Content uploaded by Vlad Prokopenko
Author content
All content in this area was uploaded by Vlad Prokopenko on Dec 31, 2013
Content may be subject to copyright.
Слово о сущем в философии
Аристотеля
В.В. Прокопенко
Вопросы о том, что такое сущее, что значит «быть», что именно
есть и каким способом существующее существует, занимают централь-
ное положение в теоретической философии Аристотеля. Представле-
ние категории сущего в философии Аристотеля можно назвать фунда-
ментальным для всей западной метафизической традиции. Обсужде-
ние, комментирование и критика аристотелевских высказываний о су-
щем еще в Перипатосе сложились в богатейшую традицию, которая
пополняется и сегодня, не менее активно, чем в древности или сре-
дневековье. Современная литература по этим вопросам практически
необозрима: к примеру, «вашингтонская библиография» Аристотеля
(University of Washington), включающая литературу на основных ев-
ропейских языках за период с 1954 по 2004 г., насчитывает около сотни
(99) названий по проблеме сущего у Аристотеля (выделим наиболее
фундаментальные и получившие широкий отклик работы Р.Дэнси [18]
и Дж. Оуэнса [20], к которым добавим обобщающий труд Ч.Кана об
использовании глагола «быть» в греческом языке [19]).
В отечественной историко-философской литературе интерес к дан-
ной проблеме заметно оживился в последние годы, что, не в после-
днюю очередь, связано с работой по совершенствованию украинской
философской терминологии, предпринятой группой философов и фи-
лологов, объединившихся вокруг журналов «Sententiae», «Фiлософ-
ська думка» и издательства «Дух i Лiтера». Знаковым событием в
их деятельности стал выход в свет первого тома украиноязычной вер-
сии «Европейского словаря непереводимостей», в котором вопросу о
сущем у Аристотеля посвящена фундаментальная статья Барбары
Актуальнi проблеми духовностi:
зб. наук. праць / Ред.: Я.В. Шрамко
Вип. 13. — Кривий Рiг, 2012, 3–14 3
4О сущем в философии Аристотеля
Кассен [7, с. 127-139]. В свете планов по дальнейшему переводу сочине-
ний Аристотеля на украинский язык большой интерес представляют
варианты перевода аристотелевских терминов, предложенные в статье
Ирины Листопад [10].
C нашей стороны было бы самонадеянным претендовать на пол-
ное и окончательное раскрытие темы сущего у Аристотеля, потому
мы ограничимся одной только терминологической стороной вопроса.
Это не означает, что мы разделяем принципы радикальной «логологи-
ческой» идеологии Б. Кассен и ее сторонников1. Для нас внимание к
терминологической стороне вопроса — необходимое условие историче-
ской корректности исследования, а ее игнорирование приводит к тому,
что в некоторых современных исследованиях место собственно аристо-
телевской мысли занимают ее более поздние, чаще всего — схоластиче-
ские, интерпретации. Из множества текстов Аристотеля мы обраща-
емся к тем, в которых проблематика сущего является доминирующей:
очевидно, что это «Метафизика», в особенности книги Γи∆, а также
«Категории» (главы 4 и 5).
Суждения Аристотеля о сущем с терминологической стороны во
многом объективно определяются возможностями греческого языка.
Прежде всего, это касается глаголов, которые мы знаем, как «быть»
и «существовать»: в греческом языке нет двух различных глаголов
для выражения понятий бытия и существования, как в русском или
других новых языках, поэтому при чтении аристотелевских текстов
нам придется руководствоваться «правилом Германна» (Карл Фри-
дрих Германн, немецкий филолог, ввел это правило в 1801 году), со-
гласно которому глагол εἰμί прочитывается и как «быть», и как «су-
ществовать», в зависимости от контекста. Эта особенность греческо-
го языка, выражающая нераздельность бытия в мышлении ранних
греческих философов и уходящего в архаику греческого видения ко-
1Логология у Б. Кассен используется не в традиционном значении учения о Ло-
госе в христологии Нового Завета. Под влиянием позднего Хайдеггера, семинары
которого она посещала, Кассен пришла к убеждению, что дискурс не является
репрезентацией реальности, наоборот, сам дискурс создает бытие, и потому его
значение понимается только задним числом, из мира, который этим дискурсом
создается. «Я предлагаю назвать логологией, термином, заимствованным у Нова-
лиса, это восприятие онтологии как дискурса, это настоятельное указание на пер-
формативную автономность языка и на порождаемый им эффект мира» [8, с.10].
