигаемых на его основе интерпретаций, гипо-
тез, теорий и представляется особенно интересным и значимым. Речь идет
о все большем смещении от традиционных критериев в сторону экспертных
оценок, которые во многом определяют истинность и достоверность знания.
Доверие к экспертным мнениям становится первостепенным по важности
условием достоверности знаний, особенно имеющих глобальные координаты
6 В рамках историко-философской традиции проблема универсалий связывает в единый семантиче-
ский узел фундаментальные философские проблемы, такие как проблема соотношения единичного
и общего, абстрактного и конкретного, взаимосвязи денотата понятия c его десигнатом, онтологиче-
ского статуса идеального конструкта. Понятие универсалии применимо к социально-политическим
категориям, таким как пространство, время, власть, государство, суверенитет, демократия, идентич-
ность, религия, культура и т.д.

163
Полис. Политические исследования. 2016. № 1. C. 157-174
анализа, выводов и прогнозов. Например, заявления религиозных лидеров во
многом воспринимаются как образец истины, следствием чего является выбор
определенной политической стратегии и даже вектора массовых настроений
и приоритетных установок массового сознания. В меньшей степени тому же
способствуют и экспертные оценки, конструирующие и объясняющие кар-
тину мира и смыслозначимые координаты политической реальности.
Еще одним фиксируемым сдвигом в критериях истинности представляется
акцентирование прогностических свойств, причем прогнозы, либо озвучиваемые
экспертами, рейтинговыми агентствами, либо основанные на определенных кон-
цептуальных подходах социально-политического развития или математических мо-
делях [Ахременко 2012; Ахременко, Петров 2014], представляются равнозначными
[Пантин, Лапкин 2014]. Рейтинги используются и как инструменты политического
влияния, легитимируя желаемые политические цели своим статусом критерия
истинности. Кризис методологических и познавательных парадигм, в совокупно-
сти с фундаментальным противоречием современного глобального мира между
формирующимся “обществом знания” (М.Кастельс) и потерей им сциентистского
характера, девальвирует как научный инструментарий, долгое время бывший эв-
ристически оправданным, так и традиционные критерии истинности.
Размывание линеарного и нормативного смыслового поля гуманитарных кон-
цептов свидетельствует о нелинейности их референтов, тогда как интерпретации
последних имеют широкую вариативную шкалу, на крайних полюсах которой
находятся традиционное понимание и требования современности, определившие
включение в концептуальное поле философско-политических конструкций соци-
окультурных и цивилизационных параметров. Среди возможных новых парадигм
ключевой представляется склоняющаяся от рационально-линейного понимания
прогресса в сторону усложнения и диверсификации. Не стоит сбрасывать со сче-
тов и актуализацию нравственного императива, основанного на традиционных
ценностных системах и артикулируемого религиозными организациями.
В рамках этих усложняющихся стратегий зафиксируем поворот в понимании
тренда модернизации в сторону нелинейности: ее перспективы теряют свою
однозначную нормативность, обнаруживая широкий спектр возможностей
от замещения традиционных ценностей современными до сохранения и даже
акцентирования роли традиционализма и традиционных систем ценностей
в стабилизации политических систем [Инглхарт 2010: 172]. При этом мы можем
наблюдать исчерпание познавательно-интерпретативного потенциала тради-
ционных теорий секуляризации, предполагающих неминуемую элиминацию
религии из всех структур социально-политического и реализацию просве-
щенческих императивов рационализации и модернизации. Напротив, такие
понятия, как идентичность, культурная самобытность, менталитет, традиция,
входящие в пул цивилизационного подхода, во многом становятся каркасом
изучения современной социально-политической и исторической реальности.
Мы наблюдаем интенсивную инкорпорацию в концептуальные схемы по-
литической науки социокультурного и цивилизационных ракурсов; все более
внятным становится тезис: “культура имеет значение” [Культура имеет значе-
ние… 2002], а цивилизационная специфика различных типов обществ все бо-
лее отчетливо предстает нашему взгляду при анализе политических процессов
в обществе. Исследования культурных, религиозных и ценностных оснований
процессов политической модернизации и социальной трансформации форми-

164
Теоретическая политология
Polis. Political Studies. 2016. No. 1. P. 157-174
руют методологическую базу анализа современного социально-политического
развития [Хантингтон 2004; Многоликая глобализация… 2004 и др.]. Религиозная
составляющая как наиболее устойчивая часть цивилизационной идентичности
все чаще рассматривается в качестве основания геополитических диспозиций7.
Наглядно фиксируемые тенденции политизации религии и конфессионализации
политики стимулируют теоретические поиски выхода за традиционные эписте-
мологические рамки рассмотрения соотношения религии и общества, религии
и политики, формируют новое предметное поле исследовательской проблема-
тики.
Религия перестает быть только частным делом конкретного человека, она
возвращается в публичное пространство. Формы этого возвращения различны.
От конструктивных, связанных с благотворительностью и социальным служе-
нием – до религиозного экстремизма, от возрождения традиции нравственного
авторитета религии и ее организаций – до повышения роли последних в каче-
стве субъектов политического целеполагания. При этом для соответствующей
научной рефлексии характерна широчайшая вариативность теоретических
интерпретаций: от алармистских подходов и предостережений об опасности
клерикализации – до абсолютизации требования учитывать религиозные раз-
личия не только в частной, но и в политической, гражданской, правовой и со-
циально-экономической сферах. Религиозная референция сегодня отражает
одновременно традицию и современность, глобальное и локальное, вызывает
споры и дискуссии относительно перспектив развития человечества. С одной
стороны, можно зафиксировать тренд переосмысления традиционных модер-
нистских концепций, с другой – напряженный поиск объяснения качественно
новых реалий, в которых совмещаются архаизация политики и обретение ею
современных черт. Примечательно, что первые теоретические попытки осмыс-
ления глобализации были предприняты именно в исследованиях, связанных
с религиозной проблематикой. Р.Робертсон и Дж.Чирико были, возможно,
первыми, кто в 1985г. включил понятие глобализации в академический оборот,
и это произошло в статье о религии [Robertson, Chirico 1985]. Можно согласить-
ся с их мнением, что именно религии принадлежала сама идея глобального,
и поэтому именно внутри религий проблематика соотношения универсализма
и партикуляризма отражается наиболее ярко. В некотором смысле само понятие
“глобализации” имеет религиозный, или точнее, квазирелигиозный подтекст.