В академических кругах эти взгляды встретили настолько сильное неприятие, что
А.А. Россиус, известный филолог-классик, который и перевел процитированную
книгу на русский язык, даже назвал ее «настоящей гадостью» и «мошенничеством»
[12].
В.В. Прокопенко 5
смоса как единого и целостного, не мешала ни Анаксагору, ни даже
еще Платону. Однако когда Аристотель принимается за решение во-
проса о бытии посредством разработанного им метода различений и
классификаций (А.Ф.Лосев говорит о нем как о «дизъюнктивно-де-
скриптивном» методе), то перед ним возникают серьезные трудности,
связанные с невозможностью говорить о бытии в различных смыслах
относительно различных его форм. Особенно явными становятся эти
трудности в контексте специфического подхода Аристотеля к синтезу
определений, исходящему из наличного словоупотребления («о сущем
говорится в различных значениях» («Τὸ ὂν λέγεται πολλαχῶς» (Мета-
физика 1028a 10))2, заставляя вспомнить будущее витгенштейновское:
«значение есть употребление». Практики терминологического разли-
чения понятий бытия и существования, нетождественность которых
уже начинает осознаваться Аристотелем, в его время еще не было.
Аристотелю еще только предстояло найти слова для выражения этого
различия.
Там, где в переводах на русский язык (перевод А.В.Кубицкого,
отредактированный М.М. Иткиным) используются термины «бытие»
или «сущее», на английский — «being» (W. Ross), сам Аристотель ча-
ще всего употребляет слово εἶναι, «есть» (Метафизика 994a 27, 994b
26, 1007a 21), иногда — ὂν, (gen. ὂντος) (Метафизика 1008a 16), кото-
рое представляет собой причастие настоящего времени к εἰμί, «быть»,
так что «сущее» здесь никак не отличить от «бытия». Те случаи, в
которых перевод на новые языки позволяет предположить существо-
вание этого различения у Аристотеля, при ближайшем рассмотрении
оказываются модернизацией. Наиболее очевидный из таких случаев —
фрагмент (Метафизика 1017в), который в русском переводе звучит,
как «бытие и сущее означают», в английском — «Again, ”being“and
”that which is“, in these cases we have mentioned», у самого же Ари-
стотеля: «ἔτι τὸ εἶναι ση μαίνει καὶ τὸ ὂν». Аристотель использует εἶναι
иτὸ ὂν, различные по грамматике, но практически неразличимые по
значению, формы одного и того же слова. Ясно, что само бытие для
Аристотеля еще не субстантивировалось настолько, чтобы приобрести
в его лексиконе статус самостоятельного субъекта, ὂνομα, имени суще-
ствительного, и Аристотель чаще всего, говоря о бытии, пользуется
инфинитивной формой глагола «есть» — «ἐιμὶ» (Метафизика 1015b 5,
2Здесь и далее Аристотель цитируется указанием на пагинацию Беккера по
4-х томному изданию в переводе на русский язык под ред. В.Ф.Асмуса [2] и
З.Н. Микеладзе [1] и в переводе на английский язык под ред. Дж. Барнса [15]. Гре-
ческий текст цитируется по изданию Aristotelis Opera [14].
6О сущем в философии Аристотеля
1040a 15, 1040b 25, 1048a 30, 1079a 15), иногда ὐπάρχω (ὐπάρχειν) (Ме-
тафизика 1011b 21, 1012a 30, 1028a 35). Недостающую определенность
глаголов Аристотель часто пытается восполнить введением согласо-
ванных слов, как, например, в случае использования словосочетания
εἶναι ἁπλῶς — «быть вообще», когда εἶναι приобретает смысловую опре-
деленность «быть чем-то или как-то определенным».
Τὸ ὂν, сущее, Аристотель не включает в перечень своих десяти ка-
тегорий именно потому, что оно не высказывается ни о чем в качестве
признака. Сказать «Сократ существует» означает то же самое, что
сказать просто «Сократ» — предикат существования не делает выска-
зывание более содержательным. По замечанию Гилберта Райла,
В его [Аристотеля — В.П.] время слово «категория» означало то же,
что наше слово «предикат» со всей неясностью и двусмысленностью
этого существительного. Но перечень категорий у Аристотеля не яв-
лялся словарем всех существующих предикатов. Во всяком случае,
было бы правдоподобным предположить, что сам Аристотель заду-
мал его как перечень предельных типов предикатов [11, с.328].
Сущее как таковое (сущее как сущее), τὸ ὂν ᾗ ὂν (Метафизика 1003a
21) должно, как считает Аристотель, изучаться особой наукой, первой
философией, поскольку она ищет высшие начала и первые причины,
а отдельные науки, такие, как физика и математика, изучают только
отдельные виды сущего, а не сущее как таковое. Это суждение, как и
вся первая глава книги Γ, дают возможность понять Аристотеля так,
как в будущем его поймет Фома: наряду с отдельными вещами суще-
ствует некое высшее бытие, которое обладает более высоким уровнем
существования, чем отдельные его виды и единичные вещи, по отно-
шению к которым это высшее бытие выполняет роль порождающего
начала.
Согласно этому бытие (esse) как «акт бытия» (actus essendi) есть прин-
цип действительности бытия, т.е. не только существования (экзистен-
ции), но также и всех актуально положенных в сущем содержаний
бытия или совершенств бытия (perfectiones essendi), а поэтому и всей
позитивности и актуальности, которая присуща сущему. Бытие есть
«perfectissimum», «actualitas omnium perfectionum» (цит. по: [9, c.75]).
Но ведь у самого Аристотеля вопрос о сущем разворачивается иначе:
Так вот, таким же точно образом и о сущем говорится в различных
значениях, но всякий раз по отношению к одному началу; [. . . ] Итак,
сущее и единое — одно и то же, и природа у них одна, поскольку они со-
путствуют друг другу так, как начало и причина, но не в том смысле,
что они выражаемы через одно и то же определение [.. .] Действи-
тельно, одно и то же — «один человек» и «человек», «существующий
В.В. Прокопенко 7
человек» и «человек», и повторение в речи «он есть один человек» и
«он есть человек» не выражает что-то разное (ясно же, что [«сущее»]
не отделяется [от «единого»] ни в возникновении, ни в уничтожении),
и точно так же «единое» [от «сущего» не отделяется]; так что очеви-
дно, что присоединение их не меняет здесь смысла и что «единое» не
есть здесь что-то другое по сравнению с сущим. Кроме того, сущность
каждой вещи есть «единое» не привходящим образом, и точно так же
она по существу своему есть сущее (Метафизика 1003b 5–33).
Для ответа на вопрос о существовании Аристотель привлекает еще
одно слово — ὀυσία, которое выступает синонимом указанного единого.
То единое, к которому сводятся значения сущего, — это сущность, как
обычно и переводят ὀυσία и Розанов, и Кубицкий в «Метафизике». А
единое составляет либо род, ἡν, сущность простая, либо отдельная ве-
щь, составная чувственная сущность, причем об отдельном существо-
вании родов Аристотель высказался достаточно определенно в своей
критике платонического учения об идеях: они не обладают отдельным
существованием. Для решения же вопроса о существовании сущности
Аристотель обращается к тому же методу разделения. Основные зна-
чения сущего таковы: привходящее (συμβεβηκώς), то есть случайные,
несобственные качества вещи; сущее в смысле истины и не-сущее в
смысле лжи; разные виды категорий: сколько категорий, столько и
типов высказывания о сущем; сущее в возможности и сущее в дей-
ствительности.
А.Л. Доброхотов утверждает, что понятие ὀυσία является ключом
к проблеме сущего не только для Аристотеля, но и для всей традиции
античной платонической мысли:
Сейчас важно отметить, что вопрос о том, что есть «сущее как су-
щее», Аристотель сводит к проблеме сущности (ousia). Эта позиция
характерна для всего классического платонизма, если так можно на-
звать триумвират Платона, Аристотеля и Плотина; она утвержда-
ет, что быть— значит быть смысловой определенностью и, с другой
стороны, обладать законченной смысловой определенностью — значит
быть [6, с. 90].