Возможности религии как эффективного инструмента регуляции глобальных
тенденций и политических трансформаций также находятся в фокусе новой
логики познания и интерпретации современного мира.
Религия живет, “религиозное” эволюционирует, а секуляризация
в социально-политической сфере в своих крайних формах сопровождается
прямо противоположными тенденциями (например, требованиями предо-
ставления возможностей соблюдения религиозных предписаний в публичной
сфере). Социологические исследования показывают, что нет прямой корре-
ляции между религиозностью населения и принципом светскости, уровень
религиозности населения не зависит от конституционного закрепления этого
принципа [Российское общество и вызовы времени… 2015: 168-174].
7 Однако, например, А.Анвар и К.Чивер оспаривают тезис С.Хантингтона, сводящего основания
идентичности к религиозной составляющей. По их мнению, “религия – лишь часть проблемы, a не
ее решение” [Anwar, Chivers 2008].

165
Полис. Политические исследования. 2016. № 1. C. 157-174
Можно обозначить целый ряд парадигм, предлагающих разрешение
внутреннего противоречия между религиозным и светским в политической
сфере. Это и алармистские проекты, мотивированные фундаменталистски-
ми вызовами. Это и диалоговые стратегии. Это и гражданский, несколь-
ко утопичный, новый космополитизм, основанный на ценностях Другого
и Инаковости. Это, наконец, идеи постсекулярного общества и глокально
организованного мира. Все эти идеи, проекты и парадигмальные конструкты
пытаются выстроить объяснительную модель многообразного присутствия
религиозного в социальной ткани и публичном пространстве. Они пытаются
инкорпорировать религиозные основания, – в том числе в “превращенном
виде”, в формах коллективной идентичности в сопряжении с элиминацией
традиционных политических солидарностей. Включить их – в качестве од-
ного из системообразующих элементов цивилизационной матрицы – и как
устойчивую часть традиции, и как социально-политический институт, и как
действующего надгосударственного участника международных отношений,
неотъемлемую составляющую “мягкой силы”8. Такая инкорпорация позво-
ляет использовать всю совокупность присущих религии и Церкви инструмен-
тов – от Вероучения до политических стратегий межрелигиозного диалога
и эстетики, поскольку религиозные организации сегодня действуют поверх
политических границ, могут способствовать налаживанию взаимопонимания
между странами, когда политикам сложно договориться друг с другом.
Поскольку новые религиозные смыслы современности диверсифицированы
и проникают в области, ранее для них несвойственные, тем самым расширя-
ются возможности продвижения новых форм социальности, переосмысления
мира политического. Религиозная и конфессиональная окрашенность ста-
новится маркером политических событий, сопряжение религии и политики
по-новому структурирует поведение, образ мысли и способы рефлексии [Norris,
Inglehart 2004]. Увеличение количества религиозных движений, отстаивающих
социально-политические интересы, участие религиозных лидеров в мероприя-
тиях светского характера и восприятие религиозного авторитета как критерия
истинности ведет к тому, что религия приобретает все больший вес в публич-
ном пространстве и играет все большую роль в формировании общественного
мнения. Так, например, согласно рейтингу журнала Forbes, Папа Франциск
занимает два года подряд (2014, 2015гг.) четвертое место в списке самых влия-
тельных людей мира, после президента России и лидеров США, ФРГ и КНР9.
При этом закономерно усиливается значение религиозной и конфессиональной
идентичности в вопросах политической мобилизации и политического участия.
Одним из основных векторов теоретических исследований взаимоотноше-
ний религии и политики является судьба традиционных теорий секуляризации.
Сложившаяся модернизационая парадигма исследования воздействия религи-
озного фактора на общество и политику, настаивавшая на том, что постепенно
8 Эту миссию выполняет, в частности, Представительство Русской Православной Церкви при Совете
Европы в Страсбурге. О ракурсах деятельности Русской Православной Церкви на международной
арене см.: Официальный сайт Представительства РПЦ в Страсбурге. Доступ: http://www.strasbourg-
reor.org (проверено 10.11.2015); см.также Официальный сайт Отдела внешних церковных связей РПЦ.
Доступ: http://www.mospat.ru (проверено 10.11.2015).
9 Самые влиятельные люди мира – 2014: рейтинг Forbes. 2014. – FORBES. Доступ: http://www.forbes.ru/
rating-photogallery/272505-samye-vliyatelnye-lyudi-mira-2014-reiting-forbes/photo/1 (проверено 10.11.2015).
См. также: Топ 10. Самые влиятельные люди мира – 2015: рейтинг Forbes. 2015. – ТОП10а.ru. Доступ:
http://top10a.ru/top-10-samye-vliyatelnye-lyudi-mira-2015-rejting-forbes.html (проверено 10.11.2015).

166
Теоретическая политология
Polis. Political Studies. 2016. No. 1. P. 157-174
“религиозное мышление, практика и религиозные институты утрачивают
свое значение” [Wilson 1966: 14], перестает удовлетворяет эпистемологиче-
ским запросам, усиливая противоречия между политическим метанарративом
Модерна и плюрализмом современности. Даже такой сторонник теории секу-
ляризации, как П.Бергер, признает, что “если ранее мы говорили o процессе
секуляризации и утрате иллюзий социума как тенденции долговременной
и неизбежной, то сейчас ей на смену приходит тенденция десекуляризации, ос-
нованная, в частности, на переоценке социальной значимости религии” [Berger
2001: 43]. Возрождающаяся роль религии представляется в ряде случаев весьма
конструктивной, способной актуализировать, дополнить и в дальнейшем раз-
вить многие ставшие неэффективными светские концепции общественного
развития [Лебедев 2007: 35]. Ю.Хабермас указывает на существование трех
взаимопересекающихся феноменов, создающих впечатление повсеместного
“возрождения религии”: это “…(a) миссионерская экспансия, (b) фундамента-
листская радикализация и (c) политическая инструментализация присущего ре-
лигиям потенциала насилия” [Хабермас 2008]. Религия как таковая становится
все более важным измерением политических сообществ и значимым источни-
ком ценностных установок для людей. Она может играть определяющую роль
в формировании позитивного отношения к другим культурам, религиям и сти-
лям жизни, способствуя построению гармоничных отношений между ними,
что фиксируется в институционализированных международных документах10.
Конфессиональная идентичность может выступать и как необходимое ус-
ловие гармонизации социальной системы, и как фактор ее дестабилизации11.
“Религия включается в ‘глобальный порядок’ не столько как некий институт,
анклав, община, сколько как некий ‘жанр коллективной или индивидуальной
идентичности’” [Robertson, Chirico 1985: 224]. Новое прочтение религиозного
фактора как идентификационного параметра, его новые смыслы фиксируют-
ся прежде всего социологическими исследованиями12, отражающими поли-
тические контексты и формирующими предметное поле для политических
исследований, и шире, для концептуального осмысления новых референци-
альных значений религиозного фактора.
Идентификационая референция религиозного фактора и новые казусы
противоречий между религиозным и светским акцентировали необходимость
выработки новых политико-правовых форм сопряжения разнородности.
Вместе с тем, сами эти противоречия свидетельствуют о переходе в поле ре-
альной общественной и политической жизни, об их превращении в реальные
внешне- и внутриполитические угрозы социальной стабильности13.
10 Альянс цивилизаций: Из Доклада Группы высокого уровня 13 ноября 2006 г. – ЮНЕСКО. Доступ:
http://www.unaoc.org/repository/HLG_report_RU.pdf (проверено 10.11.2015)
11 Зачастую конфликт между конфессиональными идентичностями в рамках одного религиозного
течения становится основным маркером политических конфликтов. Ярким примером служит дея-
тельность запрещенной в РФ ИГИЛ (ДАИШ) на Ближнем Востоке.
12 Социологические опросы неизменно фиксируют заметно меньшее число верующих в Бога по
сравнению с общим числом приверженцев тех или иных конфессий, а также повышение уровня
доверия к Церкви как институту. По проблематике политического аспекта религиозной идентично-
сти в российском интеллектуальном пространстве см.напр.: [Россия в Европе… 2009; Российская
повседневность... 2009; О чем мечтают... 2013; Российское общество… 2015].
13 Подтверждением являются драматические события в Сирии, Нигерии, Ливии, Франции, резонанс-
ные общественные дискуссии и перформансы в России.

167
Полис. Политические исследования. 2016. № 1. C. 157-174
Основные онтологические противоречия современности между моралью
и правом, свободой и справедливостью, способы разрешения которых являются
предметом дискуссий, порождают многочисленные попытки поиска идеологи-
ческих и социальных альтернатив Модерну, преодоления порождаемых им соци-
альной несправедливости и неравенства. Трагическим примером исламистского
политического ответа является деятельность запрещенной в РФ организации
ИГИЛ (ДАИШ), чуждой по своей идеологии и практике и Западу, и тради-
ционным культурам Ближнего Востока. В определенной мере эту откровенно
террористическую организацию можно назвать феноменом мира постмодерна,
несмотря на явно демонстрируемую ею тенденцию к архаизации политики.
Ключевой проблемой и точкой пересечения основных теоретических
и мировоззренческих дискуссий является политико-правовой принцип свет-
скости, заложенный в политический метанарратив современности, структу-
рирующий государственно-конфессиональные отношения и определяющий
во многом саму сущность взаимоотношений между церковью, обществом
и государством. Не случайно все чаще речь идет о “кризисе светскости”,
“истощении светских идеологий”, “реванше” религий, “религиозном воз-
рождении”. Актуален вопрос о пересмотре пределов применимости этого
принципа – является ли он не подлежащим пересмотру или же сегодня воз-
никают новые точки пересечения религиозного и светского, формируются
новые политические и юридические формы их взаимоотношений. Не менее
актуальным является вопрос об императивности института свободы совести.
Среди всего конгломерата интерпретаций наиболее пессимистичные оценки
сводятся к утверждению, что светский проект потерпел решающее пораже-
ние, утратив монополию на описание реальности. Одновременно чудовищ-
ные теракты ноября 2015г. и деятельность исламистов на Ближнем Востоке
стали катализатором напряженного обсуждения пределов демократических
ценностных рамок политического развития и переосмысления ценностных
контекстов индивидуального и коллективного бытия в политике.
Не случайно потребность в диалоге между различными религиозными
и культурными группами как стратегия оформления разнообразия в рамках
определенных политических императивов представляет собой один из самых
серьезных вызовов, с которым сталкивается современная демократия, являю-
щаяся едва ли не основной несущей конструкцией политического метанарра-
тива Модерна. Демократизация как синоним политической модернизации, еще
недавно представлявшаяся глобальной по охвату и универсальной по влиянию,
сегодня заключает в себе серьезную проблему. Ее значение в современном мире
нуждается в переосмыслении, равно как и вся иерархия конституирующих
институтов социально-политического устроения. Проблематика дискуссий
о демократии [см.напр. Политические изменения… 2014; Демократия и мо-
дернизация… 2010; Globalization Theory... 2007; Rosanvallon 2006] варьируется
в широком диапазоне – от идеала и определенного “finalité politique” до призна-
ния демократии “пустым понятием” [Bernardi 1999: 13]. Парадигма постмодерна
[Canet, Duchastel 2003: 101] относит демократию к разряду кочующих в обще-
ственном дискурсе глобальных спекулятивных категорий мировой политики,
участвующих в формировании геополитического капитала западной культуры.
Одним из аргументов против нормативности демократии являются “мо-
ральные искажения”, включающие в себя все злоупотребления свободой, ко-

168
Теоретическая политология
Polis. Political Studies. 2016. No. 1. P. 157-174
торые облегчаются гарантированностью гражданских свобод, разграничением
государственной и частной сфер и принципом политической правомерности
всех мнений и всех вкусов [Бешлер 1999]. С другой стороны, конец прежней
социальной организации с ее идеологическими императивами и весьма четкой
организованностью дал почву для пробуждения в обществе низших жизненных
паттернов, способствовал новому социальному структурированию с преоблада-
нием малых групп, отстраняющихся от усилий к осуществлению политической
власти [Мафессоли 1991: 274-284]. Как следствие, конец “знакомого мира”
вызвал кризис традиционно действенных политических практик, устоявшихся
теоретических парадигм, доминирующих идеологических дискурсов и проек-
тов, во многом вписывавших в классический сценарий Модерна.