И действительно, если не преувеличивать степень отдаления Аристо-
теля от его учителя, как это часто было в отечественной литературе,
то станет ясно, что аристотелевская ὀυσία родственна с платоновским
εἶδος в главном — в невозможности принять существование, не соеди-
ненное со смысловой определенностью3.
3Здесь уместно вспомнить известное место из платоновского «Парменида»:
«— А относительно таких вещей, Сократ, которые могли бы показаться даже сме-
8О сущем в философии Аристотеля
Между тем, для нашего восприятия аристотелевского слова ὀυσία
более удобно и привычно понимание его не в единстве с породив-
шей этот концепт предшествующей традицией, а, скорее, в том набо-
ре смыслов и значений, которые оно приобрело в средние века. Клю-
чевым моментом в трансформации аристотелевского учения о суще-
ствовании (как и всей философии Аристотеля) был перевод сочинений
Аристотеля на латынь, предпринятый Боэцием в V веке н.э. Боэций
использовал для передачи смысла рассматриваемой категории термин
«substantia», что можно, в свою очередь, перевести, как «под-основа».
Термин «субстанция» вошел в общемировой философский лексикон и
большинством философов используется без перевода. Но при обратном
переводе на язык Аристотеля «под-основа» скорее была бы переда-
на как ὑποκείμενον, под-лежащее, нечто неопределенное и качественно
нейтральное4. Эта, не очень масштабная, аберрация смысла сделала,
однако, возможным представление о некой бескачественной сущности,
которая является источником существования для всякой качественной
определенной вещи. Как уже мы замечали выше, именно такое пре-
образование породило томистское толкование сущего, которое в корне
отличается от аристотелевского.
Аристотель же в употреблении понятия ὀυσία отталкивается от
наиболее употребительного, бытового, значения ее, как имущества, со-
шными, как, например, волос, грязь, сор и всякая другая не заслуживающая вни-
мания дрянь, ты тоже недоумеваешь, следует или нет для каждого из них при-
знать отдельно существующую идею, отличную от того, к чему прикасаются наши
руки? — Вовсе нет,— ответил Сократ,— я полагаю, что такие вещи только таковы,
какими мы их видим. Предположить для них существование какой-то идеи было
бы слишком странно. Правда, меня иногда беспокоила мысль, уж нет ли чего-либо
в этом роде для всех вещей, но всякий раз, как я к этому подхожу, я поспешно
обращаюсь в бегство, опасаясь потонуть в бездонной пучине пустословия» (Пар-
менид 130c 8 — 130d 8). В ответ на эти слова Сократ получает замечание, в котором
уже заключена вся будущая историческая эволюция платонизма в этом вопросе:
«— Ты еще молод, Сократ,—сказал Парменид, — и философия еще не завладела
тобой всецело, как, по моему мнению, завладеет со временем, когда ни одна из
таких вещей не будет казаться тебе ничтожной» (Парменид 130e).
4Введя соответствующий латинский эквивалент для ὑποκείμενον, substratus (по-
длежащее, букв. — подстилка: см. [5, с. 969]), Боэций не сделал отношение substantia
кὀυσία более ясным. Ситуация усугубилась еще больше в конце XIX века, когда при
переводе Аристотеля стали использовать для ὀυσία немецкий эквивалент Wesen,
откуда и появилась в русских переводах «сущность», термин, который еще менее,
чем substantia подходит для выражения аристотелевского слова. Как справедливо
замечает современный исследователь, термин «сущность» не выражает адекватно
смысл этой категории. Это подтверждается косвенно тем, что соответствующий
латинский термин «essentia» никогда не использовался для передачи категории
«ousia» (см.: [4]).
В.В. Прокопенко 9
стояния или богатства — именно в таком значении мы встречаем это
понятие у Геродота и Еврипида. И хотя в процессе постепенного прев-
ращения этого бытового слова в метафору и далее — в философское
понятие, оно, усилиями Аристотеля, приобретает все более широкий
спектр абстрактных смыслов, но, тем не менее, никогда не отрывается
от связи с предметным, качественным бытием. Это подтверждается и
самой этимологией слова: ὀυσία образована от того же глагола «быть»
и является particium praesens, причастием настоящего времени уже
известного нам глагола εἰμί, предполагая наличие согласованных слов
(быть чем-либо). Поэтому для Аристотеля неприемлемым является
предположение существования некоего высшего чистого и сверхкаче-
ственного бытия, подобного «необходимо сущему» у Аль-Фараби или
esse у Фомы, которое как чистый акт бытия, соответствующий глаголу
«быть», предшествует бытию той или иной определенной сущности.