В частности, в представлениях россиян о свободах и правах человека, а также об
основных характеристиках демократического общества за последние 17лет прои-
зошла существенная трансформация14. Если в 1998г. о свободе вероисповедания
как о необходимом атрибуте общественной жизни говорили 24% опрошенных, то
сегодня на необходимости данной свободы настаивает лишь 14%. В 1998г. свобода
печати была абсолютной характеристикой демократического общества для 48%
россиян, в 2015 г. этот показатель упал практически в 2 раза (только 26%). Однако
если о равенстве всех граждан перед законом в 1998г. говорили 54% россиян,
то сегодня уже 70%. Иными словами, произошла трансформация значимости
прав и свобод человека; казалось бы неоспоримые демократические институции
потеряли практически половину своей значимости (аналогичная тенденция про-
слеживается и по другим показателям), а приоритет равенства всех перед законом
стал основным мотивом целеполагания. При этом на равенстве всех перед зако-
ном приверженцы традиционных конфессий настаивают даже чаще, чем атеисты
и верующие вне конфессий. Это может свидетельствовать либо о достаточно
спокойном мировоззренческом климате и институциональной реализованности
данного принципа в глазах россиян, либо о незначимости данного атрибута в срав-
нении с институциональным выражением социальной справедливости равенства.
Вопрос об одновременном обеспечении свободы печати и свободы вероиспове-
дания начинает играть новыми гранями в контексте публичных посягательств на
символы религиозной веры, оскорблений чувств верующих. 85% опрошенных
россиян (в том числе 87%православных, 91%мусульман, 68%атеистов) считают,
что не может быть оправдания оскорблению чувств верующих. Оскорбление
религиозных чувств относится к числу наиболее осуждаемых поступков, выходя
по уровню неприятия на третье место – у православных после употребления нар-
котиков и жестокого обращения с животными, у мусульман – после однополых
браков и гомосексуализма. Если обратиться к драматическому случаю в январе
2015г. в Париже, то по данным исследовательской службы “Левада-Центра”15,
россияне осуждают нападение на редакцию Charlie Hebdo в Париже, но главной
его причиной 59% из них считают публикацию “провокационных” карикатур на
пророка Мухаммеда, оскорбляющих чувства верующих, подрывающих духовно-
нравственные основания общества и личности.
14 Здесь и далее приведены данные общероссийского репрезентативного исследования ИС РАН
“Динамика социальной трансформации современной России в социально-экономическом, полити-
ческом, социокультурном и этнорелигиозном контекстах” (N=4000), проведенного в апреле 2015г.
(проект РНФ №14-28-00218). Подробнее см.: [Российское общество… Книга вторая 2015].
15 Мы не Шарли. 29.01.2015. – ЛЕВАДА-ЦЕНТР. Аналитический центр Юрия Левады. Доступ: http://
www.levada.ru/29-01-2015/my-ne-sharli (проверено 10.11.2015)

169
Полис. Политические исследования. 2016. № 1. C. 157-174
Пересмотр понимания прав и свобод человека актуализировал вопрос о соот-
ношении свободы, долженствования и ответственности: они должны существовать
в равновесии, поскольку являются истоками и основанием концепции прав и сво-
бод человека и когерентного ей способа политического развития. Сегодня отчетливо
прослеживаются тенденции крайнего толкования свободы: с одной стороны, ус-
ловность и индивидуализация истины, с другой – возвращение религиозных форм
мобилизации и солидарности, замещающих собой традиционные – гражданские
и политические.
Поиски социальной справедливости становятся катализаторами ши-
рокомасштабных и драматичных процессов в глобальных и локальных
проекциях. Справедливость сегодня является центральной точкой всех
политических и социальных дискуссий: не случайно главная мечта росси-
ян – мечта о справедливости [О чем мечтают… 2013]. Религиозные традиции
выступают в качестве ключевых трансляторов высших ценностей. В частности,
Коран считает справедливость высшим достоинством. И в Коране, и в Книге
хасидов это понятие употребляется очень часто, в Библии оно традиционно присут-
ствует как синоним правды. Примечательно обращение президента РФ в ценност-
но-стратегическом дискурсе к традиционному отечественному понятию Правды как
высшей категории трансцендентного происхождения, соединяющей в себе понятия
Правды-истины и Правды-справедливости как основы всего порядка жизнеустро-
ения: “…уважение к закону возникает только тогда, когда он один для всех, всеми
соблюдается и в основе его – правда”16.
Политико-институциональная сторона религиозного присутствия может быть
рассмотрена и как деятельность религиозных институтов в поле публичной полити-
ки, и как использование религиозной идеологии и риторики в качестве легитимации
деятельности различных политических субъектов, и как соотношение светских
и религиозных институтов и соответственно государственной политики. Следует
подчеркнуть, что в России Церковь как институт пользуется колоссальным дове-
рием как один из субъектов, конституирующих социальное пространство России
(в историко-цивилизационной проекции и в его современном статусе, включая
морально-нравственную и ценностно-охранительную функции). В целом же духов-
ное влияние религии не ограничивается пределами ее институциональных форм,
а увлечение формальной стороной религиозности не является показателем воцерков-
ленности или соответствия статусу “верующего”. Высокая легитимность Церкви как
института предполагает и значительные ее возможности как субъекта социально-по-
литического целеполагания, способного артикулировать проблемы, участвовать в их
решении и формулировать долговременные стратегии социального развития. Не
случайно крайняя форма светскости одобряется только третью россиян, тогда как
большинство считает нужной и социально позитивной деятельность религиозных
организаций, в первую очередь в духовно-нравственной сфере, в сфере милосердия
и благотворительности, сфере культуры и сохранения культурного наследия17.
16 Путин В.В. Россия сосредотачивается – вызовы, на которые мы должны ответить. – Известия. 16.01.2012.