Дискуссии вокруг вопроса о том, какой именно смысл вкладывал
Аристотель в слово ὀυσία не утихают уже несколько веков, а отно-
сительно рассуждения о первой и второй сущности в 5 книге «Кате-
горий» (Категории 2a 11–17) не без оснований сказано, что «интер-
претация этого пассажа является, возможно, наиболее дискутируемой
темой во всей истории философии, от эллинизма до современности»
[16, с. 211]. Дело в том, что в своих работах Аристотель использует
несколько десятков определений ὀυσία, но, подвергая эти определения
критическому исследованию, нигде не сообщает, какое именно следу-
ет считать верным. Так возникает вопрос: какое из определений ὀυσία
является для Аристотеля главным в решении вопроса о сущем? Боль-
шинство комментаторов Аристотеля склоняются к тому, что под су-
щностью он понимает единичную вещь, составную чувственную су-
щность (ὴ πρώτη ὀυσία), тогда как вторая сущность сводится к кате-
гориям качества. В такой трактовке позиции Аристотеля все отличие
его от Платона по вопросу существования общих сущностей сводится
к тому, что Аристотель будто бы полагает общие сущности существу-
ющими не вне отдельных вещей, но внутри них: не единое вне мно-
гого, но единое во многом. В силу своей простоты и понятности, эта
гипотеза оказалась весьма распространенной в широких кругах чита-
телей, в популярной и учебной литературе. У нее есть только один
недостаток — она сильно искажает действительное положение вещей
и, как замечает А. Юрченко, «эта позиция не выдерживает столкнове-
ния с высказываниями самого Аристотеля. А. Тренделенбург, излагая
сходную позицию в этом вопросе, заметил, что сам Аристотель с по-
добным мнением, скорее всего, не согласился бы» [13, с. 18].
10 О сущем в философии Аристотеля
Обратимся к широко известному рассуждению Аристотеля о значе-
ниях сущности, в котором он говорит, что из всех родов сущего самым
первым сущим (первым во всех отношениях) будет сущность, ибо толь-
ко она способна существовать самостоятельно и отдельно (Метафизика
1028a). О сущности говорят в четырех основных значениях: чтойность
(τό τὶ ἤν εἶναι), общее (κ˘αθόλου), род (γένος) и субстрат, или подле-
жащее (ὑποκείμενον). В свою очередь субстратом называется в одном
смысле материя (ὕλη), в другом — форма (μορφή, εἶδος), в третьем —
то, что из них состоит (Метафизика 1028b 35 — 1029а 5). В наиболь-
шей мере сущностью считается субстрат. Это то, о чем сказывается
все остальное и что само не сказывается ни о какой сущности, то есть
подлежащее, носитель качеств, отвечающий всегда на вопрос «что?»
и никогда — на вопрос «какой?». Из сказанного Аристотелем ясно, что
он никак не предполагает сведение всех четырех значений сущности к
одному, к единичной вещи. Еще более сложной становится ситуация,
когда мы вспоминаем о понятиях первой и второй сущности. Некото-
рые современные исследователи считают необходимым выразить ра-
зличие между первой и второй сущностью, разделив категорию ὀυσία
на субстанцию исущность, увеличив тем самым число Аристотеле-
вых категорий до одиннадцати: «если сопоставить разделение катего-
рии ”ousia“на первую ивторую с основным понятием философского
учения Аристотеля, то вторая, т. е. сущность в собственном смысле
слова, соответствует формам вещей, а первая, или субстанция —ве-
щам как соединению форм с материей» [4].
Аргументы против эффективности подобного расширения были
высказаны еще в 1862 году, в докторской диссертации Франца Брен-
тано, который убедительно обосновал невозможность сведения содер-
жания ὀυσία, так же, как и всех остальных категорий, к одному или
нескольким, раз и навсегда зафиксированным, значениям [17]. Так
происходит потому, что категории у Аристотеля всегда представле-
ны одновременно в логическом, грамматическом и онтологическом
смысле, и, в соответствии с контекстом, в котором речь идет о сущно-
сти, на первый план выходит то или иное их значение, связь между
которыми осуществляется через понятие бытия, но не прямо, а посред-
ством аналогии. Брентано говорит: «Таким образом, ясно, что ”бытие“
является омонимом для различных категорий, и что они поименованы
не случайно (homonyma apo tyches), но по аналогии» [17, с.66].
Массу вопросов и недоумений вызывает аристотелевское выраже-
ние τό τὶ ἤν εἶναι, которое А.В. Кубицкий передает, как «суть бытия»,
а А.Ф. Лосев как «чтойность», хотя понятно, что использование дан-
В.В. Прокопенко 11
ных эквивалентов является компромиссом между требованиями аде-
кватности греческому оригиналу и понятности его для современно-
го читателя. На трудности в переводе этого выражения указывал и
В.В. Розанов:
Термин этот впервые введен в философию Аристотелем и, подобно
некоторым другим его терминам, имеет странный, грамматически не-
обычайный склад. Понятие, в нем выраженное, имеет не только ва-
жное, но и господствующее значение в его системе [...] под сложным
выражением τό τὶ ἤν εἶναι скрывается понятие того, что впоследствии
схоластическая философия обозначила термином causa formalis, To
есть форма, но не как геометрическое очертание только, а как зижду-
щее начало всякого предмета или явления, как его понятие. Выраже-
ние это состоит из τὶ εἶναι иἤν. Imperf. здесь для того, чтобы показать,
что форма единичного предмета или явления существует не только в
текущий момент их пребывания, но что она из века была и предо-
пределяла это пребывание и, с другой стороны, что, когда единичная
реальная вещь исчезла, она еще продолжает существовать. Мы пере-
дали его выражение: «основание, в силу которого что-либо есть то,
что оно есть и чем было», потому что по своей общности оно ближе
всего определяет сущность каждой вещи или явления и указывает на
положение, которое занимает сущность по отношению к свойствам и к
другим сторонам бытия данной вещи или данного явления [3, с. 37-38].
В.В. Бибихин замечает, что в этом вопросе В.В.Розанов остановился
на полпути:
Предложенное им длинное «основание, в силу которого что-либо есть
то, что оно есть и чем было», он сам вскоре развертывает и упрощает.
Новая формулировка («то, что делает то, в чем оно есть, тем, что оно
есть») явно не окончательная. В таком виде его версия тоже зовет
думать и искать, показывает обещающую перспективу [3, с.11].
Эта перспектива, как становится ясно спустя более чем столе-
тие, существенно определяется собственной позицией исследователя.
В.В. Розанов, работая над переводом Аристотеля, был захвачен своей
концепцией, разрабатывавшейся им в труде «О понимании», и, вероя-
тно, именно этим объясняется его тезис о том, что вопросительным
местоимением Аристотель «вшифровал» в это выражение неустра-
нимость недоумения. Ж.-Ф. Куртин и А. Рейксбарон, авторы обсто-
ятельной статьи о выражении τό τὶ ἤν εἶναι в «Европейском словаре
философий» [7, с. 140–147], убедительно показывают, что существу-
ет множество (возможно, бесконечное) путей интерпретации данного
выражения, причем каждая из этих интерпретаций будет достаточно
обоснована, а несколько десятков из них уже реализованы в коммен-
таторской и исследовательской литературе. Весьма привлекательным,
12 О сущем в философии Аристотеля
емким и содержательно определенным выглядит предложенный пере-
водчиком статьи А. Паничем вариант украиноязычного эквивалента —
«чимбутнiсть».
Резюмируя со своей стороны все вышесказанное, мы утверждаем,
что, поскольку Аристотель приступает к вопросу о сущем в условиях
терминологической неопределенности, его позиция по вопросу о том,
что есть сущее, как это понятие соотносится с понятиями бытия, су-
щности, субстрата, рода и вида, так и остается окончательно не опреде-
ленной. Эта неопределенность носит принципиальный характер: Ари-
стотель не излагает завершенное учение о сущем, он исследует на-
званные понятия, почти никогда не останавливаясь на одном из по-
лученных результатов. Эта незавершенность вообще характерна для
творческой манеры Аристотеля, он часто завершает исследование кон-
статацией того, что «вопрос, как оказалось, труден». Всякая попытка
придать недостающую определенность мышлению Аристотеля может
быть (и почти всегда бывает) успешно оспорена. Но именно благодаря
исследовательской и языкотворческой деятельности Аристотеля ста-
ла возможной работа, начатая Марием Викторином и позже продол-
женная Боэцием, по переводу греческих слов в строгие философские
термины латыни, которые, утеряв богатство и даже избыточность со-
держания, вместо них приобретают в последующей философской речи
содержательную определенность, находят четкие границы объема и
выстраиваются в упорядоченное множество философского лексикона.