17 Церковь представляется россиянам одним из наиболее важных социальных и политических институ-
тов с высокой степенью авторитета и уровнем поддержки. Ей доверяют 50% наших сограждан и, есте-
ственно, наиболее высок уровень доверия к Церкви как институту в среде приверженцев православия –
60%. Достаточно высок уровень доверия к Церкви у мусульман – 37%. Во внеконфессиональной группе
Церкви доверяет каждый четвертый и даже среди атеистов – каждый пятый. Несмотря на достаточно
высокий уровень доверия к другим институтам гражданского общества (35% поддержки), Церковь
является единоличным лидером, что свидетельствует о ее легитимности в глазах россиян и о том высо-
ком социальном ожидании, которое связывается с деятельностью религиозных институтов в том числе
в проекции обеспечения единства [см.Российское общество… Книга вторая. 2015: 233-293].

170
Теоретическая политология
Polis. Political Studies. 2016. No. 1. P. 157-174
Проблема исследования социокультурных смыслов и религиозных ре-
ференций в современном политическом знании отражает многомерность
их присутствия в политической реальности. Несмотря на болезненность
и актуальность звучания проблематики, налицо необходимость новых эпи-
стемологических подходов к интерпретации политических изменений сквозь
призму социокультрной и религиозной окрашенности, замены нормативной
логики на нелинейную: “Мы вступаем в период испытаний. Его последствия
неопределенны. Мы не знаем, какой тип исторической системы придет на
смену ныне существующему. Но мы наверняка знаем, что та своеобразная
система, современниками которой мы являемся… не способна более функцио-
нировать” [Валлерстайн 2004: 103]. Этот драматический вывод предопределяет
поиск новых объяснительных схем политического процесса, включающих
в концептуальное поле политических теорий социокультурные параметры,
отражающие в том числе и новые значения религиозной референции.
Ахременко А.С. 2012. Политический анализ и прогнозирование. Учебное пособие.
М.: Издательство Московского университета. 472 с.
Ахременко А.С., Петров А.П. 2014. Институциональное инвестирование и эффек-
тивность общественной системы: опыт математического моделирования. – МЕТОД:
Московский ежегодник трудов из обществоведческих дисциплин. Вып.4. М.: ИНИОН
РАН. С. 62-82.
Бек У. 2009. Инсценировка глобальных рисков. – UNION Magazine / СОЮЗ во имя
будущего. №1. С.14-30.
Белл Д. 2010. Демократия и правда: великая дилемма нашего времени. –
Демократия и модернизация. К дискуссии о вызовах ХХI века (под ред. В.Л. Иноземцева).
М.: Издательство Европа. С.13-27.
Бешлер Ж. 1994. Демократия. Аналитический очерк. М.: UNESCO. 208 с.
Валлерстайн И. 2004. Конец знакомого мира: Социология XXI века. М.: Логос. 368с.
Гаман-Голутвина О.В. 2008. Новые измерения в понимании политической культу-
ры: роль социокультурной составляющей. – Россия в современном диалоге цивилизаций.
М.: Культурная революция. С. 99-117.
Демократия и модернизация. К дискуссии о вызовах ХХI века (под ред. В.Л.Инозем-
цева). М.: Издательство Европа. 318 с.
Инглхарт Р. 2010. Модернизация и демократия. – Демократия и модернизация. К дис-
куссии о вызовах ХХI века (под ред. В.Л. Иноземцева). М.: Издательство Европа. С.163-183.
Культура имеет значение. Каким образом ценности способствуют общественному
прогрессу. Антология (под ред. С.Хантингтона, Л.Гаррисона). 2002. M.: Московская
школа политических исследований. 320с.
Лебедев С.Д. 2007. Религиозный ренессанс как социальная реальность: к деми-
фологизации понятия. – Социологический журнал. №2. С.24-36.
Лукач Д. 1991. К онтологии общественного бытия. Пролегомены. М.: Прогресс. 417с.
Мафессоли М. 1991. Околдованность мира или божественное социальное. –
Социо-логос (под ред. В.В.Винокурова). М.: Прогресс. С.274-284.
Многоликая глобализация. Культурное разнообразие в современном мире (под ред.
П.Бергера и С.Хантингтона). 2004. М.: Аспект Пресс. 379с.
Неклесса А.И. 2001. A la carte. – Полис. Политические исследования. №3. С. 34-47.
Нефедов С. 2011. Постижение истории. – Эксперт. №1. С.16-20. Доступ: http://
expert.ru/expert/2011/01/postizhenie-istorii/ (проверено 05.12.2015)
О чем мечтают россияне: идеал или реальность (под ред. М.К.Горшкова, Р.Крумма,
Н.Е.Тихоновой). 2013. М.: Весь Мир. 400с.
Олбрайт М. 2007. Религия и мировая политика. М.: Альпина Бизнес Букс. 352с.

171
Полис. Политические исследования. 2016. № 1. C. 157-174
Пантин В.И., Лапкин В.В. 2014. Историческое прогнозирование в ХХI веке: Циклы
Кондратьева, эволюционные циклы и перспективы мирового развития. Дубна: Феникс+. 456с.
Политическая идентичность и политика идентичности: в 2т. Т.1. Идентичность
как категория политической науки: словарь терминов и понятий (отв. ред.
И.С.Семененко). 2011. М.: РОССПЭН. 208с.
Политическая идентичность и политика идентичности: в 2т. Т.2. Идентичн
Идентичность и социально-политические изменения в XXI веке (отв. ред.
И.С.Семененко). 2012. М.: РОССПЭН. 471с.
Политические изменения в глобальном мире: теоретико-методологические проблемы
анализа и прогнозирования (ред. И.С.Семененко, В.В.Лапкин, В.И.Пантин). 2014. М.:
ИМЭМО РАН. 218 с.
Российская повседневность в условиях кризиса (под ред. М.К.Горшкова, Р.Крумма,
Н.Е.Тихоновой). 2009. М.:Альфа-М. 272с.
Россия в Европе: по материалам международного социологического проекта
“Европейское социальное исследование” (под ред. А.В.Андреенковой и Л.А.Беляевой).
2009. М.: Academia. 384с.
Российское общество и вызовы времени. Книга первая (под ред. Горшкова М.К.,
Петухова В.В.). М.: Весь Мир. 2015. 336с.
Российское общество и вызовы времени. Книга вторая (под ред. Горшкова М.К.,
Петухова В.В.). М.: Весь Мир. 2015. 432с.
Соловьев А. 2001. Политическая идеология: логика исторической эволюции. –
Полис. Политические исследования. №2. С.5-24.
Тоффлер Э. 1999. Третья волна. М.: АСТ. 261с.
Тоффлер Э., Тоффлер Х. 2008. Революционное богатство. Как оно будет создано
и как оно изменит нашу жизнь. М.: АСТ: Профиздат. 569с.
Хабермас Ю. 2008. Против “воинствующего атеизма”. “Постсекулярное” об-
щество – что это такое? – Русский журнал. Доступ: http://www.russ.ru/pole/Protiv-
voinstvuyuschego-ateizma (проверено 05.12.2015)
Хантингтон С. 2003. Третья волна. Демократизация в конце XXвека. М.:
РОССПЭН. 368с.
Хантингтон С. 2004. Политический порядок в меняющихся обществах. М.:
Прогресс – Традиция. 480с.
Хардт М., Негри А. 2006. Множество: война и демократия в эпоху империи. М.:
Культурая революция. 559с. .
Чешков М. 2000. Болезнь серьезнее, чем кажется. – Pro et Contra. Т.5. №3. С.198-201.
Anwar A., Chivers C. 2007. Une occasion manquée. Autorité locales et dialogue interre-
ligieux: une perspective britannique. – Des dieux dans la ville. Le dialogue interculturel et interre-
ligieux au niveau local. Strasbourg: Editions du Conseil de l’Europe. P.159-197.
Beck U. 2004. La société du risque. Sur la voie d’une autre modernité. Paris: Flammarion. 522 р.
Berger P.L. 2001. Le Réenchantement du monde. Paris: Bayard. 184р.
Bernardi B.1999. La démocratie. Paris: GF-Flammarion. 255р.
Canet R.l., Duchastel J. 2003. La nation en débat. Entre modernité et postmodernité.
Outremont: Athéna Éditions. 192р.
Castells M. 1999. L’ère de l’information. Tome 2. Le pouvoir de l’identité. Paris: Fayard. P. 538.
Eisenstadt S.N. 2000. Multiple Modenities. – Daedalus. Vol.129. No.1. Р.1-29.
Eisenstadt S.N. 2001. The Civilizational Dimension of Modernity: Modernity as
a Distinct Civilization. – International sociology. Vol.16. No.3. Р.320-340.
Eisenstadt S.N. 2003. Comparative Civilizations and Multiple Modernities. Leiden, Boston:
Brill. 564p.
Globalization theory: approaches and controversies (ed. by D. Held, A.McGrew). 2007.
Cambridge: Polity Press. 288 p.

172
Теоретическая политология
Polis. Political Studies. 2016. No. 1. P. 157-174
Identity, Culture and Globalization (ed. by E.Ben-Rafael, Y.Sternberg). 2001. Leiden:
BRILL. 698 р.
Norris P., Inglehart R. 2004. Sacred and Secular. Religion and Politics Worldwide.
Cambridge: Cambridge University press. 329р.
Ollivier B. 2009. Les identités collectives à l’heure de la mondialisation. Paris: CNRS
éditions. 152 p.
Robertson R., Chirico J. 1985. Humanity, Globalization, and Worldwide Religious
Resurgence: a Theoretical Exploration. – Sociological Analysis. Vol. 46. No.3. P.219-242.
Rosanvallon P. 2006. La contre-démocratie: la politique à l’âge de la défiance. Paris:
Éditions du Seuil. 345р.
Stieglitz J.E. 2005. The Overselling of Globalization. – Globalization: What’s New? (ed.
by Weinstein M.M.). N.Y.: Columbia University Press. P.228-261.
Wilson B. 1966. Religion in Secular Society: a Sociological Comment. L.:Watts. 253р.
DOI: 10.17976/jpps/2016.01.11
SOCIOCULTURAL MEANINGS OF POLITICS:
NEW LOGIC OF INTERPRETATION AND RELIGIOUS REFERENCES
M.M.Mchedlova1, 2
1Institute of Sociology, Russian Academy of Sciences. Moscow, Russia
2Peoples’ Friendship University of Russia. Moscow, Russia
MCHEDLOVA Mariya Miranovna, Dr. Sci. (Pol. Sci.), Professor, Chief Research Fellow, Institute of Sociology, Russian
Academy of Sciences, Professor, Comparative Political Science Department, Peoples’ Friendship University of Russia. Email:
mchedlova@yandex.ru
Received: 28.10.2015. Accepted: 11.11.2015
Abstract. Extension of the theory of politics to include sociocultural meanings in its explanatory scheme
reflects the current uncertainty of its theoretical and methodological foundations, politico-institutional
references, political and ideological implications. Fluctuation of the contours of the “familiar world”
corresponds to rising distrust in the existing institutions and actors, suggesting a crisis of their legitimacy
and eectiveness. A qualitatively new nature of conflict in society, archaization of political ideologies and
practices, transformation of the structures of social and power configurations indicate a change in the
reference values of load-bearing structures of political life, reflexive schemes and ideological intentions.
Redefinition of the standard linear epistemes and ideological discourses of modernity is accompanied by
incorporation of socio-cultural referents and new references of modernity into the theoretical constructs.
Religion ceases to be just a private aair of a particular person, and returns to the public space in various
forms, reflecting the diversification and diversity of the semantic and practical presence in the theoretical
schemes and political practices. Many political issues acquire social resonance only because they are
given a religious meaning, whereas religious intentions are in demand primarily in the political space. The
religious reference is perceived dierently in the modern world, causing controversy and debate about
the prospects for human development, actualizing new methodological and ideological constructions.
Keywords: politics; epistemology; reference; religion; diversity; modernization; changes; democracy;
identity; sociocultural factors and meanings.
References
Akhremenko A.S. Politicheskii analiz i prognozirovanie. Uchebnoe posobie [Akhremenko A.S. Political
Analysis and Forecasting. Tutorial]. Moscow: Publishing Moscow State University. 2012. 472 p. (In Russ.)
Akhremenko A.S., Petrov A.P. Institutsional’noe investirovanie i eektivnost’ obshchestvennoi sistemy:
opyt matematicheskogo modelirovaniya [Institutional Investment and the Eectiveness of the Social System:
the Experience of Mathematical Modeling]. – METOD: Moskovskii ezhegodnik trudov iz obshchestvovedcheski-
kh distsiplin [METHOD: Moscow Yearbook Works of Social Science Disciplines]. Vol.4. Moscow: INION
RAS. 2014. P.62-82. (In Russ.)