И задача историка философии состоит также в том, чтобы проследить
пути формирования этого лексикона. Это позволит нам лучше понять
не только греческих философов, стоявших в начале этого пути, но
и те процессы трансформации философского языка, которые сегодня
формируют панораму нашей философской ситуации.
Литература
[1] Аристотель. Категории // Аристотель. Сочинения. В 4-х т. —М. :
Мысль, 1978. — Т. 2. — С.51-91.
[2] Аристотель. Метафизика // Аристотель. Сочинения. В 4-х т. —
М. : Мысль, 1976. — Т. 1. — С. 63-369.
[3] Аристотель. Метафизика. — М.: Институт философии, теологии
и истории св. Фомы, 2006.
В.В. Прокопенко 13
[4] Борисов В.Н. О смысле категории «ousia» в философии
Аристотеля / [Электронный ресурс] // Вестник Самар-
ского государственного университета. Гуманитарная серия.
Философия. — 1996. — № 1. — Режим доступа: http://vestnik-
samgu.samsu.ru/gum/content/phyl.html
[5] Дворецкий И.Х. Латинско-русский словарь. — М. : Русский язык,
1976.
[6] Доброхотов А.Л. Категория бытия в классической западноевро-
пейской философии. — М. : Издательство Московского универси-
тета, 1986.
[7] Європейський словник фiлософiй: Лексикон неперекладностей. —
Т. I. — К. : Дух i Лiтера, 2009.
[8] Кассен Б. Эффект софистики. — М., СПб. : Московский филосо-
фский фонд; Университетская книга, 2000.
[9] Корет Э. Основы метафизики. — К. : Тандем, 1998.
[10] Листопад I. Пролегомени до перекладу «Категорiй». Український
переклад з огляду на латинський спадок // Фiлософська думка. —
2011. — № 2. — С. 93-105.
[11] Райл Г. Понятие сознания // Райл Г. Категории. — М. : Идея-
Пресс, 2000 — С. 323-338.
[12] Россиус А.А. Гуманитарное образование: порча изнутри / [Элек-
тронный ресурс] // Русский Журнал / Обзоры / Образование. —
2005. — Режим доступа: http://www.russ.ru/pole/Gumanitarnoe-
obrazovanie-porcha-iznutri
[13] Юрченко А.И. К проблеме категории «сущность» по «Категори-
ям» // Государство, религия, церковь в России и за рубежом. —
2009. — Специальный выпуск к № 1. — С. 15-41.
[14] Aristotelis opera: Vol. I–V. / [Ex regensione Immanuelis Bekkeri]. —
Berolini : Edidit Academia Regia Borussica, 1831–1870.
[15] Aristotle. The Complete Works of Aristotle. Revised Oxford Translati-
on / [Edited by Jonathan Barnes]. — Vol. 1–2. — Princeton : Princeton
University Press, 1984.
14 О сущем в философии Аристотеля
[16] Athanasopoulos K. Ousia in Aristotle’s Categories // Logique et Ana-
lyse. — 2010. — Vol. 53. — No. 210. — P.211-243.
[17] Brentano F. On the Several Senses of Being in Aristotle. — Berkeley;
Los Angeles; London : University of California Press, 1975.
[18] Dancy R. Aristotle and existence // Synthese. — 1983. — No. 54. —
P. 409-442.
[19] Kahn Ch. The Verb «Be» in Ancient Greek. — Indianapolis; Cambri-
dge : Hackett Publishing Companie, Inc., 2003.
[20] Owens J. The Doctrine of Being in the Aristotelian «Metaphysics». —
Toronto: Pontifical Institute of Mediaeval Studies, 1951.
Надiйшла до редакцiї 8 лютого 2012 р.