Albright M. The Mighty and the Almighty. Reflections on America, God, and World Aairs. (Russ. ed.:
Albright M. Religiya i mirovaya politika. Moscow: Alpina Publishers. 2007. 352p.)

173
Полис. Политические исследования. 2016. № 1. C. 157-174
Anwar A., Chivers C. Une occasion manquée. Autorité locales et dialogue interreligieux: une perspective
britannique. – Des dieux dans la ville. Le dialogue interculturel et i nterrel igieux au niv eau loca l. Strasbourg: Editions
du Conseil de l’Europe. 2007. P.159-197.
Bechler J. Democracy. Analytical essay. (Russ. ed.: Bechler J. Demokratiya. Analiticheskii ocherk. Moscow:
UNESCO. 1994. 208 p.)
Beck U. La société du risque. Sur la voie d’une autre modernité. Paris: Flammarion. 2004. 522 р.
Beck U. Staging of global risks. (Russ. ed.: Beck U. Instsenirovka global’nykh riskov. – UNION Magazine
/ SOYuZ vo imya budushchego. 2009. №1. С.14-30.)
Bell D. Democracy and Truth: the Great Dilemma of Our Time. (Russ .ed.: Bell D. Demokratiya i pravda:
velikaya dilemma nashego vremeni. – Demokratiya i modernizatsiya. K diskussii o vyzovakh XXI veka (ed. by
V.L.Inozemtsev). Moscow: Europe Publishing House. 2010. P.13-26.)
Berger P.L. Le Réenchantement du monde. Paris: Bayard. 2001. 18 4р.
Bernardi B. La démocratie. Paris: GF-Flammarion. 1999. 255р.
Canet R.l., Duchastel J. La nation en débat. Entre modernité et postmodernité. Outremont: Athéna Éditions.
2003. 192р.
Castells M. L’ère de l’information. Tome 2. Le pouvoir de l’identité. Paris: Fayard. 1999. P. 538.
Cheshkov M. The disease is more serious than it seems. – Pro et Contra. 2000. Vol.5. No.3. P.198-201.
(In Russ.)
Culture Matters: How Values Shape Human Progress (ed. by L.Harrison, S.Huntington). (Russ. ed.:
Kul’tura imeet znachenie. Kakim obrazom tsennosti sposobstvuyut obshchestvennomu progressu. Antologiya (ed.
by S.Huntington, L.Harrison). Moscow: The Moscow School of Political Studies. 2002. 320 p.)
Demokratiya i modernizatsiya. K diskussii o vyzovakh XXI veka (ed. by V.L.Inozemtsev) [Democracy and
Modernization. Discussion on the Challenges of the XXI Century (ed. by V.L.Inozemtsev)]. Moscow: Europe
Publishing House. 2010. 318 p. (In Russ.)
Eisenstadt S.N. Multiple Modenities. – Daedalus. 2000. Vol.129. No.1. Р.1-29.
Eisenstadt S.N. The Civilizational Dimension of Modernity: Modernity as a Distinct Civilization. –
International Sociology. 2001. Vol.16. No.3. Р.320-340.
Eisenstadt S.N. Comparative Civilizations and Multiple Modernities. Leiden, Boston: Brill. 2003. 564p.
Gaman-Golutvina O.V. Novye izmereniya v ponimanii politicheskoi kul’tury: rol’ sotsiokul’turnoi
sostavlyayushchei [New Dimensions in Understanding the Political Culture: the Role of Socio-Cultural
Component]. – Rossiya v sovremennom dialoge tsivilizatsii [Russia in the Contemporary Dialogue of
Civilizations]. Moscow: Publ. Cultural Revolution. 2008. P.99-117. (In Russ.)
Globalization Theory: Approaches and Controversies (ed. by D.Held, A.McGrew). 2007. Cambridge: Polity
Press. 288 p.
Habermas J. “Post-Secular” Society – What Is It? (Russ. ed.: Habermas J. Protiv “voinstvuyushchego
ateizma” “Postsekulyarnoe” obshchestvo – chto eto tako e? – Russian Journal. 2008. URL: http://www.russ.
ru/pole/Protiv-voinstvuyuschego-ateizma (accessed 05.12.2015))
Hardt M., Negri A. Multitude: War and Democracy in the Age of Empire. (Russ. ed.: Hardt M., Negri A.
Mnozhestvo: voina i demokratiya v epokhu imperii. Moscow: Kul’turnaya revolyutsiya Publishers. 200 6. 559p.)
Huntington S.P. The Third Wave Democratization in the Late Twentieth Century. (Russ. ed.: Huntington
S.P. Tret’ya volna. Demokratizatsiya v kontse XX veka. Moscow: ROSSPEN Publishers. 2003. 368p.)
Huntington S.P. Political Order in Changing Societies. (Russ. ed.: Huntington S.P. Politicheskii poryadok
v menyayushchikhsya obshchestvakh. Moscow: Progress Publishers. 2004. 480p.)
Identity, Culture and Globalization (ed. by E.Ben-Rafael, Y.Sternberg). 2001. Leiden: BRILL. 698 р.
Inglehart R.F. Modernization and democracy. (Russ. ed.: Inglehart R.F. Modernizatsiya i demokra-
tiya. – Demokratiya i modernizatsiya. K diskussii o vyzovakh XXI veka (ed. by V.L.Inozemtsev). Moscow: Europe
Publishing House. 2010. P.163-183.)
Lebedev S.D. Religious Renaissance as a Social Reality: a Demythologizing of the Concept. – Sociological
Journal. 2007. No.2. P.24-36. (In Russ.)
Lukács G. Ontology of social being. (Russ. ed.: Lukács G. K ontologii obshchestvennogo bytiya. Prolegomeny.
Moscow: Progress Publishers. 1991. 417p.)
Maesoli M. Enchantement du monde ou d’une divine sociale. (Russ. ed.: Maesoli M. Okoldovannost’
mira ili bozhestvennoe sotsial’noe. – Sotsio-logos: sotsiologiya, antropologiya, metafizika. Moscow: Progress
Publishers. 1991. Issue 1. P.274-283.)
Many Globalization. Cultural Diversity in the Contemporary World (ed. by P.L.Berger, S.P.Huntington).
(Russ. ed.: Mnogolikaya globalizatsiya. Kul’turnoe raznoobrazie v sovremennom mire (ed. by P.Berger,
S.Huntington). Moscow: Aspect Press. 2004. 379p.)

174
Теоретическая политология
Polis. Political Studies. 2016. No. 1. P. 157-174
Nefedov S. A Study of History. – Expert. 2011. No.1. P.16-20. (In Russ.) URL: http://expert.ru/
expert/2011/01/postizhenie-istorii/ (accessed 05.12.2015)
Neklessa A.I. A la carte. – Polis. Political Studies. 2001. No.3. P.34-47. (In Russ.)
Norris P., Inglehart R. Sacred and Secular. Religion and Politics Worldwide. Cambridge: Cambridge
University press. 2004. 329р.
O chem mechtayut rossiyane: ideal ili real’nost’ (ed. by M.K.Gorshkov, R.Krumm, N.E.Tikhonova) [What the
Russians Dream: the Ideal and Reality (ed. by M.K.Gorshkov, R.Krumm, N.E.Tikhonova)]. Moscow: Ves’
Mir. 2013. 400p. (In Russ.)
Ollivier B. Les identités collectives à l’heure de la mondialisation. Paris: CNRS éditions. 2009. 152 p.
Pantin V.I., L apkin V.V. Istoricheskoe prognozirovanie v XXI veke: Tsikly Kondrat’eva, evolyutsionnye tsikly
i perspektivy mirovogo razvitiya [Pantin V.I., Lapkin V.V. Historical Forecasting in the Twenty-First Century:
the Kondratiev Waves, Evolutionary Cycles and World Vision]. Dubna: Phoenix+. 2014. 456p. (In Russ.)
Politicheskie izmeneniya v global’nom mire: teoretiko-metodologicheskie problemy analiza i prognoziro-
vaniya (eds. I.S.Semenenko, V.V.Lapkin, V.I.Pantin) [Political Change in a Global World: Theoretical and
Methodological Problems of Analysis and Forecasting (eds. I.S.Semenenko, V.V.Lapkin, V.I.Pantin)].
Moscow: IMEMO RAN. 2014. 218 р. (In Russ.)
Politicheskaya identichnost’ i politika identichnosti: (in two volumes). Volume One. Identichnost’ kak kat-
egoriya politicheskoi nauki: slovar’ terminov i ponyatii (ed. by I.S.Semenenko) [Political Identity and Identity
Politics (in Two Volumes). Volume One. Identity as a Category of Political Science: a Glossary of Terms and
Concepts (ed. by I.S.Semenenko)]. Moscow: ROSSPEN Publishers. 2011. 208p. (In Russ.)
Politicheskaya identichnost’ i politika identichnosti: (in two volumes). Volume Two. Identichnost’ i sotsial’no-
politicheskie izmeneniya v XXI veke (ed. by I.S.Semenenko) [Political Identity and Identity Politics (in Two
Volumes). Volume Two. Identity and Socio-Political Changes in the XXI Century (ed. by I.S.Semenenko)].
Moscow: ROSSPEN Publishers. 2012. 471p. (In Russ.)
Robertson R., Chirico J. Humanity, Globalization, and Worldwide Religious Resurgence: a Theoretical
Exploration. – Sociological Analysis. 1985. Vol. 46. No.3. P.219-242.
Rosanvallon P. La contre-démocratie: la politique à l’âge de la défiance. Paris: Éditions du Seuil. 2006. 345 р.
Rossiiskaya povsednevnost’ v usloviyakh krizisa (ed. by M.K.Gorshkov, R.Krumm, N.E.Tikhonova) [Russian
Daily Life in Times of Crisis (ed. by M.K.Gorshkov, R.Kr umm, N.E.Tikhonova)]. Moscow: Alfa-M. 2009.
272p. (In Russ.)
Rossiiskoe obshchestvo i vyzovy vremeni. Kniga pervaya (ed. by M.K. Gorshkov, V.V.. Petukhov) [Russian
Society and the Challenges of the Time. Book One (ed. by M.K.Gorshkov, V.V.Petukhov)]. Moscow: Ves’
Mir. 2015. 336p. (In Russ.)
Rossiiskoe obshchestvo i vyzovy vremeni. Kniga vtoraya (ed. by M.K.Gorshkov, V.V..Petukhov) [Russian Society
and the Challenges of the Time. Book Two (ed. by M.K.Gorshkov, V.V.Petukhov)]. Moscow: Ves’ Mir.
2015. 432p. (In Russ.)
Rossiya v Evrope: po materialam mezhdunarodnogo sotsiologicheskogo proekta “Evropeiskoe sotsial’noe issle-
dovanie” (ed. by A.V.Andreenkova, L.A.Belyaeva) [Russia in Europe: Based on the International Sociological
Project “European Social Survey” (ed. by A.V.Andreenkova, L.A.Belyaeva)]. Мoscow: Academia. 2009.
384p. (In Russ.)
Solovyov A.I. Political Ideology: the Logic of Historical Evolution. – Polis. Political Studies. 2001. No.2.
P.5-24. (In Russ.)
Stieglitz J.E. The Overselling of Globalization. – Globalization: What’s New? (ed. by Weinstein M.M.).
New York: Columbia University Press. 2005. P. 228-261.
Toer A. The Third Wave. (Russ. ed.: Toer A. Tret’ya volna. Moscow: AST. 1999. 261p.)
Toer A., Toer H. Revolutionary Wealth. How It Will Be Created and How It Will Change Our Lives.
(Russ. ed.: Toer A., Toer H. Revolyutsionnoe bogatstvo. Kak ono budet sozdano i kak ono izmenit nashu
zhizn’. Moscow: AST:AST-Moscow: Profizdat. 2008. 569p.)
Wallerstein I. The End of the World as We Know It: Social Science for the Twenty-First Century. (Russ.
ed.: Wallerstein I. Konets znakomogo mira: Sotsiologiya XXI veka. Moscow: Logos. 2004. 368 p.)
Wilson B. Religion in secular society: a sociological comment. L.:Watts. 1966. 253р.